МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

РОССИЙСКОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО

IN MEMORIAM:

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ

Ульяновск

УлГТУ

2015

  2

УДК 101.9(082)(092)

ББК 87.3г(2)

И 57

Редакторы: М.П. Волков – д-р филос. наук, профессор кафедры

«Философия» УлГТУ,

Е.Ш. Ташлинская – канд. филос. наук, доцент кафедры

«Философия» УлГТУ.

IN MEMORIAM: ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ: сборник

памяти Белозерцева В.И. – Ульяновск : УлГТУ, 2015. – 329 с.

ISBN 978-5-9795-1407-9

Сборник подготовлен к 85-летию со дня рождения В.И. Белозерцева – вид-

ного советского и российского философа, оставившего яркий след в исследова-

нии природы техники, специфики техникознания, проблем технического творче-

ства как вида духовного производства, гуманитаризации технического образова-

ния и гуманизации профессиональной подготовки инженеров и др. Сборник от-

крывается текстом, в котором в концентрированном виде представлены взгляды

В.И. Белозерцева на предназначение философии, ее место в культуре и жизне-

деятельности человека. Специальный раздел образуют работы молодых иссле-

дователей, которым всегда много внимания уделял В.И. Белозерцев.

Статьи печатаются с максимально возможным сохранением авторского

стиля.

УДК 101.9(082)(092)

ББК 87.3г(2)

© Колл. авторов, 2015

ISBN 978-5-9795-1407-9 © Оформление. УлГТУ, 2015

И 57

  3

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ

  4

  5

СОДЕРЖАНИЕ

Волков М.П. В.И.Белозерцев: жизнь в науке ................................................. 8

Философия как форма духовного освоения культуры ......................... 13

Белозерцев В.И. Мысли о современной философии.................................... 14

Фаритов В.Т. Темпоральность и трансценденция как горизонт

дискурса о бытии (от Хайдеггера к Ницше)................................................. 21

Марковцева О.Ю. Феноменологическая диалектика связи абсолюта

и его истории в философии Г.В.Ф. Гегеля .................................................. 33

Брысина Т.Н. Онтологические основания философии ............................... 42

Дырдин А.А. Философская концепция жизни и смерти

в мире М.A. Шолохова ................................................................................... 53

Балаклеец Н.А. Субъект власти и политический дискурс:

способы детерминации ................................................................................... 64

Гильмутдинова Н.А. Метаморфозы нормы и отношения к ней................. 72

Ипполитов Г.М. Категория «исторический факт» в трактовке

советских ученых ........................................................................................... 83

Фаритов В.Т. Дискурс города и трансгрессия ............................................. 94

Перевалова Э.Н. Вехи и прорехи современного образования в России... 104

Романенкова О.В. Специфика преподавания гуманитарных дисциплин

в технических вузах в контексте концепции «языковых игр»

Л. Витгенштейна ............................................................................................ 111

Шигабетдинова Г.М. Партнерство: границы понятия............................... 118

Философия науки и техники

Проблемы технического творчества ........................................................ 127

Попов В.В. Влияние техники на интеллектуальный

потенциал общества ....................................................................................... 128

Петров В.П. Взаимосвязь реальных возможностей государства

с достижениями НТП – универсальный закон развития............................ 134

  6

Дедюлина М.А. Технологии в исследованиях

Д.Айди и А.Боргманна................................................................................... 140

Дик П.Ф. Соотнесение технического и духовного

в основе социальности .................................................................................. 148

Тихонов А.А. Техника и технология

как факторы когитогенеза ............................................................................. 158

Величко Л.М., Волохова Н.В. Деятельностный подход в постижении

природы техники: к проблеме эвристического потенциала ...................... 170

Данилов В. А. Ключевые слова как средства организации

сотрудничества в творческой группе .......................................................... 177

Волков М.П. Проблема социокультурной

детерминации генезиса науки ....................................................................... 183

Ташлинская Е.Ш. Ученый современного типа:

идеал и реальность ........................................................................................ 193

Федорова Ю.Ю. Феномен верующего ученого

и проблема когнитивной целостности личности ........................................ 206

Философские искания молодых ................................................................ 213

Федорова К. А. Элементы, формы и уровни

технического творчества ............................................................................... 214

Дулова М.В. К проблеме субъекта

научно-технического творчества .................................................................. 217

Алиева В.Ф. Критерии нового в технике

(памяти В. И. Белозерцева) ........................................................................... 221

Барт А.Д. Технический консерватизм как общественное явление .......... 227

Бодрякова А.В. Профессиональная культура

и ее роль в формировании профессиональных качеств специалиста ....... 231

Сазонов Д.И. Противоречия современной техногенной цивилизации

и необходимость гуманистического измерения научно-технического

прогресса ......................................................................................................... 234

Емелеева Л.Ф. Социально-философские идеи в экономических

концепциях средневековья (на основе произведений

  7

А. Блаженного и Ф. Аквинского) ................................................................. 237

Тимошин А.С. Русская социально-философская мысль о формах

понимания русской идентичности (на материале сб. «Вехи»)................. 250

Чечебейкина Е.Н. Двойственная природа человека:

эгоизм и альтруизм......................................................................................... 260

Кильянова И.Ю. Язык в межкультурной коммуникации:

проблемы и трудности ................................................................................... 268

Молотов Р.С. Язык как инструмент познания............................................ 273

Воспоминания .............................................................................................. 279

Каримова З.М. Воспоминания о В.И. Белозерцеве:

студенческие годы ......................................................................................... 280

Дряхлов Н.И. Большой человек и большой ученый, образец

для подражания ............................................................................................. 284

Егоров Ю.Н. Об общественной деятельности профессора

В.И.Белозерцева ............................................................................................. 286

Волков М.П. Владимир Ильич Белозерцев: каким он остался

в моей памяти ................................................................................................. 292

Бажанов В.А. Владимир Ильич Белозерцев: каким я его помню ............. 297

Ташлинская (Ромазанова) Е.Ш. Человек с непростой судьбой ................ 299

Список трудов В.И. Белозерцева............................................................... 304

Сведения об авторах .................................................................................... 326

  8

В.И. БЕЛОЗЕРЦЕВ: ЖИЗНЬ В НАУКЕ

М.П. ВОЛКОВ

Белозерцев Владимир Ильич родился 21 июня 1930 г. в село Барано-

во Никольского района Орловской области в многодетной крестьянской

семье, насчитывавшей 11 детей. Уважительное отношение к труду, сде-

лавшее его трудоголиком – это отмечают все знавшие Владимира Ильича –

выросло из раннего приобщения к труду в семье.

В конце 1936 г. семья переехала в город Краматорск (Донбасс), в ко-

тором Владимир Ильич жил до 1945 г., пережив три тяжких года немецкой

оккупации. В 1943 г. году из-за осколочного ранения он полностью поте-

рял зрение. Обрушившаяся на 13-летнего подростка беда не сломила его

волю, напротив, закалила его характер, сделала из него бойца, способного,

не дрогнув, выдержать любые удары судьбы. В первые страшные годы от-

чаяния духовной опорой Владимира Ильича была жизнь Николая Остров-

ского, книгу которого «Как закалялась сталь» он прочитал eщe зрячим.

«Сумей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой», – этот тезис

стал жизненным принципом Белозерцева.

Пoслe окончания войны была учеба в специализированной школе-

интернате города Моршанска Тамбовской области, в средней школе ин-

тернате города Болхово Орловской области. Упорный труд, настойчивость

в овладении знаниями дали хорошие результаты: Владимир Ильич закон-

чил школу с серебряной медалью и в 1950 г. без экзаменов, по собеседова-

нию, был зачислен студентом философского факультета МГУ им. М.В.

Ломоносова.

В 1954 году в жизни В.И. Белозерцева происходит важное событие

женитьба на студенткe-однокурсницe Урусовой Валерии Ивановне, учив-

шейся на отделении психологии. Валерия Ивановна, прожившая с Влади-

миром Ильичом Белозерцевым 45 лет, была его надежным другом, помощ-

ником, требовательным редактором его научных трудов, соратником в по-

литической деятельности, которой Белозерцев особенно активно занимал-

ся с началом перестройки.

  9

Закончив с отличием в 1955 году философский факультет, он посту-

пил в очную аспирантуру при кафедре диалектического и исторического

материализма и в апреле 1959 г. успешно защитил диссертацию «Взаимо-

действие техники и экономики» на соискание ученой степени кандидата

философских наук.

С 1959 года Владимир Ильич Белозерцев начинает работать в Улья-

новске: сначала в сельскохозяйственном институте, а затем, с 1960 г., в

политехническом институте. В технический вуз его влек научный интерес,

стремление к осмыслению проблем техники, технического творчества.

С 1964 года Белозерцев начинает систематическую работу над док-

торской диссертацией. Два года работы в должности старшего научного

сотрудника (1967–1969 г.) завершаются подготовкой рукописи диссерта-

ции «Проблемы технического творчества как вида духовного производст-

ва», которая была успешно защищена в октябре 1970 года. В июле 1972 г.

Владимиру Ильичу присваивается ученое звание профессора, и он стано-

вится заведующим кафедрой философии и научного коммунизма Ульянов-

ского политехнического института (в последующем – кафедра филосо-

фии). Под руководством В.И. Белозерцева кафедра философии становится

одной из лучших в университете: все преподаватели кафедры имеют науч-

ные степени и звания, ведется активная работа по подготовке докторских

диссертаций, ежегодно выпускаются сборники материалов научно-

технических конференций. Многолетняя работа над единым научным на-

правлением «Диалектика научно-технического и социального прогресса»

приводит к складыванию научно-педагогической школы под руководством

В.И. Белозерцева.

В 1994 году на кафедре открывается аспирантура по специальности

«Философия науки и техники». В 1998 при УлГТУ утвержден Региональ-

ный диссертационный совет К 064.21-04 по защите диссертаций на соис-

кание ученой степени кандидата философских наук. Первым председате-

лем Совета становится Владимир Ильич Белозерцев.

До последнего дня своей жизни Владимир Ильич активно занимался

научно-исследовательской работой. Им опубликовано около 250 работ, в

  10

том числе 11 монографий и 20 публикаций в изданиях дальнего зарубежья.

Его научные интересы концентрировались вокруг таких проблем, как:

- техника как общественное явление, уровень и характер техники;

- относительная самостоятельность развития техники;

- содержание, структура, критерии и уровни нового в технике, анализ новизны в технике;

- технологические отношения в системе материального производства; - характер и структура последствий HTP, анализ методологических

проблем их исследования;

- субъект технического творчества: структура, уровни, формы, этапы технического творчества;

- природа духовного производства, соотношение материального и ду-

ховного производства, соотношение видов духовного производства; - понятийный аппарат теории технического творчества как вида ду-

ховного производства; - технический консерватизм как общественное явление, как социоло-

гическая категория;

- диалектика индивидуального и коллективного творчества, проблема целостного развития личности технического специалиста;

- критика теорий «чувства формы», «подражания»,

"антропоморфизма», технического социологизма и социологического тех-

ницизма; - гуманитаризация технического образования и гуманизация профес-

сиональной подготовки инженеров. Конечная задача, которую он преследовал в научной работе, состоя-

ла в разработке общей теории технического творчества как вида духовно-

го производства. Профессиональная разработка филсофско-

методологических проблем техники и технического творчества делала Владимира Ильича своим как в философском, так и в инженерно-

техническом сообществах. Его часто приглашали на конференции, органи-

зуемые представителями технических наук, по ошибке называли доктором технических наук (последним обстоятельством Владимир Ильич гордил-

  11

ся). Смерть не позволила ему завершить итоговую работу «Мир филосо-

фии и философия в мире. Для тех, кто в поиске».

За многие годы работы в вузе В.И. Белозерцев руководил философ-

ским семинаром преподавателей, проблемной группой «Мировоззренче-

ская, методологическая и идеологическая направленность преподавания технических наук в процессе подготовки инженерных кадров», семинаром преподавателей философии вузов Ульяновска, вел лекционную пропаган-

ду по линии общества «Знание», был председателем научно-

методического совета по философии Ульяновской областной организации общества «Знание», членом Проблемного совета МВ и ССО РСФСР «На-учно-техническая революция и ее социальные последствия», членом Экс-пертной комиссии по философии Поволжского отделения Философского общества СССР, членом Совета Самарского государственного универси-

тета по защите докторских диссертаций по философии, научным консуль-

тантом Рижской общественной лаборатории методики технического твор-

чества Латвийского республиканского совета ВОИР.

Исследовательская работа В.И. Белозерцева получила международ-

ное признание. В 1973, 1976, 1978, 1988 годах он был участником между-

народных симпозиумов и конференций по проблемам технического твор-

чества в Чехословакии и Болгарии. В 1981 г. к нему в Ульяновск на ста-жировку приезжал заведующий кафедрой философии Высшей техниче-ской школы Карл-Маркс-Штадта проф. Э. Йобст, а в 1982 г. в течение двух недель В.И. Белозерцев читал лекции, проводил консультации сту-

дентам, аспирантам, преподавателям, научным сотрудникам этого учебно-

го заведения Германии. Он также неоднократно выступал на международ-

ных конгрессах и конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Риге, Тби-

лиси, Минске, Симферополе. Немаловажным событием в творческой био-

графии В.И. Белозерцева стало приглашение к разработке программы и чтению лекций на Высших государственных курсах повышения квалифи-

кации руководящих, инженерно-технических и научных работников по вопросам патентования и изобретательства (ВГКПИ) при Государствен-

ном комитете СССР по делам изобретений и открытий, издание в 1987 г.

по линии ВГКПИ учебно-методического пособия «Философско- методи-

  12

ческие проблемы технического творчества». Научно-педагогическая дея-

тельность В.И.Белозерцева была отмечена наградами: медалью «За добле-стный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина»,

орденом «Знак Почета» (1981), медалью «Ветеран труда» (1987), знаком «Высшая школа СССР. За отличные успехи в работе».

В.И. Белозерцев не был равнодушным и сторонним наблюдателем происходящих в стране событий. Будучи цельной личностью, он не боялся стать в оппозицию официальному мнению, власти, господствующей в массовом сознании точке зрения; он был способен на поступок. Это сде-лало его признанным лидером демократического движения города и об-

ласти.

Полная напряжения, драматизма, борьбы, интеллектуальных поисков жизнь была пресечена внезапной кончиной, последовавшей 19 декабря 1999 года. К Владимру Ильичу в полной мере могут быть отнесены слова,

сказанные поэтом:

Природа-мать! Когда б таких людей

Ты иногда не посылала миру,

Заглохла б нива жизни…

(Н.А. Некрасов. Памяти Добролюбова)

  13

ФИЛОСОФИЯ КАК ФОРМА

ДУХОВНОГО ОСВОЕНИЯ КУЛЬТУРЫ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  14

МЫСЛИ О СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

В.И. БЕЛОЗЕРЦЕВ

THOUGHTS OF MODERN PHILOSOPHY

V.I. BELOZERTSEV    

В переломные периоды социально-экономического и духовного разви-

тия общества дебатируется вопрос о том, «Как возможно философия?» Если

она возможна, то как, в каком виде, на каких основаниях? Заново обсужда-

ются вопросы: как понимать, изучать и преподавать философию; имеет ли

она практическое значение для решения проблем реальной жизни?

Чтобы понять причины отрицания «Философии» как особой духовной

системы, необходимо специально рассмотреть ее природу, статус и функ-

ции в структуре культуры. Это дает возможность показать неконструктив-

ность плюралистичности ее трактовок: «Философия – это любовь к мудро-

сти»; «мысли вслух»; «выражение самосознания; «личное чувствование» и

«способ жизни»; «мышление всеобщего»; «предельные принципы бытия и

мышления» («метафизика»); философия как наука о наиболее общих зако-

нах развития природы, общества и мышления. В этих трактовках, по суще-

ству, нет собственных признаков «философского», специфики его содер-

жания и функций, типа взаимодействия философии с различными элемен-

тами культуры.

Удручает разнобой суждений о философии в целом и ее предметной

структуре: а) философии нет, есть философы и история философии (исто-

риология философии, саморефлексия); б) философия на материалистиче-

ской базе невозможна; признание реальностью двух типов философствова-

ния (материализма и идеализма) несостоятельно, поскольку оно является

порождением идеологии и политики; в) философия возможна на основе

веры; г) философия – не что иное, как идеология, «искаженное сознание»,

служанка политики; д) философия не может быть ни мировоззрением ни

наукой, поскольку нельзя одновременно вести речь о сущем, должном,

  15

ценностях и претендовать на научность; е) философия возможна лишь как

«позитивная философия» в роли систематизации и интерпретации дости-

жений конкретных наук (на самом деле это означает отрицание собствен-

ного объекта и ракурса субъект-объектных отношений; ж) философия не

имеет культурологического характера, предметной структуры (философия

науки, философия техники и т. д.) и конструктивно-критической функции.

Современный мир переживает кризис техногенной цивилизации и

кризис философии. В прежнем виде философия не оказывает заметного

влияния на выработку стратегий жизнеобеспечения человечества, на ста-

новление цивилизации нового типа. В этих условиях вопрос о том, как

возможна «философия», приобретает драматический характер.

Происходит процесс элиминирования философии различными спосо-

бами и путями. Ведущая же тенденция – возрождение и насаждение религи-

озной философии, в которой находят единственный якорь спасения от «без-

духовности» и обретение людьми смысла жизни. Стыдливо, но все более

«громят» рационализм, реабилитируют «метафизику» и как тип мышления,

и как методологию. Вместо разработки материалистического мышления в

сторону диалектики рассуждают об ее альтернативах. Отодвигают в сторону

проблемы диалектики субъекта и объекта в познании. У «философов-

инноваторов» философия как система не пользуется успехом. Она подменя-

ется мозаикой предметных областей философского исследования с одно-

временным отказом от постановки и решения общиx проблем генезиса и

развития, от системной разработки философских понятий.

Эти и подобные процессы связаны прежде всего с неспособностью

или нежеланием философов решать проблемы реальной жизни. Уход в ре-

лигию – бегство от проблем. Поиск убежища в метафизическом идеализме,

в абсолютизации внешнего духовного фактора, в «вечных» истинах рели-

гиозного сознания – обманчиво легкий и простой, но реально безысход-

ный, иллюзорный и тупиковый путь так называемого духовного и нравст-

венного возрождения. Нравственно ли, «духовно» ли подменять решение

насущных проблем реальной жизни человека и общества представлениями

древних о мироздании, сообщениями «благих вестей» и обещанием «веч-

ной жизни»?! Ведь о ней ничего и никому не известно, нет никаких объек-

  16

тивных свидетельств, если не считать таковыми мифы и плоды религиоз-

ного экстаза, пылкого воображения и фанатизма. Нет слов, в жизни имеют

место иррационализм и мистика, безудержная фантазия и желание людей

верить в их плоды, что, однако, не может служить основанием для поно-

шения рациональности, научной проблематики естественно- и социально-

исторического развития.

Философия невозможна вне системы социокультурных факторов, ис-

торических эпох с их общими и конкретными потребностями и условиями,

возможностями и предпосылками, вне учета характера цивилизации; вне

системы наук о мире и человеке, вне сравнительного анализа философии с

другими элементами культуры. Актуальная философия возможна на сле-

дующих основаниях:

1) признание и доказательство объективного существования матери-

ального до, вне и независимо от духовного;

2) раскрытие природы духовного как продукта естественно- и соци-

ально-исторического процесса, способа постижения внешнего внутреннего

мира человека, познания, созидания и жизнедеятельности;

3) овладение принципами всеобщей связи и развития объективного и

субъективного мира в процессе их диалектического взаимодействия;

4) доказательство развития системы «Человек – мир» как результата

единства объективирующей и субъективирующей деятельности человека в

системе «Общество – природа»;

5) обоснование принципа познаваемости мира и самого человека в

процессе его становления и развития как субъекта истории и целепола-

гающей деятельности в структуре общественного производства, трех его

типов – материального, духовного и социального (производства жизни че-

ловека);

6) раскрытие единства деятельностной, творческой сущности челове-

ка и социокультурной системы. Анализ культуры как продукта созидания

человеком своего мира, как формы и способа его бытия; в качестве усло-

вия становления человека, меры овладения им наличным бытием, как спо-

соба самоопределения, самовыражения и самоутверждения человека в

жизни общества; как познания cмыслообразующих факторов эпохи, иссле-

  17

дование содержания и сущности типов и форм цивилизаций, выражающих

уровень и характер социокультурного развития общества, особенности

диалектики взаимодействия социального пространства социального вре-

мени – прошлого, настоящего будущего во всех формах жизни.

Актуальная философия ломает представления о философии как о

«чисто рассудочном занятии», оторванном oт других элементов культуры,

от особенностей той или иной исторической эпохи. Она вскрывает ограни-

ченность сведения философии к саморефлексии, показывает неприемле-

мость абсолютизации относительной самостоятельности ее развития как

самодостаточного процесса, сведения философии к поиску предельных ос-

нований бытия и мышления и тем более к разработке символов-абсолютов.

Философия перестает быть застывшей системой мышления; хранилищем

полномасштабных и окончательных, исчерпывающий истин и суждений; в

ней преодолеваются нежизненность, «неинструментальность», неэтич-

ность и негуманность.

Актуальная философия представляет единство мировоззрения, теории

генезиса и развития, гносеологии, методологии, аксиологии и научной ра-

циональности. Она выступает как система, способная построить органич-

ную модель мира и человека как целостных образований.

Философия как система разрабатывается на основе единства трех

подходов: структурно-функционального, предметного и проблемного фи-

лософского анализа. Таким путем возводится «здание» философии, функ-

ционально ориентированной на решение проблем формирования подлинно

человеческого бытия, на пробуждение «Возможного человека».

Философия, развиваясь прежде всего как мыслью схваченная эпоха,

переносит центр тяжести с проблемы «степени общности» на раскрытие

диалектики общего, особенного и отдельного, неразработанность которой

в прошлом заводила философов при решении различных проблем в мето-

дологические тупики.

Актуальная философии выступает как философия современности, но

ей принадлежит и будущее. Она «наживает» будущее, функционируя как

действенная конструктивно-критическая система с решением основной

фундаментальной проблемы – выработки стратегии жизнеобеспечения и

  18

жизнетворчества, делающей возможным развитие жизнеспособной систе-

мы «Человек – Мир». Современному и будущему мирам нужна действен-

ная, «работающая» философия, побуждающая человечество к постановке и

решению подлинных, реальных проблем развития человеческого бытия.

Развитие философии в данном направлении предполагает анализ ко-

ренного изменения характера исторической эпохи, кризиса техногенной

цивилизации и процесса становления новой цивилизации антропогенного

типа. При этом принципиально важны обобщение достижений всех типов

наук и социально-технологического развития, разработка моделей-

прогнозов будущего человеческого бытия и образа жизни Человека.

Изменение образа призвания философии сопровождается пересмот-

ром научного аппарата, системы понятий и категорий. Это тем более необ-

ходимо, поскольку имеет место необоснованный негативизм, а то и полное

безразличие к проблеме строгого и ответственного языка философии, ее

категориального фундаментa, ее несущей конструкции.

К тому же складывается тенденция к сближению (а то и к отождеств-

лению) понятийных систем философии и религии. Между тем, одинаково

звучащие понятия несут различный смысл и концептуальное значение, вы-

полняют разные функции, что обусловлено типологически различной ми-

ровоззренческой, методологической и аксиологической природой филосо-

фии и религии.

Актуальная философия реализуется в «материалистической диалекти-

ке» (или «философии развития») как единстве объективной и субъектив-

ной диалектики в современных формах их проявления. В ней исследуется

социально-исторический процесс в его многообразных формах и типах

взаимодействий, связей и отношений, что позволяет философии отражать

общие закономерности развития объективного и субъективного мира,

вскрывать диалектику общих, особенных и частных законов в материаль-

ной и духовной сферах жизни. Успех формирования актуальной филосо-

фии обусловлен мощным развитием конкретно-научной мысли и интегра-

ции внутри типов наук (философских, социальных, естественных и техни-

ческих) и, что особенно важно, между ними. Данный процесс готовит но-

вую производственно-технологическую и социально-экономическую ноо-

  19

сферную, коэволюционную среду жизнедеятельности человека, а также

принципиально новую научно-мировоззренческую ситуацию.

Со временем это приведет к построению совершенно иного мира с

принципиально иными умонастроениями, эмоциональным климатом, по-

становкой вопросов и проблем развития, пониманием смыслов разнород-

ных артефактов и сути человеческого бытия. Сложится целостная научная

философия как философия глобальной социальной экологии, реального

гуманизма и личной свободы, нормальной этики материально и духовно

раскрепощенных граждан. Это будет философия, способная к обоснова-

нию системных, предметных и проблемных построений и решений. Такая

философия развивается как исторически «истинная философия», посколь-

ку решаются судьбы «Возможного человека» и его бытия. Она характери-

зуется радикальным антидогматизмом, принципиально иной рефлексией,

чуждой притязаниям духа на абсолютность. Она закладывает теоретико-

методологический фундамент для развития «живого содержания» антропо-

генной цивилизации. С ней связаны предпосылки творчества Нового, рас-

крытие сути и тенденции эпохи, смысловых возможностей происходящего

в мире, выработки прогнозов и стратегии построения Будущего, раскрытие

мeханизмов их реализации.

Это будет философия, способная «проживать» собственные мысли, ус-

пехи и поражения, функционируя в реальных структурах духовно-

практической жизни общества, рефлексируя над собой и оценивая свою

жизнеспособность и эффективность в качестве «живой души» культуры. Ей

чужды умозрительное духовное созерцание с позиций стороннего наблюда-

теля событий, преувеличение игрового стиля жизнедеятельности и поиска

решений; увод людей в туманы волшебных снов и прорицаний, обещаний

всеобщего блага и спасения с помощью популярных символов веры или со-

блазнительных лозунгов дня средствами неисчерпаемых возможностей нау-

ки и техники, силами социальных пророков или высшeгo существа.

Действенное участие в созидании нового общества на основе высокой

профессиональной культуры – доминирующая функция современного фи-

лософа. Его миссия в том, чтобы профессионально содействовать избавле-

нию людей от «ужасов нашего времени», от «бедствий утрачивающего себя

  20

человека», от страха перед неопределенностью отчужденного от себя чело-

века. Эту миссию можно выполнить, руководствуясь высшими ценностями

бытия – разумом, человечностью и совестью.

Процесс формирования философского сознания – «построения» духов-

ного мира человека как созидателя и гуманиста, понимающего проблемы

творчества и жизнедеятельности в мировоззренческом, методологическом,

нравственно-психологическом, социально-ценностном и эстетическом ас-

пектах – предполагает специфическую «организацию» преподавания, изу-

чения и восприятия философии. Специфика состоит прежде всего в единой

системе мировоззрения, общей теории развития, гносеологии, логики, мето-

дологии и аксиологии, что обусловливает особую систему функций фило-

софии, в том числе конструктивно-критическyю и эвристическую. Иначе

философия не в состоянии быть духовной квинтэссенцией эпохи. В этом

статусе складывается образ философии и в качестве особой науки.

Не оправдывает себя преподавание философии без проблем, обосно-

ваний доказательств, без сомнений, критики и оценок, без собственных по-

зиций и раскрытия эволюции своего миросознания, без выхода на анализ

проблем реальной жизни человека и выдвижения новых подходов, без раз-

вития принципов и научного аппарата материалистической диалектики в

связи с развитием научно-технического материалистической диалектики в

связи с развитием научно-технического и социального потенциала общест-

ва, без профильного раскрытия проблем философии, учета социально-

профессиональных ориентаций слушателей. Иначе ставится под сомнение

объективная реальность философии как элемента духовного бытия челове-

ка, перечеркиваются ее функции в обществе, обесценивается и обессмыс-

ливается процесс преподавания философии. За этим скрываются привер-

женность метафизической отвлеченности, неспособность применять мате-

риалистическую диалектику к анализу конкретных проблем в конкретных

ситуациях, боязнь определенности суждений и позиций, погоня за модой в

мыслях и ориентациях, интеллектуальная вялость, уход в тень и граждан-

ская инертность.

  21

ТЕМПОРАЛЬНОСТЬ И ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ КАК ГОРИЗОНТ

ДИСКУРСА О БЫТИИ (ОТ ХАЙДЕГГЕРА К НИЦШЕ)

В.Т. ФАРИТОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

TEMPORALITY AND TRANSCENDENCE AS THE HORIZON OF THE

DISCOURSE OF BEING (FROM HEIDEGGER TO NIETZSCHE)

V.T. FARITOV

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматриваются феномены темпоральности и трансценденции в трактовке

М. Хайдеггера. Эксплицируются специфические особенности хайдеггеровского подхо-

да к конституированию дискурса о бытии. Позиция Хайдеггера по вопросам времени и

бытия сопоставляется с концептуальными разработками Ф. Ницше.

Ключевые слова: Хайдеггер, Ницше, бытие, присутствие, темпоральность, транс-

ценденция.

Вечность есть играющее дитя,

которое расставляет шашки:

царство над миром принадлежит ребенку.

Гераклит

Вы мудрецы сухие –

а мне все стало игрой

Ф. Ницше

Феномен временности (темпоральности) является ключевым момен-

том, узловым пунктом хайдеггеровской онтологии. Именно здесь лежит

точка соприкосновения философии Хайдеггера с учением Ницше. Но здесь

же заложен и момент глубочайшего расхождения между двумя немецкими

мыслителями. Для Ницше время как вечное возвращение есть утверждение

становления: «Все идет, все возвращается, вечно вращается колесо бытия.

Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия. Все погибает,

все вновь складывается; вечно строится тот же дом бытия. Все разлучает-

  22

ся, все снова друг друга приветствует; вечно остается верным себе кольцо

бытия» [3; 220]. Важно с самого начала не ошибиться, что понимает здесь

Ницше под «бытием»: не присутствие, не сущее, но — становление, в ко-

тором бытие и сущее есть лишь эффекты этого становления. Для Хайдег-

гера акценты иные: временность есть горизонт бытия именно как присут-

ствия. Временность есть тот способ, каким бытие (Sein) становится дос-

тупно («открыто») пониманию в нашем существовании (Dasein). Вместе с

бытием в философии Хайдеггера сохраняет (или вновь приобретает) свою

значимость базовый концепт классической метафизики — Истина. Истина

есть просвет бытия. Тем самым Хайдеггер возрождает дискурс о бытии,

начало которого было положено Парменидом. Задача Ницше состоит как

раз в обратном: в деструкции этого дискурса — того дискурса, который за-

давал направление философской мысли на тысячелетия. Отказ от бытия

означает и отказ от истины: «На Севере — шепну стыдливо — // Любил

каргу я, дрянь на диво, // Карга та «истиной» звалась...» [2; 587]. Взамен

утверждается новая перспектива, перспектива игры: «У птиц уроки тщился

брать я, // И вот теперь созрел я, братья, // Для новой жизни, для игры...»

[2; 587]. Современной философии еще только предстоит научиться мыс-

лить в этой перспективе: заново или с самого начала. Ницше возвращает

нас к гераклитовскому пониманию вечности как ребенка, играющего в

кости, — к тому образу мыслей, который не был в достаточной мере усво-

ен западной метафизикой вследствие ориентации на линию Парменида и

Платона. Возобновляя линию Гераклита, Ницше говорит: «становление —

вовсе не иллюзорное состояние; быть может, наоборот, мир сущего — ил-

люзия» [4; 33]. «Коль скоро все течет, мимолетность есть какое-то качест-

во («истина»), а непреходящая долговечность — простая видимость»

[4; 42]. Но не менее значимой задачей является и подведение итогов уже

пройденного пути: Хайдеггер не просто восстанавливает дискурс о бытии,

но одновременно доводит его до своего логического предела, до точки за-

вершения. Ниже мы рассмотрим, как в учении Хайдеггера осуществляется

реконструкция дискурса о бытии посредством разработки концепта темпо-

ральности [9].

  23

Экспликация временности как трансцендентального горизонта вопроса

о бытии предполагает выявление феномена времени как условия, делающе-

го возможным понимание бытия как такового. Здесь предполагается пере-

ход от временности как горизонта понимания бытия Dasein к временности

как горизонту понимания бытия вообще. Разработка данной проблемы

должна была составить третий, оставшийся неопубликованным, раздел пер-

вой части «Бытия и времени», заявленный в плане под названием «Время и

бытие». В 1927 в Марбурге Хайдеггер читает курс лекций, текст которых

был опубликован в 1975 году Фридрихом-Вильгельмом фон Херманном под

названием «Основные проблемы феноменологии». В этом тексте представ-

лена уже не подготовительная аналитика Dasein, но подход к разработке

фундаментально-онтологического вопроса о смысле бытия вообще через

выявление временности как горизонта всякого понимания бытия. Непосред-

ственно анализу проблемы темпоральности в «Основных проблемах фено-

менологии» посвящены три последних параграфа второй части (20—22).

Мы остановимся на этих параграфах достаточно подробно с целью прояс-

нения содержания понятия темпоральности и выявления в нем тенденции к

переходу от трансценденции к трансгрессии. Мы не придерживаемся мне-

ния, что изложение положений Хайдеггера «простым языком» способствует

лучшему уяснению его идей. Напротив, всякое упрощение приводит, на наш

взгляд, только к выхолащиванию основополагающих интенций его мысли.

Поэтому при разборе хайдеггеровских текстов мы будем стараться макси-

мально сохранять авторскую терминологию.

Подступ к раскрытию понятия темпоральности Хайдеггер начинает с

анализа феномена понимания. Такой подход обусловлен тем, что темпо-

ральность, временность как условие понимание бытия предполагает выяв-

ление чего-то подобного бытию вообще, которое не может быть схвачено в

понятии непосредственно. Бытие как таковое никогда не может быть по-

стигнуто само по себе. И все же, по Хайдеггеру, мы постоянно и неизбеж-

но находимся в каком-то определенном отношении к бытию как таковому,

а именно — через посредство феномена понимания: «экзистирующему

Dasein принадлежит нечто такое, что названо пониманием бытия. Мы сто-

им перед тем фактом, что мы понимаем бытие, или, лучше, — мы стоим в

  24

самом этом факте» [8]. Таким образом, к бытию как таковому возможно

прийти только через анализ экзистирующего Dasein, которому принадле-

жит нечто такое, как понимание бытия.

Понимание в экзистенциальной аналитике Хайдеггера не является

специфической разновидностью познавательной деятельности, но принад-

лежит сущностному устроению Dasein, т. е. представляет собой экзистен-

циал. Так взятое понимание не тождественно постижению сущего в поня-

тии. Экзистенциальное понимание вообще направлено не на сущее, а на

бытие сущего. Такое понимание не обязательно должно быть тематически

выражено, всякое допредикативное высказывание о сущем уже понимаю-

щее. Вообще любое отношение к сущему представляет собой понимание,

независимо от того, является ли это отношение теоретическим, практиче-

ским или каким-либо иным по своему характеру. Практическое обхожде-

ние с сущим предполагает не меньше понимания, чем теоретическое по-

знание. Но что это значит, что любое обхождение с сущим представляет

собой понимание? Хайдеггер уточняет структуру понимания как набросок:

«Понимать — означает точнее — набрасывать себя в направлении некото-

рой возможности, и в наброске всякий раз в некоторой возможности удер-

живаться» [8]. Под возможностью Хайдеггер подразумевает определенный

способ бытия того или иного сущего. Понимание, таким образом, есть на-

бросок сущего в направлении его способа бытия, т. е. определенной воз-

можности быть, или набросок бытия сущего. Позднее Ж.П. Сартр будет

говорить о проекте как ничтожении данного посредством горизонта некой

цели — того, чего еще нет. Однако целью данного анализа у Хайдеггера

(темпоральность как источник понимания бытия) является не бытие суще-

го, а бытие как таковое. Каким образом понимание бытия сущего предпо-

лагает одновременно и понимание бытия как такового? Или: каким обра-

зом разнообразные способы бытия ведут к бытию как таковому? Хайдеггер

говорит об этом следующее: «Мы понимаем сущее только в той мере, в ка-

кой мы набрасываем его в направлении бытия; само же бытие должно при

этом некоторым образом быть понято, т. е. бытие, в свою очередь, должно

набрасываться в некотором направлении на что-то» [8]. Данный тезис яв-

ляется решающим для всего дальнейшего анализа проблемы темпорально-

  25

сти. Понимание сущего требует наброска в направлении бытия — т. е. в

понимании сущего уже содержится определенное понимание бытия, а

именно — бытия сущего. Переход от понимания бытия сущего к понима-

нию бытия как такового требует, чтобы само бытие набрасывалось в на-

правлении чего-то еще.

Здесь сразу же может возникнуть вопрос о правомерности разграни-

чения бытия сущего и бытия как такового: не обозначают ли оба понятия

одно и то же? Разве бытие не есть всякий раз бытие сущего? Но сущее в

своем многообразии обладает и различными способами бытия: бытие су-

щего характера Dasein отличается от бытия сущего характера подручного

средства и от бытия сущего характера наличной вещи. Способы бытия не-

соразмерного Dasein сущего истолковываются в категориях и составляют

содержание философии как метафизики, начиная с греков. Способ же бы-

тия того сущего, которым являемся мы сами, Dasein, истолковывается в эк-

зистенциалах. Вопрос же о бытии как таковом представляет собой уже не

вопрос о многообразии бытия сущего, но вопрос о простом многообразно-

го в бытии сущего (выражение Ф.В. фон Херманна). По Хайдеггеру, мета-

физика изначально отдавала приоритет вопросу о бытии сущего, он же

предпринимает попытку перенести центр вопрошания на вопрос о бытии

как таковом и на поиск оснований для подобного вопрошания. Тем самым

Хайдеггер остается в рамках метафизики как таковой, преодолевая лишь

определенные исторически сложившиеся ее варианты. Вопрос о бытии как

таковом, действительно, избегался предшествующей метафизикой, но и в

качестве избегаемого этот вопрос остается метафизическим, даже самым

метафизическим из всех возможных. Постановку этого вопроса можно

считать жестом метафизики, когда она сбрасывает все свои пестрые одеж-

ды и предстает в абсолютной наготе. Хайдеггеру удалось добраться до са-

мого дна метафизического способа философствования: простое бытия, как

условие всех многообразных способов бытия.

Итак: понимание сущего требует наброска в направлении бытия су-

щего (т. е. его бытийных возможностей). Чтобы подобное понимание бы-

тия сущего было возможным, необходимо предварительное понимание

бытия как такового, т. е. простого многообразного в бытии сущего. Но так

  26

как всякое понимание имеет структуру наброска, само бытие как таковое

должно быть наброшено в направлении на что-то. Мысль Хайдеггера как

бы кружит на подступах к наипредельнейшему — бытию как таковому, и

ищет точку опоры, на которой можно было бы основать подобное вопро-

шание. Такой «точкой опоры» для Хайдеггера становится временность,

понятая как темпоральность.

Хайдеггер выдвигает следующее положение: «то сущее, которое есть

мы сами, — Dasein — есть нечто трансцендентное» [8]. Возникает вопрос:

каким образом трансценденция, делающая возможным то, что Dasein всту-

пает в отношение с сущим, укоренена, в свою очередь, во временности?

Специфику хайдеггеровского понимания трансценденции можно

представить в трех пунктах:

1. Трансцендентны не вещи и предметы, а само Dasein.

2. Трансценденция есть преступание как таковое, а не то, куда (или

откуда) осуществляется преступание. Трансценденция не представляет со-

бой некую область, внутри которой или за пределами которой располага-

ется некое трансцендентное сущее (метафизическое первоначало), но сама

по себе есть преступание.

3. Трансценденция не есть некое свойство Dasein, присоединяющееся к

нему задним числом. Dasein не представляет собой свободнопарящий, без-

мирный субъект, который затем преступает себя, чтобы вступить в отноше-

ние с сущим. Напротив, трансценденция есть способ бытия Dasein как тако-

вого: только поскольку Dasein трансцендирует, оно есть. Иными словами,

Dasein существует только в качестве преступающего. Теперь снимается во-

прос, каким образом субъект может вступать в отношение с объектом. По-

скольку трансценденция есть способ бытия Dasein, постольку его собствен-

ная разомкнутость одновременно предполагает соразомкнутость мира: «не-

верно, что трансценденция учреждается только тогда, когда некий субъект

сходится с неким объектом или некое Ты с неким Я, но само Dasein как «бы-

тие субъектом» трансцендирует. Dasein как таковое есть бытие-к-себе, со-

вместное бытие с другими при подручном и наличном» [8].

Из экспозиции хайдеггеровского понимания трансценденции стано-

вится ясным следующее: выражение «Dasein трансцендентно» означает —

  27

Dasein изначально и всегда вне себя. Оно изначально предполагает соотне-

сенность с собой, миром и сущим. Причем, соотнесенность с собой также

основана на трансценденции, так как Dasein не представляет собой некую

имманентную сферу, но существует только как преступающее, трансцен-

дирующее.

Структурные моменты трансценденции вот-бытия Хайдеггер концеп-

туализирует как «к-себе», «с-другим», «при-наличном». Но «к-себе» воз-

можно только на основе настающего, поскольку Dasein способно настать

для себя. Равным образом и «бытие-при» укоренено в актуализации, по-

скольку Dasein способно удерживать, вовлекать в настоящее. Отсюда сле-

дует, что трансценденция основывается в специфическом экстатическом

характере временности Dasein. Только поскольку временность изначально

представляет собой единство экстазов («вне себя», «из себя»), возможна

специфическая трансценденция Dasein — как преступание по направлению

к себе, другим, сущему. Но для этого экстазисы должны быть не просто

«остранением к...» исчезающим в неизвестном направлении, но должны

иметь некое определенное направление, некое «куда» отстранения. Здесь

Хайдеггер подходит к центральному пункту в определении временности и

основанной на ней трансценденции Dasein, — к понятию горизонта: «Каж-

дый экстазис как отстранение к... заодно имеет в себе ... предначертание

формальной структуры к чему» отстранения. Мы называем это «куда» экс-

тазиса горизонтом или, точнее, горизонтальной схемой экстазиса» [8]. Та-

ким образом, временность представляет собой экстатически-горизонтное

единство. На этой основе становится более ясным, каким образом времен-

ность Dasein и укорененная в ней специфическая трансценденция делают

возможным нечто такое, как отношение к сущему, т. е. набросок в направ-

лении бытия сущего, понимание. Это возможно именно на основании при-

надлежности экстазисам временности определенных горизонтальных схем:

«С фактичным присутствием (Dasein) всякий раз в горизонте настающего

набросана какая-то способность быть, в горизонте бывшести разомкнуто

уже-бытие, а в горизонте актуальности раскрыто озаботившее» [5; 409].

До сих пор говорилось о понимании бытия сущего на основе времен-

ности. Однако остается все еще не проясненным в полной мере главный

  28

вопрос: каким образом экстатически-горизонтальное единство временно-

сти может выступать в качестве условия понимания бытия как такового,

простого многообразного в бытии сущего? Данный вопрос открывает 21-й

параграф «Основных проблем феноменологии», озаглавленный как «Тем-

поральность и бытие»: «Теперь дело идет о том, чтобы понять, как на ос-

нове временности, основывающей трансценденцию Dasein, темпораль-

ность Dasein делает возможным понимание бытия» [8].

Основной вопрос здесь заключается в следующем: как от временности,

обусловливающей понимание бытия сущего, перейти к временности как го-

ризонту понимания бытия вообще, т. е. темпоральности? Ввиду этого во-

проса Хайдеггер обращает внимание на возможную модификацию подруч-

ного средства в «не-находящееся-под-рукой»: подручное средство может

затеряться, прийти в негодность или быть полностью уничтоженным. Такое

«не-нахождение-под-рукой» составляет дефективный модус подручности.

Оно не означает небытие, но, напротив, высвечивает нечто такое, что отно-

сится непосредственно к бытию — благодаря тому, что «не-нахождение-

под-рукой» бросается в глаза, нарушая характерную для повседневного об-

хождения с сущим незаметность. В итоге, на свет выходит тот факт, что су-

щему, находящемуся или не находящемуся под рукой, присуще нечто такое,

как присутствие или отсутствие, то, что Хайдеггер концептуализирует в по-

нятии презенции. Презенция не тождественна настоящему, так как настоя-

щее — только один из экстазисов временности. Не определяется презенция

и через феномен «теперь», который есть результат «расхожей», «неподлин-

ной» интерпретации феномена временности, когда время понимается как

нечто сущее. Наконец, презенция не есть и феномен «мгновения-ока» (рас-

крытие вечности во мгновении), представляющий собой определенный мо-

дус экстазиса настоящего. Но вместе с тем, презенция непосредственно

принадлежит настоящему, а именно, как соответствующий этому экстазису

горизонт. Экстазис настоящего как отстранение к... (т. е. как трансценден-

ция) обладает рождающимся из него самого направлением этого отстране-

ния — горизонтом презенции, определяющим специфическое «куда» этого

отстранения: «Все, что выходит навстречу, вовлекается в настоящее в на-

стоянии, понято на основании отстраненного в экстазисе горизонта — пре-

  29

зенции — как присутствующее, т. е. понято как присутствие» [8]. Чтобы с

сущим могло таким-то и таким-то образом обстоять дело (чтобы сущее мог-

ло быть раскрыто в бытии подручного средства), сущее предварительно

должно быть раскрыто как присутствующее, а это значит, — нечто такое

как присутствие должно быть уже заранее понято. Отметим здесь: понято

для Хайдеггера не равнозначно познано. Мы не знаем присутствия раньше

присутствующего, но понимаем его до начала, а точнее, в самом начале, в

моменте любого нашего обращения с сущим, будь то практика или познава-

ние. В определенном смысле это пред-понимание априорно, с учетом того,

что здесь речь идет о постоянно самозарождающейся, самоконституирую-

щейся априорности. Но что такое присутствие, как не временным образом

понятое бытие, простое многообразного бытия сущего? Бытие понимается

из горизонта временности — как теперь показано в отношении экстазиса

настоящего — из горизонта презенции — как присутствие. Так понятая

временность и есть темпоральность — временность как горизонт всякого

понимания бытия. Здесь Хайдеггер снова возвращается к названной в самом

начале анализа последовательности набросков:

(1) понимание сущего требует наброска в направлении бытия этого

сущего;

(2) набросок в направлении бытия сущего требует, в свою очередь, по-

нимания бытия; в понимании бытия само бытие должно быть наброшено —

в направлении временности, понятой как темпоральность.

В направлении чего должна набрасываться сама временность спраши-

вать, по Хайдеггеру, уже нельзя, так как временность есть изначально на-

бросок-себя, трансценденция как таковая: «Поскольку экстатически-

горизонтальное единство временности в себе есть в чистом виде набросок-

себя, поскольку такой набросок как экстатический вообще делает возмож-

ным набрасывание в направлении... и представляет собой вместе с принад-

лежащим экстазису горизонтом условие возможности всякого вообще по-

направлению-к, вовне-к, здесь больше нельзя спрашивать, в направлении

чего набрасываются со своей стороны сами схемы, и так до бесконечности.

Упомянутая выше последовательность как бы накладываемых друг на друга

набросков — понимание сущего, набросок в направлении бытия, понимание

  30

бытия, набросок в направлении времени — имеет конец в горизонте экста-

тического единства времени» [8]. Иными словами, временность как темпо-

ральность есть условие всякой возможности как таковой и потому является

наиболее ранним. Более раннее подразумевает здесь не порядок познания —

познается сначала сущее, — но порядок фундирования: «Время раньше вся-

кого возможного раньше, ... поскольку оно вообще есть фундаментальное

условие раньше [8]. Говоря об априорном характере времени, Хайдеггер

не имеет в виду, что время представляет собой некое первое или вечное су-

щее. Время вообще не сущее. О нем нельзя сказать, время есть, поскольку

оно является условием всякого «есть»: «временность есть вот (ist dа) в своей

выявленности, поскольку она сама делает возможным вот и его выявлен-

ность» [8]. В этом тезисе представлен важнейший пункт хайдеггеровской

интерпретации бытия и временности как условия понимания бытия, прохо-

дящей сквозь все творчество Хайдеггера. «Вот» есть просвет бытия, внутри

которого стоит и способом которого существует то сущее, для которого в

его бытии дело идет о самом его бытии, — Dasein. В этом же просвете ра-

зомкнут мир, внутри которого раскрыто сущее. Просвет, разомкнутость, от-

крытость, непотаенность бытия составляют исконную простую сущность

бытия. Экстатически-горизонтальная временность представляет собой не

что иное, как этот просвет бытия: «Где вообще обнажено в себе самом некое

вот, там открывает себя временность» [8]. Хайдеггер проводит аналогию с

дневным светом: как свет является основным условием видения предметов,

хотя сам остается незамеченным в повседневном обиходе, так и времен-

ность представляет собой изначальное условие вообще всякого обхождения

с сущим, всякого раскрытия сущего. В любом обхождении с сущим времен-

ность всегда уже выявлена (хотя и не тематически постигнута), что было

показано на примере темпорального анализа бытия сущего характера под-

ручного средства и презенции как горизонта, соответствующего экстазису

настоящего.

В «Основных проблемах феноменологии» Хайдеггер не рассматрива-

ет другие горизонтальные схемы, соответствующие экстазисам настающе-

го (будущего) и бывшести (прошлого). Выбор в качестве примера именно

  31

горизонта презенции не является для Хайдеггера случайным. Такой подход

мотивирован особым приоритетным положением горизонта презенции в

философской традиции (хотя последняя и не имела об этом отчетливого

представления). Тем самым Хайдеггер занимает положение в ряду наибо-

лее ярких представителей и завершителей этой традиции: он остается ве-

рен классической метафизической традиции, берущей свой исток у Парме-

нида [1; 275].

Греческие философы, а также вся западноевропейская метафизика по-

нимали бытие сходным образом. В соответствии с ориентацией философ-

ской традиции, начиная с греков, на наличное, бытие всегда понималось

как присутствие, т. е., хотя и неявно, из горизонта презенции. Традицион-

ное понимание бытия как присутствия, из горизонта презенции, представ-

ляет собой только одно направление темпоральной интерпретации бытия.

До сих пор это направление было господствующим и едва ли не единст-

венным в философской традиции. Возможности темпоральной интерпре-

тации бытия, исходящей из других горизонтов временности, в целом оста-

ются невскрытыми.

Возможна ли вообще философия, исходящая не из горизонта присут-

ствия и трансценденции, а из иных временных экстазисов, иных онтологи-

ческих перспектив? Хайдеггер подходит к этой возможности только в сво-

ем диалоге с учением Фридриха Ницше [6, 7]. Не случайно именно на пе-

ресечение концептуальных разработок Ницше и Хайдеггера М. Фуко ука-

зывает как на основной источник формирования своего образа мыслей:

«Все мое становление как философа было обусловлено моим прочтением

Хайдеггера. Но признаю, что Ницше одержал над ним верх. Хайдеггера я

знал недостаточно, я практически не был знаком ни с Бытием и време-

нем, ни с вещами, опубликованными недавно. Мое знакомство с Ницше

гораздо основательнее, нежели знакомство с Хайдеггером; тем не менее

оба знакомства относятся к моему основополагающему опыту. Вероятно,

если бы я не прочел Хайдеггера, я не читал бы Ницше. Я пытался читать

Ницше в пятидесятые годы, но Ницше сам по себе ничего мне не говорил!

Тогда как Ницше вместе с Хайдеггером произвели настоящий философ-

ский шок! Но я никогда ничего не писал о Хайдеггере, а о Ницше написал

  32

совсем небольшую статью; однако же двух этих авторов я читал больше

всего» [10; 280]. Если Хайдеггер исходит в своей онтологии из присутст-

вия и трансценденции, то Ницше строит свою философии на горизонте

становления и трансгрессии. На заре философской мысли перспективы

трансценденции и трансгрессии были представлены в учениях Парменида

и Гераклита. Европейская метафизика в целом пошла по пути Парменида и

разрабатывала онтологию в рамках горизонта присутствия и трансценден-

ции. Но наступают времена, когда песочные часы бытия оказываются сно-

ва перевернутыми: философии снова предстоит сделать решающий и судь-

боносный выбор между двумя онтологическими горизонтами. И если в ан-

тичности выбор делался между Парменидом и Гераклитом, то сегодня мы

выбираем между Хайдеггером и Ницше.

Список литературы:

1. Волков М.П. Философия и генезис науки // Личность. Культура.

Общество. — 2009. — Т. XI, №2. — С. 271-277.

2. Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 3: Утренняя заря.

Мессинские идиллии. Веселая наука. — М. : Культурная революция, 2014.

— 640 с.

3. Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 4: Так говорил

Заратустра. Книга для всех и ни для кого. — М. : Культурная революция,

2007. — 432 с.

4. Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 13: Черновики и

наброски 1887-1889 гг. — М. : Культурная революция, 2006. — 656 с.

5. Хайдеггер М. Бытие и время. — Харьков : Фолио, 2003. — 503 с.

6. Хайдеггер М. Ницше. Т. 1. — СПб. : Владимир Даль, 2006. — 604 с.

7. Хайдеггер М. Ницше. Т. 2. — СПб. : Владимир Даль, 2007. — 440 с.

8. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. [Электронный

ресурс] // Кlех.ru — архив книг. URL: http://www.klex.ru/27n (дата обраще-

ния: 09.02.2015).

9. Фаритов В.Т. Понятие темпоральности в философии Хайдеггера.

[Электронный ресурс]: PORTALUS.RU. URL:

http://www.portalus.ru/modules/philosophy/print.php?subaction=showfull&id=1

  33

204705753&archive=1375265869&start_from=&ucat=& (дата обращения:

09.02.2015).

10. Фуко М. Интеллектуалы и власть Т.3. — М. : Праксис, 2006. —

320 с.

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТИКА СВЯЗИ АБСОЛЮТА

И ЕГО ИСТОРИИ В ФИЛОСОФИИ Г.В.Ф. ГЕГЕЛЯ

О.Ю. МАРКОВЦЕВА

Ульяновск, Ульяновский государственный педагогический университет им.

И.Н. Ульянова

THE PHENOMENALOGICAL DIALECTICA RELATION ABSOLUT

AND HIS HISTORY I N THE PHILOSOPHY OF G.V.F. HEHEL

O.Y. MARCOVTSEVA

Ulyanovsk , Ulyanovsk State Pedagogical University

Описываются диалектические процедуры, описывающие имманентную связь фе-

номена «Абсолют» (Бог) и некоторых Его исторических проективных форм. К послед-

ним Г.В.Ф. Гегель относит такие общие понятия как знание, процесс, механизм, научная

мысль человека и другие. В данной работе проводится мысль, что критический анализ

некоторых идей Г.В.Ф. Гегеля К. Марксом также можно рассматривать в качестве атри-

бутивных свойств исторической ткани универсальной божественной сущности.

Ключевые слова: диалектика, история, философия Г.В.Ф. Гегеля и К. Маркса,

процедуры мышления.

Современный человек утверждается в границах своего существования

многообразными проектами, технологиями, концепциями, способами ху-

дожественного творчества, которые суть способы самовыражения его жиз-

ненных интересов. Однако чрезмерное увлечение их тиражированием, по-

вседневными стереотипами поведения, бесконтрольными реализациями

идей в общей историко-культурологической перспективе снижает остроту

  34

центрального вопроса, связанного с нравственной природой актуально

протекающей истории человечества. Ситуация «модерна» в социальной

науке проблематизировала традиционную диалектическую методологию в

том виде, в котором она была разработана в философской традиции Г.В.Ф.

Гегеля и К. Маркса. На основе классической диалектики эти философы

сконструировали такой тип общественного бытия, который стал у истори-

ческих лиц руководством к действию, стереотипом поведения, модой. Со-

цио-гносеологический поиск, обогатив свой опыт апробацией гегелевско-

марксистскими идеями, развивает их диалектико-имманентные механиз-

мы, синтезируя многие виды практик современного социума. При этом

главная диалектическая идея развития Абсолюта и способов конструиро-

вания ее историко-антропологического логоса по-прежнему остаются в

единых актуальных границах. Условие непрерывного их взаимодействия –

«универсального» горизонта и частного не уводит из-под контроля того,

что объясняет объективно-субъективную рациональность, мысля при этом

возможное стихийное, а также то, что называется разрушительным, а так-

же открыто позволяет относительно себя критику со стороны «post-post-

mo». Получается, что и критика К. Марксом некоторых положений теории

Г.В.Ф. Гегеля актуальна.

Неклассические способы познания изображают современного гносео-

логического респондента как существо, которое может мыслью создавать

социально-историческую действительность – реалию особой природы.

Здесь творческие проекты, замыслы могут организовываться ради самого

заманчивого акта познавательной любознательности человека. Возвращение

к классике истории философских положений, возможно, происходит с це-

лью проверить, измерить текущие аргументы исторических обстоятельств,

чтобы переосмыслить их, скорректировать, переставить местами имеющую-

ся и назревающую новизну в исторически творящейся феноменологии.

Анализ идеи Г.В.Ф. Гегеля о диалектике «человеческого-и-

внечеловеческого», «деятельного-и-наддеятельного» в качестве хода миро-

вой истории, становится процедурными моментами и единым диалектиче-

ским принципом. Он не обосновывает призыв двинуться вспять, а рациона-

лизирует совет продолжить проверку «науки логики» современными требо-

  35

ваниями теоретико-практической деструкции, и, напротив, измерить исто-

рию положениями «post-post-позитивистской» метафизикой. Она – совре-

менная органика научной проблематики, технологии, парадигмы, всего то-

го, что мы подразумеваем под понятием «магия научного исследования».

Приняв феноменологию в образе условия понимания особенностей

развития «исторической» мысли [знания, процесса, механизма], попытаем-

ся описать ее тезисами, заимствованными из трудов Г.В.Ф. Гегеля, крити-

ческих работ К. Маркса, сохраняя оригинальность и стиль научных проце-

дур, принятых в исследованиях этих немецких классиков историко-

философской мысли.

Исследовательская логика Г.В.Ф. Гегеля эксплицирует и описывает

историю как:

1) объективно-субъективное мышление;

2) науку (просвещение);

3) мораль;

4) религиозный опыт;

5) искусство.

Почему именно в такой последовательности и таком содержании ви-

дится и воспринимается нами «историческое»? Потому что диапазон соци-

ально-исторического сознания «отражается» образами этого Абсолюта в

практике государств, их времен, народов, революций, способами их рели-

гиозных созиданий, общезначимыми парадигмами антропологического

бытия. В этом смысле Абсолют позитивен, ризомен, двусмысленнен, не

завершен, относителен, то есть «субъективен». Естественные «разрывы»

исторических действий связываются общим (тотальным) феноменологиче-

ским опытом, чтобы создалась интенция, направленная на целостность ис-

торической линии. Так она приобретает «эпохальную» непрерывность, или

искусственно воссозданную преемственность, метафизику абсолютного

Духа «из-себя-ради-себя».

Центральный тезис Г.В.Ф. Гегеля: «субстанция сама по себе есть

субъект, всякое содержание есть его собственная рефлексия в себе. Устой-

чивость или субстанция наличного бытия есть равенство с самим собой;

ибо его неравенство с собой было бы его растворением» [3; 38]. Добавим,

  36

равенство с самим собой – чистая абстракция, последняя же есть мышле-

ние. Феноменология истории – одна из структур предметного поля диалек-

тики Духа. Такая практика предполагает возможность быть представлен-

ной «дважды субъективно» – идеями Г.В.Ф. Гегеля и критикой его основ-

ных концептуальных положений К. Марксом.

Феноменология истории в трактовке Г.В.Ф. Гегеля – метафизический

анализ истории, так как раскрывает смыслы, специфику понимания обще-

исторического ретроспективного движения, а не универсальная перспекти-

ва. Удвоенная субъективность Глобальной Истории всего сущего – одно-

временное условие проявления в мире многообразных исторических тен-

денций, возможных вариантов их наличия и переживания. Постоянная раз-

вертка универсума позволяет антропологической истории – истории разви-

тия человека, или текущей мировой истории – рассматриваться и описы-

ваться, быть различной. Ее описательные нарративы могут иметь непо-

средственное, реконструированное, фантазийное, синтезированное (мо-

дусное) различение, повторение в актах социо-антропологических воспри-

ятий. Такой ракурс получает возможность облекать историческую «фак-

тичность» в научную терминологию, художественно-литературную, экспо-

зиционную, презентационную и другую требуемую текущим временем со-

цио-центрическую текстуальность.

Природа субъективной целостности структурна. В историческом из-

мерении главная роль в ней принадлежит чувственной достоверности,

реализуя общее противоречие воспринятой вещи [3; 73]. Что это значит?

Учитывая, что сознание того, кто активен, – инструмент восприятия вещи,

оно становится его особым предметом, соотнесенным с истиной

(dasWahre). Критерий истины устанавливается совпадением сознания с са-

мим собой в акте постижения «самого себя», своих внутренних условий,

социо-исторических обстоятельств, возможностей. Историческая действи-

тельность в структурах чувственной достоверности проявляет нечто вос-

принятое в качественном сравнении или в виде исторического различия.

Истина такого механизма создает контекст естественного потока структу-

рирования текущих фактов, когда между ними устанавливаются неразрыв-

ные связи, порождающие целостность исторических событий. Созданная

  37

из них историческая ткань интенциональна, перцептивна, экзистентна, ус-

ловна, соотносительна. Ее образы, ассоциации, социальные акциденции,

персоны – «бисер» исторических «случайностей», разобранных рацио-

нальным восприятием. Последнее придает им место, время, значение, роль

в истории.

Примером теоретизированной чувственной достоверности может

быть анализ мировой истории, представленный в работах Г.В.Ф. Гегеля

«Географическая основа всемирной истории», «Лекции по философии ис-

тории». Разделы, логика естественно-гуманитарного исследования мира,

разделенного автором этих работ на Старый и Новый части света, подчи-

нены обоснованию применения географии в объяснении генезиса антропо-

социальной культурологии в качестве единого исторического процесса.

По мнению Гегеля, нюансы естественно-природных условий, такие как

территория, климат, при народозаселении континентов отразились и ори-

гинально выразились в жизненной культуре самостоятельных социо-

этнических общностей [4; 551].

Другой процедурой субъективного мышления является категория

«явление и сверхчувственный мир». Ее выделяет и детально описывает

Г.В.Ф. Гегель. История здесь – материя, транспортная поверхность или, в

терминологии Гегеля, «изнанка» сверхчувственного замысла. Он в данном

случае – завуалированное, двусмысленное бытие того, что существует в

осуществлении всеобщих диалектических законов, организующих истори-

ческое движение, его закономерностей «актуального» и «потенциального».

Феноменологическая целостность всего естественно происходящего в

«развивающейся» истории дана совпадением противовекторного, когда не

проявляется ни актуальное, ни потенциальное, а лишь их совпадение. Уд-

военные в этом оригинальном неразличении противоположно действую-

щие силы, по словам Г.В.Ф. Гегеля, устанавливают историческую дейст-

вительность. Ее основная характеристика – созидание внешнего эффекта,

или нечто проявленного [3; 87]. «Внешнее» может быть организовано,

скажем, в виде социально-политических, экономических, юридических и

других исторически значимых законов, закономерностей. Однако под-

черкнем, в феноменологии истории имеются иные логические «причины»

  38

метафизической обусловленности структурирования «законов историче-

ского развития». «Это царство законов хотя и есть истина рассудка,

имеющего своим содержанием различие, которое есть в законе, но в то же

время оно – лишь первая истина рассудка и не заполняет явление, так как

имеет иную (свою) действительность – сверхчувственный мир» [3; 92]. Ес-

ли мы принимаем эту схему Г.В.Ф. Гегеля, то история, или историческая

действительность как феномен определяется словно «изнанка» (verkehrten

Ansich) сверхчувственного мира.

Благодаря опытно-исторической компоненте, реализуемая в ней связь,

обозначенная Гегелем общим понятием «явление и сверхчувственный

мир», делится на периоды историографической действительности, которая

демонстрируется в условиях дискретного, каузального времени, активи-

зируя характер темпорального мышления. При этом, подчеркнем, фунда-

ментальным, но принципиально скрытым от действующего исторического

потока фактов является то, что по природе своей противоположно истори-

чески видимым границам, началам, пределам. Иллюстрация этого тезиса

дана в «Лекциях по философии истории». В этой работе имеется раздел

«Деление истории», где автор определяет место Европы в мировой исто-

рической панораме. Историческая «роль» Европы видится Гегелем как

«конец всемирной истории». В данной трактовке Азия – «начало». «Для

всемирной истории существует Восток по преимуществу, так как Восток

для себя есть нечто совершенно относительное; ведь хотя земля есть шар,

однако история не описывает круга вокруг него, а, наоборот, у нее есть оп-

ределенный Восток, и этот Восток есть Азия» [4; 571]. Здесь феноменоло-

гическое описание культурологического наследия этнических миров, на-

пример, греческого, римского, германского и др., обосновывает периоды

развития народов (Античность, Средние века, Новое Время, Просвещение,

рабовладение, феодализм, реформация). Г.В.Ф. Гегель, не выпуская из

внимания задачу экспликации актуальной диалектики Абсолюта, опреде-

ляет эту всегда наличную сущность центральным условием генезиса миро-

вых историй и религий. В целом религиозном опыте человека история

буддизма, магометанства, христианства представлена как живая единая

духовная структура, в ней укоренена ризома конфессионального многооб-

  39

разия. В феноменолого-диалектической практике различных религий гло-

бальная духовная на-Личность приобретает собственную метафизическую

полноту. Эта еще одна страница истории Абсолюта. В ее содержании ак-

туализируется понятие «бесконечного». «Бесконечность, или этот абсо-

лютный непокой чистого самодвижения, заключается в том, что бытие че-

ловека есть, скорее, то, что противоположно этой определенности. Душа –

предыдущее – свободно выступает только во внутреннем» [4;102].

В этом контексте историческое явление проявляет себя как «объяснение,

исходящее от рассудка» и дающее описание того, что такое самосознание.

Феномен «бесконечного» представлен в специальных работах фило-

софского наследия немецкого мыслителя. Эти труды исследуют эстетиче-

ские способы Абсолюта и его историко-правовые воплощения.

История как искусство.

Теория искусств – это эстетика чувственного наслаждения, особого

рода проявленного содержания универсально удвоенной субъективности

универсума. Красота различает, рассматривает эстетический порядок ве-

щей мирового целого. В первой части науки эстетики, получившей изло-

жение в работе «Лекции по эстетике», описывается «общее понятие и дей-

ствительность прекрасного в природе и искусстве… Дух искусства должен

был из самого себя развить собственное содержание во внутренне расчле-

ненную систему художественного мировоззрения божественного и челове-

ческого. Однако этим двум сферам еще недостает действительного

внешнего бытия» [1; 7]. (Напомним, потому что они суть удвоенная субъ-

ективность!) Словно устраняя этот «недостаток», в истории появляются

формы искусства, стили, эпохи и периоды художественных образцов, тра-

вести, мода на стилистику внешнего: классицизм, романтизм, символизм и

пр. (некоторые из них описаны в работах Гегеля) [1; 4]. Ценностный эсте-

тизм духовного первоначала пополняет сокровищницу мировой историче-

ской культуры. Она содержит в своей «памяти» диалектическую практику

единства искусственной деятельности человека, воплощенной во «второй»

природе, как образцы результатов духотворчества человека в становлении

и развитии цивилизаций, как их потенциальное. Все это – диалектика

творчества «самоискушенного» Духа. В «Лекциях по эстетике» Г.В.Ф. Ге-

  40

гель рассматривает природу символической, художественно-

стилистической «темы» в различные эпохи развития эстетико-

культурологической «вертикали» в архитектуре, скульптуре, живописи,

поэзии. Они не только суть «украшения» (как сказал бы Аристотель) исто-

рической феноменологии, но сами – ее история, то есть отзвук кумулятив-

но-диалектических принципов наступившей инновации, диалектической

динамики собственного содержания. Последнее становится особым «пред-

метом» в акциях рационального мышления.

История как наука.

В пределах внутренних условий феноменологически удвоенный дух

одной из своих приоритетных задач видит постижение себя научным инст-

рументарием [3; 16]. В работе «Наука логики» ставится цель разработать

общую гносеологему развития духовно-практической сущности мира. Ис-

тория в таком аспекте – история экстатической «реакции», направленной в

пределы самопознания Абсолюта. Вопрос Г.В.Ф. Гегеля: «С чего следует

начать науку?» [2; 51]. Его ответ: необходимо исследовать Начало, то есть

всеобщий Логос. «Начало есть логическое начало, поскольку оно должно

быть сделано в стихии свободно для себя сущего мышления, в чистом

знании. Опосредованно оно, стало быть, тем, что чистое знание есть по-

следняя, абсолютная истина сознания. …феноменология духа есть наука о

сознании, изображение того, что сознание имеет своим результатом поня-

тие науки, т. е. чистое знание. Постольку логика имеет своей предпосыл-

кой науку об охватывающем явления духе, содержащую и показывающую

необходимость точки зрения, представляющей собой чистое знание, равно

как и его опосредствование вообще, и тем самым дающую доказательство

ее истины» [2; 53]. Подчеркивая, что «логика есть чистая наука»,

Г.В.Ф. Гегель исследует ее диалектико-процедурные подобия комплексами

содержания наличного бытия истории. Он выделяет и описывает в послед-

нем различные стороны: «качество», «количество», «мера», «время» и

прочие, которые в их соразмерности организуют единую природу бытия.

Спектр анализа, представленный в этой работе классика немецкой фило-

софии, «финален» и феноменален. Г.В.Ф. Гегель указывает, что для исто-

рии характерна заключительная научность (просвещение), так как в основе

  41

ее находится исключительная («чистая») логика. Логика «вывернута» ис-

торичностью парадигмальных установок, сменяющих друг друга научны-

ми революциями. Их формы конструирования «картин мира», например,

классические и неклассические, пост-неклассические, модернистские и

«post-post-mo». Впрочем, данный тезис – развитие феноменологических

идей Г.В.Ф. Гегеля.

В заключение подчеркнем, что истории мысли и мысль об истории –

одна из центральных частей философского наследия Г.В.Ф. Гегеля. Диа-

лектические законы изображают, описывают, доказывают развитие уни-

версального характера исторического движения как его феномена. Орга-

ническая совокупность диалектико-феноменологических способов, норм –

общая методология, названная Г.В.Ф. Гегелем «наукой логики». Одним из

центральных положений этой особой науки является механизм «тождест-

венности противоположного» (в нашем исследовании обозначенная фра-

зой «удвоенная субъективность»). Он может быть принят за категорию,

принцип, характеристику, закономерность, метод, процедуру, научную ме-

тафору любой исторической действительности, подвергшейся феномено-

логическому описанию. История как торжество множеств противоположно

действующих, разнонаправленных сторон практики социума протекает в

пределах логических связей диалектики универсума. В таком виде диалек-

тические акции истории, их критический анализ – проекты «Абсолюта»,

его замыслы, внутренние перспективы, самодостаточность и пр. Консти-

туирование динамики развития самопостигающей «Абсолютной идеи» –

становление Единого. Оно выражено феноменологией истории, процедур-

но организованной «дважды-субъективной» диалектикой.

Список литературы:

1. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике. – СПб. : Наука, 2001. – 602 с.

2. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. – М. : Мысль, 1999. – 1067 с.

3. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. – М. : Эксмо, 2007.

4. Гегель Г.В.Ф. Философия истории. – М. : Эксмо, 2007.

5. Маркс К. К еврейскому вопросу// Экономическо-философские рукопи-

си 1844 года. – М. : Академический проект, 2010.

  42

6. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение// Эконо-

мическо-философские рукописи 1844 года. – М. : Академический проект,

2010.

ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ФИЛОСОФИИ

Т.Н. БРЫСИНА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

ONTOLOGICAL FOUNDATIONS OF PHILOSOPHY

T.N. BRYSINA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматриваются фундаментальные принципы и предпосылки феноменологии и

диалектики, обеспечивающие симбиоз этих методологий в изучении сознания как он-

тологического условия бытия философии.

Ключевые слова: сознание, метафизическое основание, симбиотическая связь,

феноменология, диалектика, целостность.

Особенность философии, которая сразу же обнаруживается при ее со-

поставлении с другими формами мысли, ̶ это постоянное обращение к соб-

ственным условиям существования. Можно без преувеличения утверждать,

что основной вопрос философии: как возможно нечто, а не ничто? – обра-

щен в первую очередь к ней самой. И только предложив какой-либо ответ,

то есть осознав себя, философия может обратиться к размышлениям о воз-

можностях других «нечто». Следовательно, как бы ни трактовалась фило-

софия размышляющими о ней, проблема ее бытийного статуса оказывалась

необходимым и непреодолимым контекстом, игнорировать который не уда-

валось никому, даже если эта проблема специально не тематизировалась.

Быть для философии – это значит занимать свое собственное, осозна-

ваемое и осмысленное, место в человеческой жизни. И потому оказываться

включенной на правах онтологического «момента» в эту жизнь, взаимо-

  43

связанной, взаимозависимой, дополняющей и дополняющейся другими

«моментами», занимающими свое собственное место в ней, точнее, обра-

зующими саму человеческую жизнь. А поскольку человеческая жизнь все-

гда имеет конкретно-исторический характер, то совершенно логично трак-

товать философию в гегелевском варианте как «эпоху, схваченную мыс-

лью». На протяжении длительного времени такой статус философии – са-

моосмысления и самопознания эпохи – принимался как само собой разу-

меющийся. И дело здесь не только и не столько в авторитете Гегеля,

сколько в специфике самой философии. Она действительно выражает ту

эпоху, в которой живет, причем в самом концентрированном, что ни на

есть конкретном, а не абстрактном виде. Однако эта особенность сослужи-

ла для философии недобрую службу, превратив ее трудами многих верных

адептов в инструмент изучения различных общественных структур и про-

цессов (философия политики, философия науки, философия экономики и

т. д. и т. п.), отодвинув в маргинальную сферу самое главное – вопрос о

философии как таковой, т. е. об условиях ее бытия.

«… Мысль, приносящая в мир нечто новое, вынуждена проявляться

через посредство уже готовых идей, которые она встречает и вовлекает в

свое движение; поэтому и кажется, что она связана с эпохой, в которую жил

философ. Но часто это всего лишь видимость. Философ мог явиться многи-

ми веками раньше; он имел бы дело с иной философией и иной наукой; он

поставил бы иные проблемы; он иначе формулировал бы свои мысли; воз-

можно, ни одна глава из книг, которые он написал, не была бы той же; и

все-таки он сказал бы то же самое» [1; 123]. Трактовка философии Анри

Бергсоном, на первый взгляд, кажется совершенно противоположной вы-

шеприведенной. Однако если перенести акцент с эпохи на мысль, то обна-

ружится следующее – в обоих случаях речь идет об условиях возможности

философии, или об ответе на вопрос об ее онтологическом основании. По-

этому совершенно закономерной оказывается ситуация, в которой ответ о

природе и характере философии одновременно является ответом о природе

сознания, и наоборот. Размышления о философии, ее состояниях (в том чис-

ле и современном) и перспективах оказываются демонстрацией как жизни

самого сознания, так и способов, в которых осуществляется познание и

  44

представление этой жизни (а в ней и жизни эпохи), формируются те или

иные образы, парадигмы, модели и эпохи, и сознания, и философии вместе

и одновременно. Именно поэтому, несмотря на различие в способах и фор-

мах выражения, философия своеобразным языком конкретного философа –

представителя своей эпохи – говорит об одном и том же, философ говорит о

том же самом. И если философия действительно претендует на статус «ду-

ховной квинтэссенции эпохи» (Маркс), то она должна прежде всего выра-

зить современную ей эпоху в качестве разнородного множества человече-

ской жизни, имеющего общую основу, что и обеспечивает как целостность

эпохи, так и саму возможность ее понимания.

Вся история философии, так же как и история человеческой жизни,

показывает, что таковым основанием выступает сознание как бытие особо-

го рода. И философия – «сознание вслух» (Мамардашвили), проговаривая

себя, тем самым приобретает самобытность и выражает таким образом дух

эпохи. Осмысление сознанием самого себя представляется тем камерто-

ном, звучание которого позволяет определить философии свое место в че-

ловеческом мире и исполняться в своем, отличном от других мыслитель-

ных форм, виде.

Философия как адекватная форма мысли (сознания) и самосознание

как адекватная форма философии – две стороны одной медали. Не случай-

но сдвиг внимания с вопроса о сознании как таковом на вопрос о содержа-

нии сознания (чем на протяжении уже многих столетий грешат «теории»

сознания) тотчас оборачивается утратой интереса к философской самореф-

лексии и заменой ее различными «философиями». Особенно преуспело в

этом наше время с его борьбой с метафизикой, деконструкцией всего и вся,

итогом чего стало объявление о «смерти субъекта», «смерти автора»,

«смерти индивида». Не за горами и отказ в жизни сознанию, а значит – и

человеку. Однако декларации – это совсем не одно и то же, что жизнь соз-

нания и философия. Хотя, конечно, такие декларации есть несомненный

симптом радикального поворота от одного типа философии к другому.

Этот поворот, по сути, раскрывает ситуацию рождающегося в ином со-

стоянии сознания. Это новое сознание иначе преобразует (придает смысл,

созерцает, конструирует и т. д.) целостность различных социально-

  45

культурных форм, тем самым иным образом организуя свое собственное

местопребывание и связь с ним. Таким образом, происходящие в филосо-

фии изменения как в определении ее предмета, проблематизации уже дав-

но выделенных и проработанных тем, а также способов, процедур, средств

описания должны быть поняты как свидетельства уже случившегося и

продолжающегося преобразования сознания, концентрирующего и одно-

временно провоцирующего изменения общественной жизни в целом, или

становление новой эпохи. Фактом преобразования сознания им же самим

как раз и оказывается предпринимаемое философией усилие по поиску ус-

ловий своего существования, в основе которого лежит продуцирование та-

кого способа описания сознания, при котором оно само конструируется

как динамичное разнородие.

Очевидно, что так понимаемое сознание не может быть выражено,

описано, исследовано каким-либо одним методом. Это невозможно сде-

лать и при помощи нескольких методов, поскольку возникает проблема

соединения полученных результатов, которое, конечно, не может быть их

суммированием. Следовательно, необходима разработка такого способа,

который представлял бы симбиоз методологических средств, позволяю-

щий высказаться разнородности сознания и тем самым обеспечить фило-

софии возможность существования и определить ее место в культуре. И в

современной философии обнаруживаются свидетельства поисков таких

методов, например, в постструктурализме или аналитической философии.

Опыт философии (и не только) показывает непосредственную зависи-

мость того или иного понимания сознания от практических методических

средств его исследования. Однако осмысление этого факта – событие со-

всем недавнего прошлого, а именно, начала двадцатого века. Таким обра-

зом, современная философия реализует в своеобразной форме марксов те-

зис о преобразовании мира: будучи формой бытия сознания и языком, на

котором оно говорит о самом себе и ведет диалог с другими своими ино-

бытийными состояниями, философия и познает мир, и изменяет его, пре-

образуя архитектонику знания, которое само является фактом обществен-

ной и человеческой жизни.

  46

Зависимость философии от характера организации сознания, выра-

женного в том образе (парадигме, модели), который оно и порождает в хо-

де своего конструирования при реализации определенных методологиче-

ских средств, ставит вопрос об онтологическом статусе самих этих

средств. Тем самым открывается возможность понимания философии в ка-

честве практической (в марксовской интерпретации) деятельности. Подоб-

ная установка требует определения границ применимости наиболее про-

дуктивных методологий исследования сознания и выявления в них тех по-

тенций, симбиотическая связь которых позволяет более или менее точно

описать сознание и, следовательно, осуществить акт философствования.

Обращение к истории, современному состоянию и достижениям раз-

личных философских учений не является данью моде, а выражает естест-

венную потребность теоретического мышления. Открытость методологи-

ческой системы, способность к восприятию и интеграции принципов и

средств из «чужих» областей вовсе не свидетельствует об ее эклектике, а

напротив, о ее жизнеспособности, что выражается в динамизме и преобра-

зовании.

Разумеется, в одной статье невозможно реализовать в полной мере

поставленную задачу, но возможно продемонстрировать один из вариантов

такого решения. В качестве исходного теоретического материала для раз-

работки симбиотического конструирования сознания берутся диалектика и

феноменология, во-первых, как наиболее фундаментальные и глубоко раз-

работанные философские методы, во-вторых, как методы, противостоящие

друг другу. Тем самым, эксплицируется исходная установка на дополни-

тельность в качестве условия онтологического представления сознания в

соответствующей философской концепции.

За длительную историю своего существования диалектика претерпела

множество изменений, выразившихся в ее конкретно-исторических фор-

мах. Однако это многообразие не должно экранировать единство исходных

посылок и основных принципов данного способа исследования. Феноме-

нология, хотя и не имеет столь же длительной истории, также демонстри-

рует разнообразие вариантов при общности небольшого числа основопола-

гающих идей и установок.

  47

Методологическая задача заключается, следовательно, в определе-

нии основных принципов, предпосылок и средств, которые выражают суть

каждого из методов; описании и сопоставлении исследовательских облас-

тей, которые устанавливаются в ходе реализации данных способов; в экс-

пликации содержания как методологических, так и теоретических когни-

ций, которая обязательно предполагает процедуру интерпретации.

Объединение диалектики и феноменологии на основе их синтеза – за-

дача не новая. Неомарксизм, экзистенциализм (в сартровском варианте)

предстают вариантами такого рода усилий при исследовании социальных и

антропологических проблем. Основанием для синтеза здесь выступает

принцип дополнительности как соотношение предельных возможностей

существования и описания сознания в задаваемых методологиями областях,

где наличествуют разнородные и нередуцируемые связи. В этих поисках и

выражается суть этих попыток. Однако акцент был сделан на синтезе, а не

на симбиозе методологических процедур и средств. Наша задача заключает-

ся в реализации именно симбиотической установки. Ее суть состоит в том,

что различные методологические моменты не только дополняют друг друга,

но предлагают наличие другого и существуют внутри другого.

Первый шаг, который нам предстоит сделать, – это выявить общность

методологических предпосылок, разворачивание которых и предстает в

виде определенной теоретической конструкции. В данном случае – кон-

цепции сознания.

Диалектика, независимо от ее конкретной формы, исходит из посылки

наличия некоего безусловного начала (благо, материя, идеи и т. д.). Его на-

личность – это не результат доказательств, а исходная априорная данность.

Исходное первоначало есть онтологическая и методологическая пред-

посылка диалектики и одновременно его конечная цель. Таким образом,

диалектика оказывается вариантом «первой философии», или метафизики

в догегелевском понимании.

Вторая предпосылка – «закрытость» исходного первоначала, которая

инициирует перевод из формы «в себе» в форму существования «для се-

бя». Диалектический метод как раз и реализует такой перевод с помощью

собственных процедур и средств, одновременно устанавливая (конструи-

  48

руя) форму «для себя» в виде ясного и отчетливого образования. Платон

называл этот процесс возведением предположений к самому началу с тем,

чтобы их утвердить, то есть установить, задать теоретическое пространст-

во, где возможно осуществлять исследование. У Гегеля тот же перевод

приобретает вид развития понятия, а у Маркса – восхождения от абстракт-

ного к конкретному. Таким образом, осуществляется связь методологиче-

ской и теоретической работы, или способа и предмета (а затем и результа-

та) исследования. То обстоятельство, что эта предпосылка далеко не всегда

осознавалась, не меняет существа дела.

Декарт был первым, кто актуализировал вопрос о предпосылках мето-

да. Его радикальное сомнение – это и есть средство целенаправленного

осознанного обнаружения исходного начала, а также обоснования его без-

условности и очевидности. Интерес Гуссерля к идеям Декарта определяет-

ся прежде всего этим – поворотом к выявлению онтологических предпо-

сылок метода и его трактовки как средства достижения очевидности ис-

ходных и последних оснований бытия. Другими словами, Декарт обнару-

жил, что предпосылки метода суть последние основания бытия. Признание

Гуссерлем этого вывода означало, что феноменология как особая методо-

логия изучения сознания не может состояться, если не реализуется диалек-

тический момент: тождество отправного пункта и конечного итога, пре-

вращение посылки в цель как результат смены формы данности, осуществ-

ляемой сознанием.

Рассмотрим теперь главный принцип, лежащий в основе анализируе-

мых методологий. Можно без преувеличения утверждать, что таковым яв-

ляется принцип целостности, в результате чего предмет задается как

«единство многообразия» в диалектике, как феномен – в феноменологии.

Этот же принцип обусловливает структуру предмета, где на первый план

выходят не столько субординационные, сколько координационные связи.

Тем самым предмет приобретает характер конкретности.

И там, и здесь целостность мыслится как структурированная, «много-

компонентная» и динамичная. Важнейший компонент, на который следует

обратить внимание, заключается в том, что в диалектике и феноменологии

целостность выступает не только методологической, но и онтологической

  49

характеристикой предмета исследования. Задавая масштаб философство-

вания, этот принцип ориентируется не только на понимание сознания как

тотальности (что характерно для классической философии), но и на осоз-

нание нетождественности всеобщности и абсолютности, очень часто трак-

туемых как синонимы. Современная философия как форма бытия сознания

в новый временной период предлагает другой контекст, где всеобщность

соотнесена именно с целостностью. И такой вариант стал возможен благо-

даря усилиям, предпринятым в феноменологии и диалектике.

Существенное различие, определяющее границы симбиоза двух мето-

дов, заключается в трактовке основы целостности, то есть в понимании ха-

рактера связи. Для диалектики характерен акцент на «борьбе» многообра-

зия, что ведет к преобразованию (развитию) целостности. Тем самым ос-

нова и источник развития оказываются тождественными, а связь раскрыва-

ется как каузальная обусловленность, имеющая процессуальный характер.

В таком представлении время не может быть ни чем иным, как линейной

сменой состояний, чередующейся сменой причин и следствий. Сознание в

этом случае есть самосознание таких же линейных процессов, наилучшим

образом представленных в деятельности мышления. Именно поэтому в

диалектической философии как идеалистического, так и материалистиче-

ского типа наблюдается редукция сознания к мышлению. Это, конечно,

обеспечивает возможность четкой логической структурированности и яс-

ности саморефлексии, но приводит к маргинализации других модусов соз-

нания. Более того, они вообще выводятся из его сферы. А философия –

речь сознания – неизбежно окажется ориентированной на рациональное,

логически строгое, системное познание, другими словами, будет претендо-

вать на статус научности.

В феноменологии произошел пересмотр времени как причинно-

следственных отношений, следовательно, изменилась трактовка основы

целостности. На первый план вышла гармоническая связь. Если при пони-

мании основы как противоречия происходит поглощение, преобразование,

преодоление одних «компонентов» другими, то в данном случае имеет ме-

сто приспособление, перестройка, перемена «местами» при сохранении ка-

чественных характеристик. Это не означает, что феноменологически трак-

  50

туемая целостность статична. Напротив, имеет место динамика, только

принцип и характер ее другой. Поэтому проблема развития выражается че-

рез понятие историчности, включенного в телеологический, а не причин-

но-следственный контекст. Отсюда и сознание осознает себя в качестве

феномена, способом бытия которого является «поток», где ничего не исче-

зает в прошлом, а будущее уже присутствует. «Наблюдение за этим пото-

ком различных явлений-аспектов и за способом их синтеза показывает,

что каждая фаза и интервал есть уже в себе «сознание о» чем-то. При этом

постоянный приход новых фаз не нарушает ни на один момент синтетиче-

ское единство целостного сознания…» [2; 13].

Если остановиться на этих особенностях, то вышепоставленная задача

оказывается неразрешимой. Однако симбиотический ракурс их видения

позволяет трактовать эти особенности в контексте целостности. Причем на

первый план выступают не комплементарность (выявление дополняющих

моментов), а сохранение специфичности как условия целостности. Поэто-

му диалектика и феноменология оказываются такими методологиями, ко-

торые предполагают выражение и описание разных состояний сознания

при сохранении его целостности. Противоречивость и гармонизация сами

являются «компонентами» целостности, а их дополнительность оказывает-

ся условием целостности.

Вопрос о том, каким образом представлен предмет – это вопрос ис-

пользования тех или иных методических процедур и средств. Однако в

обоих рассматриваемых методах является аксиомой необходимость специ-

альной методической подготовки сознания, что выражается в выработке

определенной установки, благодаря которой предмет с очевидностью

предстает как конкретная тотальность. В свою очередь, исходные предпо-

сылки и принцип целостности выступают ориентирами при выборе и реа-

лизации исследовательских процедур. Не имея возможности в силу огра-

ниченности статьи подробно раскрыть специфику таких процедур, оста-

новлюсь на одной, но важнейшей.

Процедура «эпохе» – (заключение в скобки, вывод из игры) – специ-

ально и целенаправленно осуществляемое ограничение в использовании та-

ких когнитивных образований, которые не относятся к предмету исследова-

  51

ния. В феноменологии эта процедура ориентирует на понимание сознания

из своего собственного бытия; в диалектике – на развивающиеся образова-

ния. Именно использование этой процедуры позволило Марксу рассмотреть

сознание как особый род бытия. Если феноменолог «берет в скобки» все то,

что не является сознанием, то Маркс «выводит из игры» как бы само созна-

ние, когда формулирует требование его объяснения из «внесознательных»

структур, или общественного устройства. Но что же происходит на деле, в

исследовательской работе у Маркса? Во-первых, «выводятся из игры» те

обыденные представления и переживания мира, из которых складывается

обыденный опыт людей в их обыденной жизнедеятельности. Этот опыт

Маркс называет «сознанием простака». Точно так же и Гуссерль «заключал

в скобки» эмпирический мир человека. Во-вторых, процедура «эпохе» осу-

ществляется в отношении специализированного сознания, то есть совокуп-

ности философских и научных идей. Однако ни Гуссерль, ни Маркс, ни их

последователи не смогли осуществить процедуру «эпохе» в полной мере,

что свидетельствует не о слабости методологической деятельности, а о

принципиальной невозможности радикальной редукции. В противном слу-

чае это означало бы «смерть сознания».

Цель «эпохе» не в том, чтобы полностью очистить сознание, а в выяв-

лении таких структур, которые делают возможным сам эмпирический

опыт, его упорядоченность и воспроизводство. Именно эти структуры, как

бы они ни назывались, оказываются исходным основанием, которое пред-

стает в начале работы в качестве некой целостности, интуитивно схваты-

ваемой исследователем.

Как в диалектике, так в феноменологии выделение сущностных

структур разрешает проблему случайности происходящих в эмпирической

жизни событий и процессов. Расхождение между различными формами

диалектики, с одной стороны, и феноменологии – с другой, заключается в

трактовке природы этих структур и способе их исследования. Так, для Ге-

геля и Гуссерля характерно признание их априорной природы, что связано

с реализацией ими такой методологической процедуры, как трансценден-

тальная редукция. Для Маркса и поздних феноменологов (Хайдеггер, Мер-

ло-Понти), не практикующих данную процедуру, сущностные структуры

  52

оказываются исторически обусловлены. Так же отличается и трактовка

способа их постижения. В одном случае таковым является созерцание, в

другом – дискурсивное мышление, но при этом исходная посылка дискур-

са рассматривается как интуитивно данная.

Анализ методических принципов, предпосылок и средств диалектики

и феноменологии обнаруживает возможность разработки симбиотического

способа понимания сознания. Разворачивание этой возможности, на мой

взгляд, является одним из фундаментальных условий сохранения филосо-

фией своего места в культуре и человеческой жизни. Одновременно это

позволяет обосновать невозможность технологизации сознания, низведе-

ния его на уровень одного из факторов общественного бытия. Мир, пред-

полагающий присутствие сознания, проговаривающего себя, всегда оказы-

вается открытым, незавершенным и спонтанно преобразующимся. Следо-

вательно, философия в таком мире также не может быть завершенной и

однонаправленной. Происходящие в современной философии метаморфо-

зы – яркое тому подтверждение.

Возможности диалектической и феноменологической методологий

(как эксплицированные, так и не проявленные) позволяют рассматривать

их не только как взаимодополнительные варианты исследования бытия, но

и как со-существующие и взаимообусловливающие. Разработка симбиоти-

ческих средств изучения сознания неизбежно задает область теоретическо-

го представления сознания как динамичного целостного образования, фи-

лософия в таком случае непременно будет ориентирована на статус «ду-

ховной квинтэссенции эпохи», презентирующей не просто ее разнообра-

зие, но и разнородие.

Список литературы:

1. Bergson A. Pensée et mouvant. – Paris, 1934.

2. Гуссерль Э. Феноменология // Логос. – 1991. – №1.        

  53

ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

В МИРЕ М.A. ШОЛОХОВА

А. А. ДЫРДИН

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

PHILOSOPHICAL CONCEPTION OF LIFE AND DEATH

IN THE WORLD OF М.A. SHOLOKHOV

A.A. DYRDIN

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Аннотация: Рассматриваются онтологические основы художественой философии

автора «Тихого Дона», образное воплощение представлений М.А. Шолохова о жизни и

смерти – основных категориях человеческого бытия.

Ключевые слова: философия М. Шолохова, концепция жизни и смерти, жизнеут-

верждающий выбор.

Не сохами-то славная землюшка наша распахана…

Распахана наша землюшка лошадиными копытами,

А засеяна славная землюшка казацкими головами,

Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,

Цветен наш батюшка тихий Дон сиротами,

Наполнена волна в тихом Дону отцовскими,

материнскими слезами [8; 13].

В запевные строках эпопеи тематизируется дисгармония человека и

мира. Фольклорным эпиграфом Шолохов задает «Тихому Дону» горестную

интонацию, предваряя испытание героев временем неистовой злобы и яро-

сти раздумьями о смертной доле, зыбкости, катастрофичности земного су-

ществования человека. На уровне действительности, творимой текстом,

создается дополнительное эстетическое измерение, которое имеет связь с

сверхприродными горизонтами жизни. Этим измерением станет концепция

  54

бытия и смерти, предстающих в творчестве Шолохова важнейшими коор-

динатами движения человеческой души*.

Мир «Тихого Дона» – эпический по широте исторического взгляда и

масштабу воссоздания национальных характеров – рождается на скреще-

нии двух реальностей: жизни и смерти. От века присущие народной

культуре и русской словесности константы получают здесь свое неповто-

римо-пластическое преломление, создавая особый язык и философию пе-

реживаний героями своей судьбы, проявления воли к жизни и чувства

правды.

Пространство шолоховской эпопеи-трагедии уникально по количеству

эпизодов умирания, актов насилия, самоубийств. Бездонный смертный

омут поглощает детей, мужей, жен, братьев и сестер, отцов и матерей. Раз-

рушая чувство первоначального единства с мирозданием, смерть заставила

героев взглянуть в глубь самих себя. Смерть – это трагический императив

эпопеи, всепоглощающая бездна, ее «истинное ”черное солнце”» [5; 57].

Горькая правда – в смерти нет и не может быть подмены: нельзя заменить

свою смерть, кому-то умереть вместо тебя, – проговаривается во всех че-

тырех книгах эпопеи: «Кто зайдет смерти наперед? Кто разгадает конец

человеческого пути?» (III; 95).

Первые узлы семейных драм «Тихого Дона» завязывается смертью

(смерть жены Прокофия, убийство братом и матерью отца Аксиньи, смерть

в младенчестве ребенка Аксиньи и Степана, ранняя смерть дочери Акси-

ньи и Григория). Число смертей нарастает вместе с вторжением в мирную

жизнь донских казаков войны и революционной смуты.

Живописание Шолохова можно сравнить с собиранием камней, выне-

сенных стремительным течением реки на берег. Помимо главных сюжет-

ных линий, писателем выстроена цепь эпизодов, объединенных раздумья-

                                                             В советской критике жизнь и смерть у Шолохова чаще всего рассматривались в

связи с проблемой гуманизма художника, отрицающего танатологические идеи декадентской литературы. Против критиков, видевших в позиции писателя «пименовскую терпимость» к жестокости бытия, выступали многие шолоховеды. «Смерть в восприятии Шолохова, – резюмировал один из них, – это насильственное в мире жизни, противостоящее этому миру <…>» [3; 93].

 

  55

ми героев о жизни и смерти. Из отрывочных картин, осколков воспомина-

ний восстанавливается отношение каждого из них к этим двум ориенти-

рам сознания.

Мысли о смерти рождаются у шолоховских героев столь часто, что у

них развивается восприятие жизни с «точки зрения смерти». Григорий Меле-

хов, гнетуще переживший смерть убитого им австрийского солдата, начинает

втягиваться в рискованную игру со смертью. Он, испытав себя в кровопро-

литных боях, постепенно стал ощущать, «<…> что ушла безвозвратно та

боль по человеку, которая давила его в первые дни войны. Огрубело сердце,

зачерствело, будто солончак в засуху, и как солончак не впитывает воду, так

и сердце Григория не впитывало жалости. С холодным презрением играл он

чужой и своей жизнью <…>» (II; 45). И вот уже «не объяснимый и не оправ-

дываемый страх» (II, 52) застилает глаза казака, совсем недавно искавшего

«случай выказать беззаветную храбрость» (II; 45).

Неслучайна в этом ряду отсылка к «Войне и миру» Л. Толстого, кото-

рая появляется во вставной главке (XI гл. 3-й части) – дневнике погибшего

казака. В записной книжке, найденной Григорием в кармане убитого,

упомянуто место из романа, в котором речь идет о черте неизвестности,

проходящей между миром живых и миром мертвых. Эту границу живого и

мертвого автор «Тихого Дона» четко вычерчивает в картине взаимного

уничтожения людей – «великого безумия» (1, 281). Ощущение смертной

линии передано так явственно, будто смерть выпадает из времени, остава-

ясь лишь явлением пространства. Точка пересечения жизни и смерти зада-

ется у Шолохова переживанием гибели другого человека как самого ужас-

ного события. «Какую красоту загубили <…>», – выговорит вполголоса

Прохор Зыков, потрясенный видом мертвой женщины, а Григорий спе-

шится, чтобы привести в порядок одежду убитой, у которой «<…> моло-

дое лицо было красиво и после смерти» (IV; 64).

У каждого из героев эпической книги своя дорога жизни и смерти.

Григорий Мелехов, «полной мерой взяв из жизни – богатой горестями и

бедной радостями – все, что ему было уготовано» (III; 237), под влиянием

близости смерти готов смириться с ее опустошающим напором: «Что но-

вое покажет мне жизнь? Нету нового! Можно и помереть. Не страшно»

  56

(III; 231). Однако он не «бежит в смерть». После многих мытарств на вой-

не, когда по слову казачьей песни, «страх и горе каждый день, каждый

час» (IV; 62), во время братоубийственного противостояния двух частей

русского народа, герой Шолохова проходит через границу одержимости

смертью, выбирает свет и жизнь.

Естественный для человека трепет перед смертью Григорий Мелехов

по-настоящему глубоко переживет, когда, «мертвея от ужаса», будет дер-

жать на руках умирающую Аксинью. В это мгновение мысль, «что самое

страшное, что только могло случиться в его жизни, – уже случилось …»

(IV; 403), и «все порушила безжалостная смерть» (IV; 404), обратит героя

к осознанию совершающегося в нем переворота. Смерть любимого чело-

века поставила Григория перед необходимостью посмотреть на себя со

стороны («при свете совести»), отвергнуть власть злобы и ада, возрасти

над чувствами ожесточения и ненависти.

Эти смысловые переходы порождают многомерный образ-связку

умирания-возрождения. Герои Шолохова испытываются на человечность,

на способность сохранять жизнестроительные ценности, ведь чтобы быть

живым, «надо человечью правду блюсть» (I; 240).

Таким образом, смерть в «Тихом Доне» не только губит, но и побуж-

дает к жизни, определяет возможность духовного прорыва.

Одним из выразителей идеи соприсутствия смерти в человеческом

бытии от рождения до кончины показан дед Гришака Коршунов.

На страницах романа он ведет своеобразный диалог со смертью. «Жду

смертыньку, как дорогого гостя. Пора уж …и пожил, и царям послужил, и

водки попил на своем веку» (I; 86). Так отвечает на вопрос Натальи – «не

боится ли он помирать?» – казак, который «топтал землю шестьдесят де-

вять лет»  и «короткие остатки жизни тратил на воспоминания» (I; 85).

Со смиренным чувством призывает он смерть: «”Обороти, Господи, мило-

                                                             В «Тихом Доне» у каждого из героев своя временная мера, определяемая доб-

рыми и злыми поступками, совершенными в течение жизни. «Мне ить уж под сто лет пошло», – сообщает Гришака Коршунов Григорию Мелехову по ходу откровенного разговора в VI части эпопеи, хотя с момента первого появления в романе старого казака прошло не более десяти лет сюжетного времени. 

  57

стивый взор на раба твоего Григория! И я земле в тягость, и она мне” …»

(III; 249). Его житейский опыт свидетельствует: жизнь быстротечна. Она

промелькнет «как летний всполох, и нету ее» (III; 249).

Думы героя подхватываются повествователем, перерастают в поток

сравнений и метафор, за счет которых расширяется семантика образа

смерти. По Шолохову, смерть присутствует в составе жизни. Поэтому сце-

ны смертей и кровавой жестокости в «Тихом Доне» – это не издержки

«свирепого реализма» или нагнетание трагического колорита. Такие си-

туации, заставляя читателя сопереживать жертвам немирья, познавать все

его ужасы, служат защите жизни, восстановлению к ней доверия.

Жизнь человека хрупка и в любое мгновение может легко оборваться,

словно «надломленный черенок древесного листа» (II; 330). Жизнь может

убывать, протекать безрадостно и тоскливо идти на спад: «на сбыв – как

полая вода в Дону» (II; 55). Есть в мгногоцветьи шолоховских персонажей

такие, которые, подобно Митьке Коршунову, живут «птичьей, бездумной

жизнью: жив нынче – хорошо, а назавтра – само дело укажет» (II; 64).

Мишка Кошевой, назначенный станичным атаманом в атарщики, по-

давлен «тишиной, мудрым величием» степной жизни. Шолохов нашел

точные слова, чтобы передать состояние казака, которым овладевает вез-

десущая стихийная сила: «Степь его покоряла, властно принуждала жить

первобытной, растительной жизнью» (III, 28). Умиротворенная природным

согласием душа готова полностью раствориться в необъятном пространст-

ве. Но Мишка не выдержит и недели такой отрешенности, не стерпит оди-

ночества, хотя внутренний голос нашептывал: «Пусть там воюют, там

смерть, а тут – приволье, трава да небо. Там злоба, а тут мир. Тебе-то что

за дело до остальных?» (III; 28).

Купец Мохов, который «щупал <…> жизнь со всех сторон», испове-

дует незатейливую идею самосохранения: «Умри ты нынче, я завтра!»

(II; 66).

Находящиеся под впечатлением недавнего боя, унесшего сразу не-

сколько десятков жизней, казаки с хутора Татарского поражены зрелищем

жертв газовой атаки: «На небольшой прогалине наткнулись на длинную

стежку трупов. Они лежали внакат, плечом к плечу, в различных позах, за-

  58

частую непристойных и страшных <…>. Дальше – небрежно собранные в

кучу куски конечностей, шмотья шинели, истрощенная мятая нога на мес-

те головы; а еще дальше – совсем мальчишка, с пухлыми губами и отроче-

ским овалом лица: по груди резанула пулеметная струя, в четырех местах

продырявлена шинель, из отверстий торчат опаленные хлопья.

– Этот … этот в смертный час кого кликал? Матерю? – заикаясь, кла-

цая зубами, спросил Иван Алексеевич и, круто повернувшись, пошел как

слепой» (II; 30–31). В реалистическом, потрясающе точном изображении

апофеоза войны автор «Тихого Дона» сохраняет точки общения между

живыми и мертвыми. Но несколько дней спустя казаки уже иначе отнесут-

ся к смертоубийству, которое воспринимается привычно и безучастно:

«– Тут об живых надо думать, а мертвякам мало надо» (II; 37).

Смерть зримо присутствует в тексте, вступая с людьми в особенные

отношения. «Иногда, и она с ним заигрывала, иногда висела, как камень на

шее утопленника» [II; 66], – скажет Шолохов о судьбе купца Мохова.

В хороводе смертей складываются пространственно-временные связи

между живыми и умершими, «хронотоп» жизни и смерти. Это ведет к из-

менению мировоззренческого горизонта эпопеи. Повествование о кон-

фликте социальных идей, о борьбе белых с красными, постепенно превра-

щалось в экзистенциальную драму отдельного человека, для которого

главные ценности – ценности бытия: природная красота, любовь к жен-

щине и миру, родной кров, сама жизнь от рождения до смерти. Григорий

Мелехов, «обманувший смерть», «как Лазарь» (III; 58), восстававший со

смертного ложа, начинает ценить работу в поле, замечать красоту неба и

земли. В нем просыпается чуткость к простым семейным радостям и инте-

рес к предметам неприхотливого казачьего быта. «Все в жизни обретало

для него какой-то новый, сокровенный смысл, все привлекало внимание.

На вновь открывшийся ему мир он смотрел чуточку удивленными глазами,

и с губ его долго не сходила простодушная, детская улыбка, странно изме-

нявшая суровый облик лица, выражение звероватых глаз, смягчавшая же-

сткие складки в углах рта», – подмечает повествователь перемены в пси-

хологии и поведении героя. – <…> Ильинична была несказанно удивлена

однажды, застав его разглядывавшим со всех сторон прялку» (IV; 196).

  59

Дыхание смерти ощутимо едва ли не на каждой странице романной

эпопеи. В то же время множеству эмоционально окрашенных фактов смер-

ти противопоставляется идея бессмертия, любви к жизни. Витальная энер-

гия, отрицающая небытие, сосредоточена у Шолохова в природных образ-

ах, в мире детства и в женском, материнском начале.

Если рассмотреть своеобразие шолоховского изображения смерти, то

можно обнаружить, что оно совпадает с пониманием и оценкой смерти в

Древней Руси. В традиционной славянской культуре сложилось убежде-

ние, согласно которому между миром живых и миром мертвых нет резкой

рубежной черты. Смерть «<…> была неотъемлемым атрибутом жизни, не

имеющей своего предела» [4; 15], – отмечает исследователь, ссылаясь на

богатый материал, собранный отечественными этнографами.

Жизнь и смерть идут рука об руку, окрашивая повествование, то цве-

том крови, то в животворящие краски солнечного спектра. Поэтому трудно

согласиться с мнением С. Г. Семеновой, остановившей свой выбор на пер-

вой части диалектического единства живого и мертвого в шолоховском

художественном сознании: «Именно царящая в мире смерть, неизбежная

выстланность шляха жизни трупами, костьми, прахом ушедших – самая

скрытая язва шолоховского мироощушения, поддонная причина той бес-

конечной грусти и безотрадной печали о человеке, о мире, о таком (кур-

сив автора, – А. Д.) порядке вещей в нем, которые пронизывают страницы

“Тихого Дона” как его глубинный эмоциональный и метафизический под-

спуд» [6; 165].

Показывая войну и революцию через сознание ребенка, Шолохов

создавал целомудренную оппозицию беспросветному взгляду на смерть и

судьбу. Свое подлинно драматическое звучание тема связи живого и мерт-

вого обретает в незамысловатых, по-детски прямодушных, вопросах Ми-

шатки отцу: «– А ты, папанька, убивал людей на войне? <…> А страшно их

убивать? А кровь из них идет, как убивают? А много крови?» (VI; 198).

В эпопее-трагедии, в отличие от рассказов и очерков, романов «Под-

нятая целина» и «Они сражались за родину», героям приходится не только

убивать, но еще и погребать, собственноручно предавать земле родных и

  60

близких, а порой – совершенно незнакомых людей.* Мертвых хоронят с

соблюдением ритуала, который в основных чертах близок православной

похоронно-обрядовой традиции. Довольно полно погребенье воссоздано

Шолоховым в 5-й части «Тихого Дона» (гл. XXXI), в эпизоде похорон Ва-

лета, наглядно отразившем смежность жизни и смерти [6]. Иногда ритуал

сводится к двум-трем основным правилам: «Хоронил он свою Аксинью

при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди ее

мертвые побелевшие смуглые руки <…>. Он попрощался с нею, твердо

веря, что расстаются они ненадолго …» (IV; 403).

Жизнь и смерть, представляя собой диаметрально противоположные

бытийные установки, описываются у Шолохова в семантически близких

формах или характеристиках.

Шолоховский текст соединяет (часто в границах одной смысловой

единицы) живое и мертвое. Данное свойство писательской мысли дает

право говорить о диалектике жизни и в его произведениях: о смерти как

продолжении жизни, о торжестве над смертью как центральной идее эпо-

пеи. Всепобеждающий жизненный дух вершит обновление мира: «Светит

солнце. Кругом – непочатый лиловый снег. А под ним, невидимая глазу,

творится извечная прекрасная работа – раскрепощение земли <…>. В пол-

ночь мощно ревут буераки, гудят заваливаемые снежными оползнями яры,

сладостным куревом дымится бархатисто-черная обнаженная зябь. К вече-

ру стоная, ломает степная речушка лед, мчит его полноводная, туго нали-

тая, как грудь кормилицы, и, пораженный неожиданным исходом зимы,

стоит на песчаном берегу человек <…>» (III; 84).

Природный хронотоп жизни выносится за черту, разделяющую бытие,

обнаруживая неиссякаемую потребность человека в жизни. В воздействии

                                                             В «Судьбе человека» Андрей Соколов хоронит сына с соблюдением официальных

похоронных правил: в «чужой немецкой земле», в «обитом красным бархатом гробу» под звуки прощальных выстрелов артиллерийской батареи. Однако и здесь сказалась шолоховская идея сопряжения живого и мертвого: «<…> тут лежит молодой, красивый мужчина, глаза полуприкрыты, будто смотрит он куда-то мимо меня, в неизвестную мне далекую даль. Только в уголках губ так навеки и осталась смешинка прежнего мальчишки» [9; 552].   

  61

одухотворенной земной энергии на жизнелюбивую душу проясняются пу-

ти преодоления смерти героями «Тихого Дона».

Недавно ушедший из жизни В. В. Васильев в одной из последних сво-

их публикаций подчеркнет свойство Шолохова возвышать героя в ситуа-

циях прорыва за пределы привычного способа существования, в моменты

его преображения: «Кажущаяся опустошенность, исчерпанность, душевная

выжженность Григория Мелехова есть не конец, а начало, есть умаление и

уничижение себя перед великим, куда входит и новая для него государст-

венность (ибо “всякая власть от Бога”, по Евангелию), есть освобождение

от своего ничтожного произвола и греховных страстей, искажающих ис-

тину и правду, смирение и чистота (пустота как сосуд, достойный вели-

кого содержания). Это содержание – не сплошное благо. Оно включает в

себя и возможную физическую гибель героя, но уже не в качестве его по-

ражения, а как его духовную победу».

Коллизия жизнь-смерть глубоко познана писателем. Устойчивое

внимание Шолохова к теме жизни и смерти, как на уровне фабулы, так и в

описании духовных поисков центральных персонажей, сформировало тра-

гически напряженную картину мира. Она вбирает в себя внутренний опыт

писателя, близкий православному взгляду в его обыденных и метафизиче-

ских гранях. Эти образы-символы явились опорой художнической мысли,

проникающей в суть онтологических законов.

Жанровое своеобразие «Тихого Дона» как эпопеи-трагедии обуслов-

лено присутствием в ней проблематики романного (нравственно-

философского) типа. Шолоховская концепция человека, прикоснувшегося

к тайнам бытия и смерти, определяет целостность структуры повествова-

ния: образно-поэтическую, содержательную, идейно-эстетическую.

Очевидно, есть ряд тем, которых мы не затронули, обращаясь к фено-

менам жизни и смерти в мире «Тихого Дона». В статье обозначены лишь

некоторые аспекты смысловой реальности, заключенной в шолоховском

тексте. Для нас было важно, прежде всего, то, что жизнь и смерть актуа-

лизированы в художественном сознании писателя-эпика. Шолохов в «Ти-

хом Доне» философствует о бытии, изображая героев, которые способны

  62

на масштабную постановку «вечных» вопросов, пытаются разрешать их на

«краю жизни».

Значение шолоховской книги – не только в непредвзятом изображении

эпохи злобы и ненависти, но и в познании глубин психологии жизни и

смерти. Шолохов не романтизирует «живую жизнь». Между светлым, радо-

стным миром и миром отчаяния и зла устанавливается относительное рав-

новесие. Многочисленные встречи с «черной смертью» («Одна лишь чер-

ная смерть вставала во весь рост, пугала и понуждала по-животному обере-

гаться» – III; 79) завершены возвращением Григория в отчий дом, к тому,

«<…> что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со

всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром» (IV; 407). В

этом возвращении шолоховеды обнаруживают прямое обращение писателя

к евангельскому мотиву «блудного сына», христианскому архетипу, вопло-

щенному в рассказанной Иисусом Христом притче (См.: Лк 15; 11–32).

«Причем наполнение архетипических ситуаций, связанных с притчей о

блудном сыне, конкретным индивидуально-осмыслением нравственных

проблем также происходит в «Тихом Доне» последовательно, – отмечает

А.П. Чалова, – углубляясь от книги к книге: от практически полного отсут-

ствия отсылок к этому архетипу во 2<-й> книге через выраженное сюжето-

образующее значение в 1<-й> книге к постижению глубинных нравствен-

ных основ миропорядка в 3 <-ее> и 4<-й> книгах» [7; 47]. Библейская прит-

ча в тексте романа-эпопеи связывает шолоховскую мысль с духовно-

содержательными основами существования человека, оттеняя противоречие

изображаемых событий с главными законами людского бытия.

Шолохов индивидуализирует образы смерти, каждый раз находя в об-

ращенном к персонажу страшном лике черты живого. Делает он это с це-

лью укрепить позиции жизнелюбия. Идея «попрания смерти», воплощен-

ная в судьбе персонажей, воспринимается в свете евангельских запове-

дей.* По словам С. Г. Семеновой, «<…> через своего главного героя, ми-

                                                             Изучение шолоховских представлений о жизни и смерти в контексте христи-

анского предания выходит за пределы нашей статьи и требует основательных и не-спешных размышлений. Отметим только, что жизнь и смерть связаны с опытом пере-живания человеком себя, мира и Бога, являются важными элементами святоотеческого

  63

ровой образ Григория Мелехова, писатель подводит читателя к чувству и

мысли (на деле глубинно христианским), о необходимости прервать дур-

ную бесконечность возмездия и борьбы, идущую крещендо, сойти с вет-

хозаветного взаимо- и самоистребительного принципа ”зуб за зуб“, оста-

новиться, простить <….>» [6; 346].

Характеристики «жизни в смерти», смерти как границы земного пути

личности, рассыпаны по многим страницам шолоховской прозы. Трудно

найти в мире писателя сюжет, не имеющий отношения к затронутой здесь

проблеме. Однако «Тихий Дон», с его обильной танатологической фразео-

логией, с ярко выраженным народно-православным представлением о бы-

тии и небытии, остается самым значительным его произведением, которое

содержит в себе осмысление двух сокровенных идей человеческого суще-

ствования.

Философско-эстетический выбор Шолохова – на стороне жизни.

Список литературы:

1. Васильев В. В. «Рим» Григория Мелехова. О финале «Тихого

Дона». Режим доступа: http://lit. 1september.ru/article.php?ID=200202303.

(дата обращения: 12.09. 2014).

2. Корниенко Н. В. «Сказано русским языком …». Андрей Платонов и

Михаил Шолохов: встречи в русской литературе. – М., ИМЛИ РАН, 2003.

3. Литвинов В.М. Михаил Шолохов. – М. : Худож. лит., 1985.

4. Мордовцева Т. В. Трансформация феномена культа в контексте

отечественной танатологии: автореф. дисс. … д-ра культурологи. – М.,

2004.

5. Семанов С. Н. Православный «Тихий Дон». – М. : Наш

современник, 1999.

                                                                                                                                                                                          

учения о природе человека, принадлежат кругу христианской символики. Н. В. Корни-енко, рассматривая роль цитат из Св. Писания в шолоховском романе, определяет ее следующим образом: «Библейский текст в романном пространстве «Тихого Дона» вы-ступает не как архаический, а как идеальный, задающий иерархические отношения ме-жду реальным сознанием и истиной-правдой, которая не отдается Шолоховым ни од-ному из героев-идеологов» [2; 52]. 

  64

6. Семенова С.Г. Мир прозы Михаила Шолохова. От поэтики к

миропониманию; Рос. акад. наук, Ин-т мировой литературы им. А. М.

Горького. – М. : ИМЛИ РАН, 2005.

7. Чалова А.П. Система христианских мотивов в художественном

мире «Тихого Дона» М.А. Шолохова: дисс. ... канд. филол. наук. – Сургут,

2007.

8. Шолохов М. А. Тихий Дон. В 4 т. – М. : Дрофа, 2007. Т. 1. Далее

ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием тома

римскими, а страниц – арабскими цифрами.

9. Шолохов М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. – М. : Худож. лит., 1986.

СУБЪЕКТ ВЛАСТИ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС: СПОСОБЫ

ДЕТЕРМИНАЦИИ

Н.А. БАЛАКЛЕЕЦ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

SUBJECT OF POWER AND POLITICAL DISCOURSE: WAYS OF

DETERMINATION

N.A. BALAKLEETS

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

На материале классической и современной политической философии рассматри-

вается переход от метафизических концепций власти, объявляющих ее условием, ис-

точником и носителем высшую трансцендентную сущность, к современным теориям,

трактующим субъекта власти как конструкт определенного политического дискурса.

Ключевые слова: власть; субъект; политический дискурс; теории дискурса; Руссо;

Альтюссер; Лаклау; Муфф

Вопросы о носителях, источниках, границах, способах и механизмах

усиления власти являются одними из наиболее активно дискутируемых в

современной социальной философии. Цель настоящей статьи – эксплици-

ровать онтологический статус субъекта власти в системе социальных от-

ношений. Нас интересует ответ на следующий вопрос: является ли субъект

  65

власти условием и источником конституирования отношений власти или

же он представляет собой ее продукт, конструкт определенного политиче-

ского дискурса.

Следует отметить, что стремление к постоянному наращиванию сво-

его могущества, преодолению своих границ и расширению своего объема –

важнейшая онтологическая характеристика политической власти в любую

историческую эпоху. Власть, стремящаяся к простому сохранению самое

себя в прежнем качестве, удержанию status quo, обречена на поражение.

Та система власти, которая отказывается от борьбы, активного, непрерыв-

ного и неослабевающего расширения подконтрольного ей социального

пространства, укрепления собственной позиции, будет с весьма высокой

долей вероятности заменена более эффективной системой властных отно-

шений. И напротив, та власть, которая постоянно превосходит свои собст-

венные границы, наращивает и преумножает свои возможности, тем самым

увеличивает свои шансы на долгосрочный успех. В качестве одного из

средств, способствующих усилению власти, могут быть рассмотрены мно-

гочисленные политико-философские концепции, в том числе ставящие

своей задачей критику определенной политической системы или историче-

ски сложившегося политического режима.

Начиная с эпохи Нового времени, когда человек впервые помыслил

себя в качестве субъекта – основания всего сущего, источника всех сущест-

вующих социальных отношений, власть получает новые возможности для

своего многократного усиления. Критика трансцендентного характера вла-

сти и закона приводит к становлению нововременной метафизики познания,

закрепляющей статус законодателя за трансцендентальным субъектом. От-

ныне власть утрачивает свой незыблемый и трансцендентный характер. Ме-

тафизическая трактовка власти как трансцендентного феномена, обладаю-

щего абсолютным, вечным и незыблемым характером, на наш взгляд, может

рассматриваться как своеобразный механизм ограничения власти, устанав-

ливающий ее границы и пределы, четко локализующий сферу ее присутст-

вия. Феномен трансценденции связан с идеей естественного (природного

или божественного) закона. На протяжении длительного времени политиче-

ская власть была лишена законотворческой функции. Трактовка закона как

  66

средства выражения общей воли, артикулированной в общественном дого-

воре, привела к появлению законодательной власти, что, в свою очередь,

усилило возможности политической власти в целом. К примеру, уже кон-

цепция общественного договора, разработанная Ж.-Ж. Руссо, свергает с

пьедестала власть трансцендентного закона, объявляя подлинным источни-

ков власти и сувереном (активным политическим организмом) народ. Акт

заключения общественного договора есть выражение общей воли народа,

который в трактовке Руссо предстает самоучреждающим субъектом власти.

Акт суверенитета представляет собой не договор высшего с низшим, не на-

вязывание субъективной воли общественному целому, но «соглашение Це-

лого с каждым из его членов», законное, справедливое и прочное соглаше-

ние, в основе которого лежит общественный договор [6; 173]. При этом, со-

гласно Руссо, любой закон, любое соглашение, в том числе общественный

договор, могут быть пересмотрены, если они не удовлетворят интересам

общественного целого. Очевидно, что подобное понимание суверенитета и

закона направлено одновременно против как философских концепций, ис-

ходящих из трансцендентного метафизического толкования закона, так и

против абсолютизма как формы государственного устройства. Однако, как

отмечает Б. де Жувенель, характеризуя различные политико-философские

теории суверенитета, «среди этих теорий нет ни одной, которая бы, в конце

концов, рано или поздно отклонившись от своего первоначального замысла,

не усилила бы власть» [5; 55].

Как бы парадоксально это ни звучало, власть абсолютного монарха

(короля) является менее тотальной и тотализирующей и предлагает под-

властному больше возможностей ускользания, чем современная система

дисциплинарной власти [2]. Абсолютизм, который базируется на транс-

цендентном понимании закона и концепции естественного права, ставит

властителя в зависимость от указанных метафизических оснований. Мо-

нарх, являющийся субъектом власти, детерминирован высшим, трансцен-

дентным (божественным) законом. В свою очередь, непреложная сила и

неоспоримая власть божественного закона коренится в идее естественного

права, которое, по выражению Г. Гроция «столь незыблемо, что не может

быть изменено даже богом» [4; 72].

  67

Таким образом, классическая метафизика, признавая верховенство

трансцендентного закона, ограничивала сферу действия власти. Критика

метафизической трактовки власти, развертывающаяся в современной фи-

лософии, – это борьба с порядком осуществления трансцендентной власти,

борьба за утверждение множественного характера властных отношений,

имманентных социальным структурам, а не трансформирующим их «свер-

ху» или «извне».

К основным тенденциям современной неклассической философии

можно отнести критику эссенциалистских моделей власти в целом и раз-

работку иных концепций власти, в которых происходит отказ от поиска ее

неизменной сущности или природы [3]. Природа власти уже не связывает-

ся исключительно с насилием, но описывается в концептуальном горизон-

те дисциплины (Э. Юнгер, М. Фуко), возможности (Н. Луман), способно-

сти (Ф. Федье) и даже соблазна и дарения (Ж. Бодрийяр). Кроме того, в со-

временных исследованиях власти все более отчетливо артикулируется ус-

тановка на преодоление эссенциализации властвующего субъекта и субъ-

ектно-объектной модели власти. На последнем аспекте следует остано-

виться подробнее.

Во-первых, говоря о «смерти субъекта», следует иметь в виду критику

со стороны современной философии, обнаруживающей конструктивный и,

следовательно, неэссенциалистский характер самого понятия «субъект».

С позиций социального конструктивизма можно трактовать концепт субъ-

екта как гипостазированный и седиментированный конструкт западноев-

ропейской метафизики познания, перенесенный из разряда гносеологиче-

ских категорий на онтологическую структуру мира в целом. Для пост-

структуралистов субъект представляет собой один из вариантов трансцен-

дентального означаемого, функционирующего в деспотическом режиме

или в режиме трансценденции. Однако критика субъектно-объектной он-

тологической модели осуществляется отнюдь не только со стороны пост-

структурализма. «Если бинарная оппозиция субъект-объект, – отмечает

В.Т. Фаритов, – представляет собой важнейший элемент онтологии клас-

сического типа, устанавливающей иерархические отношения фундирова-

ния между двумя членами оппозиции, то неклассическая онтология харак-

  68

теризуется направленностью на выход за пределы такой оппозиции. Пре-

одоление субъект-объектной модели вовсе не является ”постмодернист-

ским” трендом, кристаллизовавшимся в расхожем клише ”смерти субъек-

та”. Это – закономерный ход в развитии философского мышления, истоки

которого можно обнаружить уже в гегелевской диалектике и на необходи-

мость которого указывал, в частности, Ю.М. Лотман» [8; 128-129].

Во-вторых, критика субъектно-объектной эссенциалистской модели

власти связана с проблематичностью четкой и однозначной демаркации в

ее рамках «властителя», «господина», т. е. субъекта власти от

«подвластного», т. е. ее объекта. Уже гегелевская диалектика господина и

раба исходит из подвижности, условности, взаимопроникаемости понятий

субъекта и объекта власти. Господин не может однозначно быть понят как

единоличный субъект власти, а раб – как объект, над которым власть

осуществляется. Власть не исходит исключительно от господина как

привилегированной точки социального пространства. Раб тоже властвует

над произведенным им миром вещей, над своими страстями и желаниями,

и в этом смысле может рассматриваться в качестве субъекта в

противоположность миру объектов (вещей). Таким образом, власть

согласно диалектике раба и господина рассеяна в социальном

пространстве, которое лишено суверенного привилегированного центра

господства.

Важный шаг в переосмыслении нововременной категории субъекта в

сфере политической философии был сделан Л. Альтюссером. В своей

концепции интерпелляции французский мыслитель обосновал

производный идеологический характер субъекта, конституируемого

речевыми практиками власти. Хрестоматийный альтюссеровский пример

интерпелляции иллюстрирует ситуацию на улице, когда полицейский (или

кто-то другой) окликает одного из прохожих: «Эй, ты там!» [1]. Ответ

(вербальное или невербальное действие) на этот оклик или обращение

(l'interpellation) власти и делает человека субъектом. Трансформация

индивида в субъект есть не замечаемая нами в повседневной жизни

функция идеологии, для которой «индивидуумы всегда-уже являются

субъектами», т. е. для каждого из нас заранее предписана определенная

  69

субъектная позиция. Отвечая власти, человек признает за собой

социальную позицию и место в социальном пространстве, очерченное для

него идеологией, носящей, согласно Альтюссеру, поистине тотальный

характер. Таким образом, в альтюссеровской трактовке, понятие «субъект»

можно трактовать как идеологический конструкт, насильственно и в то же

время незаметно навязанный индивиду, так что репрессивный и

подчиняющий характер этой субъектности остается неосознанным для

него самого. Обращаясь к индивиду как к субъекту (в современном

обществе можно привести массу примеров таких обращений – рекламные

тексты, теле- и радиопередачи, интернет-форумы и т. д.), власть получает

возможность незаметно и эффективно воздействовать на общество.

Субъекты необходимы власти для повышения собственной эффективности

и усиления общественного контроля. Важно подчеркнуть, что в концепции

Альтюссера разграничиваются понятия «субъект» и «индивид». Индивид,

признающий себя субъектом, служит проводником, а, следовательно, и

элементом власти.

На современном этапе развития философской и гуманитарной мысли

очевидна дальнейшая теоретическая бесперспективность классической

субъектно-объектной модели власти. Современные исследования власти

оперируют некартезианскими концептами для выражения субъективности

(субъектная позиция, актор, габитус и др.), поиск и теоретическая

апробация которых постоянно продолжаются.

Данные установки получили развитие в постструктуралистских,

неомарксистских, дискурс-аналитических концепциях власти. К примеру,

для теории дискурса Э. Лаклау и Ш. Муфф характерен отказ от

классической категории субъекта в пользу концепта «субъектная позиция».

Субъектные позиции носят дискурсивный характер, т. е. конституируются

в рамках подвижных и открытых дискурсивных структур, каждая из

которых представляет собой совокупность некоторых значений;

«различные субъектные позиции не могут быть полностью зафиксированы

в закрытой системе различий» [9; 115]. Дискурсы вовлечены в постоянную

борьбу за гегемонию, фиксацию определенного значения, которая никогда

не бывает окончательной. По сути дела, речь идет об установке на

  70

тотальную элиминацию субъекта из смыслопорождающих социальных

структур и признании его конструктивного характера, зависимости от

опыта, порождаемого и артикулируемого дискурсами. Субъектная позиция

– это всего лишь конфигурация, которая может быть подвергнута

трансформации, деконструкции и реорганизации.

Онтологическое понимание дискурса как «бытийно-смысловой

перспективы» (см. [7], [8]) позволяет переосмыслить концепт «субъект

власти», под которым понимается уже не трансцендентальное условие и

источник порождения власти, но конструкт определенного дискурса,

приобретающий определенный статус и наделяющийся значимостью в

рамках системы субъектных позиций. При таком подходе очевидной

становится бесперспективность утверждения универсального субъекта

власти (суверена). Субъект, наделенный статусом властителя в рамках

одного дискурса, утрачивает его в системе иерархий, устанавливаемых

другими дискурсами. Один и тот же феномен получает в системе

различных дискурсов разную (зачастую диаметрально противоположную)

интерпретацию и оценку. К примеру, в дискурсе российских СМИ борцы

за независимость Донецкой и Луганской народных республик (ДНР и

ЛНР) именуются ополченцами, тогда как западные СМИ используют

термин «сепаратисты». Подобное расхождение наблюдалось и во время

чеченского конфликта, когда чеченские сепаратисты получили в западной

прессе обозначение «партизаны».

Однако если мы ставим субъекта в полную зависимость от системы

отношений власти, заданной определенным дискурсом, нам придется

столкнуться с рядом проблем и вопросов. Вот лишь некоторые из них.

Во-первых, кто порождает политический дискурс? Если мы допускаем

существование самостоятельного, не детерминированного никаким

дискурсом субъекта, производящего политические дискурсы, в каждом из

которых наличествует своя констелляция субъектных позиций, это

допущение приводит нас к проблеме двойной детерминации субъектных

позиций. С одной стороны, эти позиции обусловлены политическим

дискурсом, производящим «субъектов». С другой стороны, сам дискурс

является конструктом, но не субъекта власти (в этом случае мы придем к

  71

эссенциализации субъекта), а множества других дискурсов.

Следовательно, неправомерно утверждать, что политический дискурс есть

порождение некоего индивидуального или коллективного субъекта власти,

в свою очередь, не детерминированного никаким иным дискурсом. На наш

взгляд, следует признать не только конструктивный, но и гетерогенный,

множественный характер субъекта власти, который является конструктом

не одного, но множества различных дискурсов.

Во-вторых, при конструктивистском понимании субъекта власти

утрачивает смысл выражение «дискурс власти», или «властный дискурс».

Любой дискурс (и не только политический) является носителем власти: в

его структуре существует своя иерархия отношений власти, которая

заключается в особой конфигурации субъектных позиций. Для достижения

наибольшего эффекта политический дискурс может быть усилен благодаря

другим, на первый взгляд, не связанным с политикой (музыка, литература,

кинематограф и др.). Кроме того, каждый политический дискурс вовлечен

в противоборство с другими, и эта борьба направлена на придание

собственной системе значимостей и перспективе номинации статуса

универсальной.

Обобщая сказанное, можно сделать вывод, что в ряде современных

неклассических философских концепций субъект уже не является

носителем и источником феномена власти, но представляет собой

конструкт определенных дискурсов. Тем самым происходит не отказ от

субъекта как такового, но его смещение с позиции онтологического

центра. Субъект не исчезает, но утрачивает тот статус, который он

получил в философии Нового времени.

Список литературы:

1. Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства

(заметки для исследования) URL: http://magazines.russ.ru/nz/2011/3/al3.html

2. Балаклеец Н.А. Дисциплинарная власть как способ управления

современным обществом // Современные проблемы права и управления.

4-я Международная научная конференция: сб. докладов / Институт

законоведения и управления ВПА. – Вып. 4. – Тула : Папирус, 2014.

  72

3. Балаклеец Н.А. Субъект и власть: современная философия в

поисках путей преодоления эссенциализации субъекта // Социальная

жизнь как единство разнородных состояний. – Ульяновск : УлГТУ, 2014.

4. Гроций Г. О праве войны и мира. – М. : Ладомир, 1994.

5. Жувенель Б. де. Власть: Естественная история ее возрастания. – М.:

ИРИСЭН, Мысль, 2011.

6. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. – М. : Наука, 1969.

7. Фаритов В.Т. Онтологический статус феномена дискурса // Эписте-

мология и философия науки. – 2014. – №1.

8. Фаритов В.Т. Трансгрессия и дискурс. Введение в философию

бытийно-смыслового перспективизма. – Ульяновск : УлГТУ, 2012.

9. Laclau E. Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democ-

ratic Politics. – L : Verso, 2001.

МЕТАМОРФОЗЫ НОРМЫ И ОТНОШЕНИЯ К НЕЙ

Н.А. ГИЛЬМУТДИНОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

METAMORPHOSES OF NORM AND ATTITUDE TOWARDS HER

N.A. GILMUTDINOVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Социальная норма представлена как форма и способ бытия культуры. Проблема-

тизирован ее противоречивый характер: обеспечение унификации в соблюдении правил

и осознанное понимание необходимости следования им. Социальная история демонст-

рирует нарастающее движение к универсальности и абсолютности норм (идеалы высо-

кого модерна), а затем — к аномии, плюрализации и релятивизации (постмодерн). Рас-

смотрены причины и условия этих метаморфоз. Предложена синтетическая модель со-

циальной регуляции, снимающая антагонизм выявленных тенденций.

Ключевые слова: культура, норма, правило, стандарт, унификация, регулирова-

ние, модерн и постмодерн, синергетика.

  73

Культуру часто понимают как систему норм и запретов. Сама норма,

нормальность настолько естественна для каждого, что проблематизация

этого феномена сразу ставит в тупик. Мы зачастую не разделяем различ-

ные смыслы словоупотребления, связывая социальную норму то со стан-

дартом либо образцом и примером, то с типичностью, усредненностью,

«средним значением».

Первая приходящая на ум социального философа констатация состоит

в следующем. История социальной нормы (особенно в европейской тради-

ции) — это путь от абсолютной детерминированности, максимальной ие-

рархичности и тотальной унификации социальной жизни к нарастающей

релятивизации. Архаичное общество табуировано, нормы-запреты носят

жесткий и всеобъемлющий характер. Прогресс общества модерна во мно-

гом основан на расставании с традицией, культурной консервацией и на-

растающим разнообразием образов и стилей жизни. Одной из попыток

осознать и удержать унификацию явилась идея о девиативном поведении,

а позже — представления об антинорме. Постепенный переход к ситуации

постмодерности отмечен потерей понимания смысла ценностей, сохраняе-

мых социальными нормами, когда сами нормы и антинормы становятся

псевдонормами, элементами плюральности, обретая субъективную вариа-

тивность и сиюминутную значимость, факультативное удобство кон-

формности или конвергентность моды. Так норма превращается в деск-

риптивную функцию, лишенную социальной значимости и содержатель-

ной культурной вовлеченности.

Этимологически «норма» — латинянка, в Древнем Риме это был

плотницкий инструмент, поверяющий прямые углы. Римляне соблюдали

нормы права и нормы речи, отдавая первенство этической греческой тра-

диции, для которой деятельность человеческого духа естественно предель-

на и со-раз-мерна (Пифагор: «во всем мера — лучшее»). Аристотель, а по-

том стоики признавали безотчетное стремление любого к гармонии и сча-

стью, когда каждый сталкивается с необходимостью (и долгом) следования

добродетели, «среднему» пути между крайностей. Осознав объективную

сущность и непреложность законов нравственности, человек в согласии с

  74

разумом их принимает и соблюдает. Невозможно не упомянуть и о прави-

ле «золотой середины», выражающем эстетическое представление о норме

(«ничего слишком»). Цивилизационное достижение Рима — система пра-

ва, нормирующая поведение своих граждан на основе системы писаных и

неписаных правил (обычаи предков, обычаи жизни — узусы, прецеденты-

примеры и т. п.).

Христианская традиция Средневековья понимание социальной нормы

выражала в терминах «закон Бога», «христианский долг», «заповедь».

Нормы в христианстве содержат церковные каноны, сборники нравствен-

ных правил (уставы), житийная литература, церковные обычаи и предания.

Они ограничивали, дисциплинировали и унифицировали христианский

мир в вере, в этике, в быту.

Радикальный нововременной поворот в складывающейся традиции

рассмотрения нормы совершил И. Кант, выдвинув учение об автономии

морали: утверждая свою свободу (отнюдь не беспричинность), человек

сознательно творит собственнный нравственный мир, он сам себе законо-

датель, добровольно налагающий на себя необходимый, универсальный,

всеобщий закон («категорический императив»). Онтологическое основание

нормы для Канта заключено в имманентном нравственном долге; норма

предполагает свободное и сознательное ее принятие.

Важным компонентом социальной нормы является нормативизирую-

щий текст. Образец четкости, строгости и стандартизации мы находим в

нормах права: они изложены в юридических актах, комментариях к ним и

проявляются в правоприменительной практике. Однако чаще социальные

нормы изложены в разных типизирующих нарративах, содержащих приме-

ры, а также в текстах дидактического и пропагандистского характера.

В этих рассказанных историях могут быть представлены жизнеописания

святых, выдающихся людей или героев повседневности. Они нередко пере-

дают норму опосредованно, через идеал, оставляя читающей публике форму

и способ подражания. К примеру, погружаясь в чтение житий («святцев»),

которые на протяжении многовековой истории религиозной литературной

традиции являются чрезвычайно эффективными трансляторами моральных

норм, христианин понимает безусловность подражания предлагаемым сути

  75

и строю жизни с поправкой на абсолютизирующую, радикальную природу

идеала. В светской культуре ту же дидактическую функцию выполняют

жанры рассказа о «жизни замечательных людей», воспоминания современ-

ников о подвижниках в науке, искусстве, техническом творчестве и т. д.

Эпоха Интернета демонстрирует сохраняющийся спрос и в блогосфе-

ре, и в СМИ на тексты с положительной нормативной коннотацией о зна-

чимых человеческих поступках, интересных и поучительных судьбах.

Большая роль в процессе нормативизации отводится фильмам, телешоу,

компьютерным играм, — медиатекстам, задающим текучую динамику и

новые (весьма относительные) границы новых норм, бросающих серьез-

ный вызов традиционным ценностно-нормативным представлениям.

Дисциплинирующий и социализирующий характер норм исследовал

Э. Дюркгейм, выделив две траектории: институализация и интернализация

[1]. Эти пути, взаимодополняющие и взаимоприсутствующие друг в друге,

состоят, с одной стороны, в формализации норм, превращении их в закон,

предполагающий набор санкций за отклонение от нормы, а, с другой сто-

роны, осознание человеком/социальной общностью норм, становящееся

его/их внутренней установкой.

Интернализация нормы осуществляется через постепенное привыка-

ние, ученичество (адаптацию) и рутинизацию, превращающую социаль-

ную норму в неотъемлемую часть внутреннего мира человека. Институа-

лизация нормы является формальным выражением социальной свободы: в

огромном мире идеалов и образцов выводится усредняющая «дорожная

карта», определяющая правила поведения, обосновывающая его, регули-

рующая и упорядочивающая деятельность и общение. Социальная норма

аккумулирует ожидание определенного поведения и указывает на обще-

приемлемые пути (способы) социального действия. В спектре возможно-

стей нормативное поведение носит усредненный характер, ориентируясь

на упомянутые выше тексты с примерами и образцами. Тем самым соци-

альные нормы опираются на согласие, предписание и легитимность. Соци-

альные нормы предполагают социальный контроль, предусматривающий

те или иные методы обеспечения конформности и включающий санкции к

  76

девиантным (отклоняющимся) поступкам, поскольку невыполнение соци-

альных ожиданий означает нарушение общего согласия.

В функционалистских концепциях социума система нормативного по-

рядка является определяющей. Нормами руководствуются все люди и кол-

лективы, их ролевое взаимодействие во всех сферах и уровнях общества

должно осуществляться согласно поведенческим ожиданиям и быть согла-

сованным. У Т. Парсонса норма выступает главным механизмом общест-

венной самоорганизации: коллектив руководствуется строго определенной

и внутренне непротиворечивой системой норм. Так было всегда — и в об-

ществе обычая, и в социуме правовой регуляции (хотя признается и суще-

ствование жестко не закрепленных норм-конвенций). Высокая организация

общества предполагает ценностный статус нормы, ее обязательную фор-

мализацию и превращение в правило.

С распадом традиционного общества и усилением плюральности об-

щества модерна нормы теряют универсализм, осознаются как внешние

стандарты, контроль за исполнением правил жизни слабеет, лишается при-

вычного автоматизма. Не спасает даже понимание оправданности, логич-

ности нормы. В процессах воспитания и социализации социальная педаго-

гика (вместе со всем сообществом) дрейфует от имманентного традицио-

нализма норм к признанию их плюральности и нарастающей конкуренции.

Вся история культуры – утверждение нормы и следование ей, одно-

временно это эксперименты и по изменению нормы, и по выходу за нее.

Граница нормы с завидным постоянством нарушается, что придает челове-

ческому и социальному бытию неповторимую творческую уникальность и

динамизм. Мы живем в мире норм и по нормам, в системе запретов и огра-

ничений. Мы изменяем нормы, делая это легально, и нарушаем их, престу-

пая правила или законы.1 В этих моментах двойственности, взаимоопреде-

                                                            1 Вот, к примеру, бюрократия советская и нынешняя: главная ее проблема — не в догма-

тической и бездушной приверженности нормам, а, наоборот, в манипуляциях с правилами и за-конами по «своему хотению», чтобы не во вред себе; за образом зарегулированного механизма скрываются вполне человеческие интриги. Здесь за симулируемой властью текста скрывается власть над текстом. Норме не следуют, ей манипулируют, скрывая манипуляции и свою прича-стность к последним, декларируя при этом запрет на возможность любых манипуляций и объ-являя себя охранителями «аутентичных смыслов». Бюрократы этим живут, ничуть не соответ-

  77

ления и взаимоотторжения, постоянного перехода одного в другое оче-

видна диалектика отношения человека к норме и ее границе, когда следо-

вание норме и трансляция нормы, с одной стороны, и ее наруше-

ние/преодоление — с другой, неразрывны в каждом месте и миге челове-

ческого существования — как магнитные полюсы, сохраняющие поляр-

ность несмотря ни на что (вспомним А. Камю, у которого бунт против

норм так же обречен и абсурден, как и подчинение правилу).

Этот рассыпающийся калейдоскоп больших и маленьких конфликтов

нормы и ее преодоления сопровождает всю историю человечества. Уже в

античности различали гармонию более строгую и упорядоченную — и бо-

лее естественную, органичную. По сей день противопоставление «поэти-

ческого» и «технического» выражается образами Орфея и Прометея, апол-

лоновское упорядочивающее начало бросает вызов стихийному хаосу дио-

нисизма (Ф. Ницше). Похожая ситуация и в детерминизме, в противостоя-

нии закономерностей двух типов: жестких, «динамических» (необходимо

причинно-следственных) — и вероятностно-статистических.

Прошлый век сопровождался множеством протестов против жестко-

сти социальных норм, против универсализирующей нормализации и нор-

мативизации, отразив общую тенденцию: именно в этом веке человечество

вплотную подошло к идеалу тотальной упорядоченности, путеводной

звездой освещавшего все предыдущие эпохи. В технике это выразилось в

массовизации производства, всепоглощающей и вездесущей стандартиза-

ции, фетишизации техники и технологий, забвении естественных и при-

родных начал, породивших экологические проблемы, а затем — и эколо-

гическое сознание; в социально-политической сфере произошла техниза-

ция социума, стандартизация поведения и массовизация сознания; унифи-

кация запроектированных форм поселения; в крайних формах выражения,

в тоталитаризме, к примеру, вытесняется всякая спонтанность. Ускорение

циклов инноваций, интенсификация всех форм и способов обмена и по-

требления, глобализация во всех ее ипостасях продемонстрировали пир-

                                                                                                                                                                                          ствуя карикатурному образу бездушного столоначальника-формалиста; здесь как раз наоборот, все «человеческое, слишком человеческое».

  78

рову победу норм, рамок, унификаций и дифференциаций. Завоеванные

позиции очень трудно удерживать, плюс к этому добавилось ощущение

тоски, апатии, скуки. Человечество оказалось в мире, в котором исчезла

определенность и обрушились границы: всем можно есть все, во все под-

ряд одеваться, развлекаться и лечиться чем угодно, во что угодно верить и

т. д., независимо абсолютно от социального статуса, расовой и этнической

принадлежности, пола и возраста.

Казалось бы, обычный перехлест во всех проявлениях упорядоченно-

сти, хотя и с небывалой раньше амплитудой: усилили нормализацию и на-

ведение порядка — получили маятниковый «отскок» в противоположную

сторону (аналогично ситуации на финансовых рынках). Но здесь очевидно

существенное отличие. Раньше баланс усиления/ослабления норм и стан-

дартов касался сферы искусственного, не затрагивая зоны естественной

спонтанности и неупорядоченности: на нее наступали, однако не вытесня-

ли тотально. Воображение рисует такую картину: долгие века люди мечта-

ли навести правильный и справедливый порядок, предвкушая наступление

социального рая; потом вдруг такая возможность представилась, но, при-

ближаясь к искомой цели, стали предчувствовать, что обрекли себя на

сконструированную жизнь, реализованную в полной мере, и бросились

прочь от любой «конструкции», «проекта», какими бы они ни были: соци-

ально-политическими, геостратегическими, научно-техническими, пред-

метно-пространственными. И при этом снова угодили в новые сети — в

сети постмодерна, предложившего не реконструировать подлинность есте-

ственной спонтанности, а ее имитацию, которая для многих очевидна и

непереносима.

Современный мир вбирает нас всех, консерваторов и инноваторов,

охранителей и разрушителей, традиционалистов и экспериментаторов.

Большинство людей, пользуясь всеми достижениями и возможностями

постсовременности, до сих пор мечтают о тотальном порядке, торжестве

социальной инженерии, разделяя идеалы унифицированности, ранжирова-

ния, регулярности и т. п. Другие же изменяют свое отношение к норме, де-

лая акцент на ее относительности и подвижности.

  79

Можно привести классические примеры складывающейся в эпоху вы-

сокого модерна тенденции рассмотрения историчности, подвижности, от-

носительности представлений о норме и ее границах: это касается престу-

пления и наказания, психического здоровья и патологии. Так, психоанализ

и экзистенциализм размывают границу между психической нормой и па-

тологией, разница носит скорее количественный характер. Многие науч-

ные направления склонны стирать эти границы (к примеру, «конституцио-

нальная» школа Э. Кречмера, исследующая взаимосвязь предрасположен-

ности к психическим расстройствам и телосложения). Как результат —

формируется практически общая установка рассматривать и представлять

понятия нормы и патологии лишь в границах определенной культуры как

системы социальных предписаний, традиций, запретов, обычаев, практик

воспитания, родственных отношений и т. п., включая профессиональную

принадлежность и ориентацию в сфере идей и ценностей.

Ушедшее столетие в науке, политике и искусстве основывалось на ве-

роятностные и статистические обоснования. Однако в конце XX века были

открыты процессы в физической и живой природе, в развертывании кото-

рых малые и случайные сигналы на входе вызывают на выходе непредска-

зуемые и несоразмерные эффекты. Система через каскад бифуркаций,

скачками обретает новое качество в «черном ящике», «из-за ничего». Эта

синергетическая связь открывается именно позитивной наукой, без мисти-

цизма и гуманитарной романтики, — становится очевидным то, что всегда

было в природе, но понимание рождается лишь тогда, когда цивилизация

начинает жить по таким же законам в разнообразных проявлениях: технико-

технологических, экономико-военных, художественно-научных, образова-

тельных, геополитических и пр. Подчеркнем еще раз: парадигма самоорга-

низации появляется тогда, когда нормализация всего и вся, сверхмощные

манипулятивные технологии приведения к дисциплине и порядку начина-

ют утомлять и угрожать. Но значит ли это, что маятник безоговорочно от-

брасывает нас в мир, описанный постмодернистами: безосновный, безгра-

ничный, антицентричный, дезорганизованный, асимметричный и т. д.?

Выход мной видится в том, чтобы реабилитировать одновременно

регулятивность и самоорганизацию, порядок и беспорядок, организацию и

  80

спонтанность, классику и постмодерн, смысл иерархии и эклектики — в

живой онтологии исторически сложившегося и вновь обретаемого.

Такого рода трансформации происходят, в частности, в сфере рефор-

мируемого технического регулирования — как в России, так и в мире (в

Европе, к примеру, — «Новый подход»).

Гигантская масса норм, зачастую непрозрачных и противоречивых,

избыточных и заведомо невыполнимых, представляет собой постмодерни-

стский континуум, существование которого возможно только за счет соз-

нательного и искусного игнорирования предписаний, «закрывания глаз» на

нарушения; такое лавирование в месиве норм становится сутью деятельно-

сти, и почти всегда — источником основного дохода регуляторов и орга-

нов надзора и контроля. Новая модель предполагает масштабное сокраще-

ние обязательных требований при обязательном повышении их статусно-

сти (как норм прямого действия федеральных законов) и абсолютной без-

условности их выполнения. Самоорганизация и саморегулирование каса-

ются всего остального, вплоть до принятия и исполнения «внутренних и

добровольных» стандартов. Реализация такой альтернативной модели

очень непроста, но она резко оживляет как сам бизнес, так и разнообразное

творчество, не говоря уже о номенклатуре и качестве производимых това-

ров и оказываемых услуг и, далее, вообще всего того, что является резуль-

татом свободной деятельности.

В такой модели строгий нормативизм модерна соседствует со свобод-

ной саморганизацией и, наоборот, всполохи спонтанности компенсируют-

ся централизованным регулированием, но без излишних ограничений, по

минимуму, необходимому для функционирования и безопасности. Тем са-

мым открывается максимальная свобода для инноваций и вариативности,

но при этом на качественно ином уровне стабилизируется обязательная

нормативная база, а это, безусловно, важно для ведения дел в поле пред-

сказуемости, рисков и ожиданий, и не только для бизнес-производств2.

                                                            2 Законы трудно менять, в отличие от практики повседневного, на себя замкнутого и ни-чем/никем не сдерживаемого ведомственного нормотворчества (таковое зачастую нужно толь-ко лишь для соответствующих специалистов и институтов с целью оправдания их существова-ния).   

  81

Сообщество и сама власть при таком порядке ограничены. Государство

вправе требовать и контролировать соблюдение строго определенного пе-

речня норм. Этот регулятивный порядок задает власти границы более же-

стко, чем прежде, а вот все остальное выводится из прямого контроля и ре-

гулирования, обретая статус исторически и естественно сложившегося ус-

ловия социального бытия во всей его творческой неупорядоченности.

В реформе технического регулирования шла одновременно апробация

самих принципов и методов реформирования. Здесь (если брать позитив-

ный опыт) сработал синтез политической воли (уровень президента) и

нормотворческой активности предпринимателей и независимых экспертов,

что позволяло «обуздывать» регулятивную и контрольно-надзорную сти-

хию/«беспредел» бюрократии среднего и низового уровня. Ожидалось, что

в наших отечественных реформах эти принципы будут распространены и

на регулирование финансов, и на сферу администрирования (сама админи-

стративная реформа предполагалась как логическое продолжение рефор-

мирования технического регулирования), поскольку была очевидна даже

не аналогия, а системный изоморфизм, распространяющийся далее, в том

числе, на внутреннюю и внешнюю политику.

Увы, нынешний парламент РФ («взбесившийся принтер»), тиражируя

ограничения и поводы для вмешательства, нагнетает коллапс нормативной

базы, что приводит к ожесточенной борьбе в сфере регулирования полити-

ки, финансов, образования, технических стандартов и прочего. Причем эти

запреты и ограничения непрозрачны, мутны, произвольно трактуемы «по

месту» и при желании. Выход из положения здесь только один — в пере-

ходе к жизнеспособной и продуктивной социальной системе, где порядок в

вертикали социальной иерархии ограничивает прежде всего саму власть,

обретая строгость регулярности, а дальше, в сетевой фрактальности соци-

альных горизонтов — поиск путей максимального снятия ограничений,

возможностей все более полного раскрепощения приватной жизни.

Эта же проблема остро стоит в построении (регулировании) междуна-

родных отношений, начиная с вопросов мультикультурализма, адаптации

мигрантов и заканчивая конфликтами между странами и/или блоками и

объединениями, выводящими на острие глобального противостояния. Со-

  82

бытия на Ближнем Востоке, Украине — типичные образцы тупика, взра-

стающего на рецидивах, с одной стороны, модерна/неомодерна с его мис-

сионерством и мегапроектами, манией наведения порядка и унификации, с

другой — постмодерна и его симулякров, имитации спонтанности, прово-

кативной аномией и иронично-циничным пренебрежением к норме. Мож-

но винить преступную самонадеянность государств, режимов и отдельных

персоналий, а можно в происходящем увидеть кризис самой конструкции,

не обладающей жесткими и сильными нормами надстрановой регуляции,

не владеющей на микроуровнях подвижностью, открытостью, органично-

стью. Нет иного выхода, необходим возврат на новом уровне к предельно

нормированной и отрегулированной системе международных отношений с

единовременным высвобождением и спонтанной самодеятельностью мик-

рокоммуникантов. Глобальные и транснациональные объединения не свя-

заны только жесткими и механическими скрепами, они взаимопрорастают

свободной и интенсивной игрой/диффузией атомарностей, как известно из

классического опыта и исторической практики.

И так повсеместно, поскольку речь идет о новой технике, логике, эти-

ке и эстетике сборок социальности во всем: в экономике и политике, в

микрофизике власти и в макрорхитектуре глобальных отношений, в хроно-

топе и языке, в государстве и семье.

Список литературы:

1.Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / пер.

с фр., составление, послесловие и примечания А. Б. Гофмана. — М. : Ка-

нон, 1995. — 352 с. — (История социологии в памятниках). — Глава III.

Правила, относящиеся к различению нормального и патологического.

  83

КАТЕГОРИЯ «ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ»

В ТРАКТОВКЕ СОВЕТСКИХ УЧЕНЫХ

Г. М. ИППОЛИТОВ

Самара, Поволжский государственный университет телекоммуникаций и

информатики

KАTEGORIYA "HISTORICAL FACT" IN THE INTERPRETATION

OF SOVIET SCIENTISTS

G. M. IPPOLITOV

Samara, Volga State University of telecommunications and Informatics

Кратко (с некоторыми элементами конспективности) раскрываются взгляды со-

ветских ученых на категорию «исторический факт». Анализ проблемы ведется с учетом

идеологического контекста, представленного методологией догматизированного мар-

ксизма.

Ключевые слова: исторический факт; объективность исторического факта; В.И.

Ленин, М.Н. Покровский, методологи-марксисты; познаваемость; материалистическое

понимание истории; И.Д. Ковальченко; нетерпимость к так называемым взглядам бур-

жуазных ученых

Категория «исторический факт» — одна из наиболее сложных, мно-

гоаспектных и дискуссионных в теории и методологии исторической нау-

ки. Она постоянно находится в поле зрения как зарубежных [см., напр.:

1;2;3;4, с.299-323;5 и др.], так и отечественных [см., напр.:

6;7;8;9;10;11;12;13, с.3-15 и др.] исследователей.

Должную стройность категории «исторический факт» в XX в. пыта-

лись придать ученые, работающие в системе координат марксистской ме-

тодологии истории (главным образом, советские). Ясно, что они не могли

«нырнуть под флажки»1 и сбросить с себя магические чары стереотипов и

догм, утвердившихся после того, как марксово учение, одно из неординар-

ных в сокровищнице мировой социально-гуманитарной мысли, перевели в

большевистское измерение. Но это не означает, что к наработкам ученых-                                                            

1 Выражение В.С. Высоцкого.

  84

марксистов дозволительно нигилистическое отношение. Такая позиция —

бегство в прошлое, в печально памятные времена «Краткого курса истории

ВКП (б)» (только с обратным знаком). И это отнюдь не вызов грядущему.

Уже в 1920-е – 1930-е годы представители молодой исторической

науки молодого Советского государства пытались ответить на вопрос: что

такое исторический факт? Тогда ученые-марксисты заостряли внимание на

объективности исторического факта, приводя, к примеру, следующий ар-

гумент: в любом источнике следует видеть не только отражение, но и оста-

ток какого-то исторического явления — не всегда того, которое отражается

в нем, но реального и интересного для историка [14,158; 15, 12-15]. При-

чем М.Н. Покровский (1868 – 1932), видный русский историк-марксист,

советский политический деятель, столь рьяно низвергавший «старую бур-

жуазную школу», начиная с С.М. Соловьева (1820 – 1879), В.О. Ключев-

ского (1841 – 1911) и «кончая агентами великорусской буржуазии» М.К.

Любавским (1860 – 1936), С.В. Бахрушиным (1882 – 1950), Е.В.Тарле (1874

– 1955) и другими, и интенсивно насаждавший методологию марксизма в

молодой советской исторической науке в 1920-е – начале 1930-х годов (за

что был, видимо, в благодарность, посмертно ошельмован сталинскими

идеологами [см., нап.:16]) утверждал, что необходимо установить между

историческими фактами причинно-следственные связи. Пока не установ-

лены реальные связи, не объяснены причины возникновения факта и по-

следствия, из него вытекающие, он (факт) является случайным, необъяс-

ненным, изолированным, непонятным. И нужно факт объяснить не социо-

логически, а исторически, то есть на основе принципа историзма, показать

неизбежность его возникновения в конкретных условиях места и времени,

какие факты и события обусловили его появление [17, с.239-240].

Здесь явно чувствуется влияние идей В.И. Ленина (1870 – 1924), кото-

рый еще до революции 1917 г. сделал интересное методологическое заме-

чание, имеющее отношение к марксистской интерпретации категории «ис-

торический факт»: «Необходимо брать не отдельные факты, а всю совокуп-

ность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого ис-

ключения, ибо иначе неизбежно возникает подозрение, и вполне законное

подозрение, в том, что факты выбраны или подобраны произвольно, что

  85

вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в

их целом преподносится «субъективная» стряпня» [18. т.30, 35]. При этом

В.И. Ленин придавал большое значение отбору исторических фактов, ре-

шительно осуждал тех историков, которые концентрируют свое внимание

на незначительных, по его оценке, событиях. Он очень резко отозвался,

например, о немецком историке Г. Эгельгафе за то, что с педантичной ак-

куратностью отмечал даты, относящиеся к коронованным особам, но «не

упомянул ни звуком восстания крестьян в Румынии в 1907 году» [18,

т.28,663]. Но почему-то вождь большевизма не стал подчеркивать, что

здесь налицо и его субъективный подход к отбору исторических фактов и

событий. Впрочем, нам, современным историкам, ясно, почему В.И. Ленин

отобрал исторические факты именно так, как изложено выше: все тот же

классовый подход к оценке событий и явлений.

Необходимо подчеркнуть, что М.Н. Покровский отводил неодинако-

вую роль различным фактам в историческом познании. Зависимость факта

от его объективной роли в историческом процессе специально подчерки-

валась ученым различными терминами: «факт основной», «факт первосте-

пенный», «факт характерный» и др.[17, 248-251]. В число основных, ре-

шающих включались факты, отражающие историю экономических отно-

шений и классовой борьбы, которые действительно определяли сущность

тех или иных крупных событий, выражали неизбежность, закономерную

обусловленность этих событий, процессов[17, 237]. Как видно, тезис вы-

держан в духе исторического материализма. Именно из такого тезиса легко

перекидывается логический мостик к классовому подходу к оценке собы-

тий и явлений и принципу партийности исторической науки, столь люби-

мым марксистами-ленинцами [19; 20, 3-34;21, 3-37]. При этом марксист

М.Н. Покровский усиленно подчеркивал, что «черновая работа» по уста-

новлению исторических фактов, требующая немалой затраты труда и вре-

мени, сама по себе представляет сложный методологический процесс [17,

237]. Даже при всем критическом отношении к его работам, вряд ли кто из

современных историков в данной связи может что-то возразить. Если, ко-

нечно, не исповедовать принципы зоологического антикоммунизма.

Но тогда это будет уже не наука истории, а дешевое политиканство.

  86

Анализ марксистских интерпретаций категории «исторический факт»

показывает, что также уделялось повышенное внимание проблеме позна-

ваемости, достижимости объективной сути исторических фактов. Методо-

логи-марксисты, почерпнув сведения из какого-либо исторического источ-

ника, то есть, превратив их в исторический факт, стали рассматривать его

как отражение событий и явлений исторической действительности. Пусть

оно сложно для понимания, искажено особенностями того или иного ис-

точника, но здесь есть закономерности, которые можно выявить [22,29-

31;23, 73-87].

Что характерно: сформированная М.Н. Покровским марксистская ис-

ториографическая традиция по вопросу об отношении к историческому

факту оказала влияние на тех ученых, которые творили уже достаточное

количество лет спусти после смерти одного из патриархов-разработчиков

методологии советской исторической науки. Так, Ю.П. Францев (1903 –

1969) в 1964 году подчеркивал буквально следующее: «Нет науки истории,

которая лишь бы собирала факты. Нет вместе с тем науки истории, которая

не опиралась бы на факты и только бы повторяла прописные истины о ло-

гике исторического факта» [24, 334]. Вряд ли здесь что-то можно поста-

вить под сомнение с точки зрения современного уровня накопления исто-

рических знаний. Но далее ученый выдает позиции применительно к оцен-

ке исторического факта, которые напоминают взгляды М.Н. Покровского,

особенно в части классового подхода к оценке событий явлений. Ю.П.

Францев, отвечая на им же заданный вопрос, что представляет собой

оценка исторического факта, в первую очередь отметил то, что здесь под-

разумевается «вскрытие действительной объективной связи (вспомним

М.Н. Покровского — Г. И), которая существует между тем или иным фак-

том и тенденцией развития исторической действительности» [24, 334]. Не

может быть научного подхода без того, чтобы факт, вновь добытый или

добытый ранее, но неправильно освещенный, не был поставлен в связи с

другими фактами и явлениями, сопоставлен с общими тенденциями разви-

тия истории, в первую оч ер ед ь с ходом кл а с с о вой бор ьбы»

(разрядка наша — Г. И.) — полагал ученый.

  87

Разумеется, при установлении сущности и содержания категории «ис-

торический факт» тенденция к излишней категоричности, столь любимой

марксистскими методологами советской исторической науки, имела ус-

тойчивый характер. Так, А.П. Пронштейн (1919 – 1998) в своем учебнике

выдал такое безапелляционное суждение: нет никаких объективных пре-

пятствий для познания исторической действительности по фактам и явле-

ниям, «сохранившимся в источниках. Не имеется для этого препятствий и

субъективного характера» [25, с.22]. Здесь явное сходство с вульгарным

эмпиризмом историков XIX в. Даже для ортодоксального марксизма-

ленинизма утверждение А.П. Пронштейна звучит исключительно катего-

рично. Особенно в той части, что нет «препятствий субъективного харак-

тера» для познания исторической действительности. А как быть с лично-

стью ученого? Именно поэтому, к примеру, советский историк А. Некрич

(1920 – 1993) набрался гражданской и научной смелости и в свое время

«нырнул под флажки» — дал свою оценку историческим фактам по про-

блеме начала Великой Отечественной войны [26] (за что и был ошельмо-

ван идеологами правившей в СССР компартии [27;28;29, 528-535]).

В целом, ученые-марксисты, анализируя категорию «исторический

факт», исходили из материалистического понимания истории, четко обос-

нованного классиками марксизма-ленинизма [30, т. 21, 269-313], а также из

неукоснительного соблюдения принципов классового подхода к оценке

событий и явлений и партийности исторической науки. Так, И.Д. Коваль-

ченко (1923 – 1995), маститый советский (российский) методолог истори-

ческой науки, писал об ответственности историка за объективность про-

цесса формирования фактов. «Эта ответственность, как субъективное яв-

ление, касается, прежде всего, историков-марксистов, ибо их партийно-

классовые позиции таковы, что они не просто допускают, но и требуют со-

блюдения объективности в любом, в том числе и историческом, исследо-

вании» [31, 147]. Отступать здесь было нельзя ни на йоту. Следовательно,

для них исторический факт как объект исследования существует вне зави-

симости от сознания историка.

Исторический процесс представляет собой цепь взаимосвязанных

фактов, сам по себе может рассматриваться как исторический факт. Сле-

  88

довательно, всякая объективная реальность есть исторический факт. Объ-

ективность же отбора фактического материала целиком зависит от общего

мировоззрения историка. Исторический факт, «проходя через призму че-

ловеческого восприятия, не меняет своей сущности, остается объективной

реальностью». Такую позицию сформулировал Е.М. Жуков (1907 – 1980)

[32;205, 210, 212]. Ее можно расценивать как своего рода методологиче-

ский синтез методологических наработок предшественников в рассматри-

ваемой сфере. Ясно, что на данном синтезе есть налет марксистско-

ленинской ортодоксии. Правда, несколько смягченной, более гибкой, не-

жели та, которую ввели в научный оборот в 1930-е годы. Подобную оцен-

ку можно дать и следующему тезису И.Д. Ковальченко: «Исторические

факты неповторимы лишь на единично событийном уровне, но на уровне

функционирования и развития общественных систем им имманентно при-

суща повторяемость» [32, 146].

А.П. Пронштейн и И.Н. Данилевский выделяли три категории истори-

ческих фактов: 1) объективно существующие факты действительности, на-

ходящиеся в определенных пространственно временных рамках и обла-

дающие материальностью (исторические события, явления и процессы как

таковые); 2) факты, отраженные в источниках, информация о событии; 3)

«научные факты», добытые и описанные историком. «Научные факты», по

их мнению, — это уже не само событие, а отражение его в специфической

форме – в форме «доказанного знания», которое отражает «конкретный

ход развития человеческого общества как закономерный процесс» [33, 16-

17]. Между тем, здесь можно привести возражение, данное современным

исследователем Л.И. Кузевановым: «Но ведь факты, отраженные в источ-

никах, также уже ”не само событие”. И почему развитие человеческого

общества — это обязательно ”закономерный процесс”»? [34, 32]. По на-

шему суждению, возражение довольно весомое.

Однако, критикуя ортодоксальные методологические марксистские

позиции советских ученых, не следует забывать, что иногда здесь рожда-

лись неординарные обобщения. Так, Е. М. Жуков писал: «Сам процесс от-

бора фактического материала предполагает наличие не только чисто про-

фессиональной квалификации, но и теоретической концепции или гипоте-

  89

зы, существенно влияющей на процесс отбора. Нередко приходится про-

водить различие между «историческим фактом» и «понятием, с которым

приходится сталкиваться историку» [32, 208-209].

Отличается четкой структурированностью и классификация

исторических фактов, предложенная видным советским методологом

истории М.А. Баргом (1915 – 1991) . В его интерпретации понятие

«исторический факт» имеет несколько значений. Первое значение —

исторический факт как фрагмент исторической действительности, имеющий

«хронологическую завершенность и онтологическую неисчерпаемость».

Второе значение — «сообщение источника»; третье — «научно-

исторический факт» — в его «познавательной незавершенности, в

содержательной изменчивости, кумулятивности, способности к

бесконечному обогащению и развитию» вместе с развитием самой

«исторической науки». Кроме того, М.А. Барг квалифицировал еще одну

разновидность исторического факта — «факты-грани» («связи») Именно в

выявлении «новых, ранее неизвестных сторон, связей, сцеплений,

переходов», число которых бесконечно, ученый видел возможность

дальнейшего прогресса исторического познания [35;152, 173].

И.Д. Ковальченко, в развитие классификации М.А. Барга, обратил

внимание на то, что применительно к фактам исторической действитель-

ности существен вопрос о «простых« и «сложных» фактах. Наличие слож-

ных исторических фактов ставит перед историками задачу их обоснован-

ного выделения в исследовательской практике. Критерий здесь один —

учет той качественной определенности, которая присуща всем фактам ис-

торической действительности. Это требует установления тех пространст-

венных и временных границ, в которых заключена качественная опреде-

ленность того или иного сложного исторического факта [31, 144].

Не может не интересовать современных исследователей рассматри-

ваемой проблемы и неординарное утверждение И.Д. Ковальченко о том,

что исторические факты чрезвычайно многообразны по пространственно-

временной протяженности (факты простые и сложные), по предметной со-

держательности (факты экономической, социальной, политической, куль-

турно-идеологической жизни и т. д.) и по системе присущих им взаимосвя-

  90

зей. «Любой исторический факт всегда находится в системе других фактов

и взаимодействует с ними. Поэтому при инвариантности каждого отдель-

ного выражения исторического факта система этих выражений является

поливариантной, т. е. многозначной. Это служит объективной основой для

разного «видения» исторических фактов познающим субъектом-

историком. Но от историка зависит лишь выбор угла зрения на факт, но не

его реальное содержание, которое объективно» [31, 145].

И.Д. Ковальченко принадлежит тонкое методологическое замечание о

том, что истинный смысл исторических фактов и их понимание и оценка

современниками очень часто не совпадают. «Но какими бы ни были иллю-

зии современников о своей эпохе, они являются реальными историческими

фактами, с которыми приходится иметь дело историку» [31,146]. Думает-

ся, что здесь содержится достойный контрответ носителям постмодернист-

ских крайностей в суждениях о проблеме исторического факта [36,8-26].

Дает повод для переосмысления и такая позиция: следует делать раз-

личие между «фактом — объективной реальностью» и «фактом — предме-

том исследования», «научным фактом». «Научный факт — это уже не са-

мо событие, а отражение его в специфической форме» [37, 109].

И, наконец, будем помнить, что именно в советской исторической нау-

ке родился удивительно тонкий синтез, автор которого А.Я. Гуревич:

«Нельзя согласиться с оценкой исторического факта как твердого ядра в ок-

ружающей его мякоти противоречивых интерпретаций... Научный факт не-

отделим от его интерпретации, понятие факта включает в себя и его интер-

претацию» [38,82]. Правда, Н.П. Французова косвенно в этом пункте крити-

ковала А.Я. Гуревича. Она посчитала, что тот определяет факт как «собы-

тие или явление прошлого», а надо бы, по ее мнению, определять факто

«реконструкцию прошлого». Тогда сместились бы акценты [39, 252-254].

Таким образом, методологи-марксисты признают сложность понятия

«исторический факт». В то же время у них налицо нетерпимость к так на-

зываемым взглядам буржуазных ученых, особенно в части субъективного

восприятия анализируемой категории.

  91

Список литературы:

1. Блок М. Апология истории или ремесло историка / Пер. с фр. – 2-е

изд. – М. : Наука, 1986 – 254 с.

2. Февр Л. Бои за историю / Пер. с франц. – М. : Наука, 1991. – 600 с.

3. Кроче Б. Теория и история историографии / Пер. с итал. И. М. За-

славской; послесл. Т. В. Павловой; науч. ред. М. Л. Андреева. – М. : Школа

«Языки русской культуры», 1998. – 192 с.

4. Поппер К. Глава 25. Имеет ли история какой смысл // Поппер К.

Открытое общество и его враги. Т.2. Время лжепророков: Гегель, Маркс и

другие оракулы. – М., 1992. – С.299-323.

5. Поппер К. Нищета историцизма. – М. : Прогресс – VIA, 1993 – 202 с.

6. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. – 2-е изд. – М. :

РОСПЭН, 2006. – 622 с.

7. Карсавин Л.П. Философия истории. – СПб. : Комплект, 1993. – 271 с.

8. Шпет Г. Г. История как проблема логики: Критические и методоло-

гические исследования. Часть первая. Материалы / Отв. ред.-составитель

Т. Г. Щедрина. – М.; СПб.: Университетская книга, 2014. – 510 с.

9. Кареев Н.И. Историология : (Теория исторического процесса). Пг.

: тип. М.М. Стасюлевича, 1915. – 320 с.

10. Библер В.С. Исторический факт как фрагмент действительности.

Логические заметки // Источниковедение. Теоретические и методологиче-

ские проблемы. – М., 1969. [Электронный ресурс] URL:

http://www.bibler.ru/bis_istor_fakt.html — Загл. с экрана. (дата обращения:

18.12.14).

11. Вазюлин В. Логика истории. Вопросы теории и методологии. –

Изд-во Сретенского монастыря, 2005. – 431 с.

12. Зайцева Н.В. Философия истории: взаимосвязь онтологических и

гросеологических аспектов. – Самара : ООО «ОФОРТ», 2013. – 374 с.

13. Ипполитов Г.М., Полторак С.Н., Репинецкий А.И. Исторический

факт и историческое событие: аналитическое «путешествие» в лабиринте

мнений, оценок, суждений (статья первая) // Клио. Журн. для ученых. –

2013. – №11. – С.3-15.

14. Авдеев Н. О научной обработке источников по истории РКП (б) и

  92

Октябрьской революции // Пролетарская революция. – 1925. – №1. – С.150-

164.

15. Саар Г.П. Источники и методы исторического исследования. – Ба-

ку : Изд-во АзГНИИ, 1930. – 175 с.

16. Чернобаев А. А. «Профессор с пикой», или Три жизни историка

М.Н. Покровского. – М. : Лит, 1992. – 234 с.

17. Говорков А.А. М.Н. Покровский о предмете исторической науки.

Томск : Изд-во ТГУ, 1976. – 262с.

18. Ленин В.И. Тетрадь «Эгельфар» // Ленин В.И. Полн. собр. соч.

Т.28. С.663-688.

19. О мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по

историческим наукам: Всесоюз. совещ., 18-21 дек. 1962 г. – М. : Б/и, 1964.

–520 с.

20. Обсуждение вопросов методологии истории на расширенных засе-

даниях секции общественных наук президиума АН СССР 3 и 6 января 1964

года // Вопр. истории. – 1964. – № 5. – С.3-32.

21. Пономарев Б. Н. Задачи исторической науки и подготовка научно-

педагогических кадров в области истории // Вестник Академии наук: Изд-

во Академии наук СССР. – 1963. – №2. – С.3-37.

22. Быковский С.Н. Методика исторического исследования. – Л.: ГА-

ИМК, 1931. – 204 с.

23. Иванов Г.М. Своеобразие процесса отражения действительности в

исторической науке // Вопр. истории. – 1962. – №12. – С.18-35.

24. История и социология: Сб. ст. – М. : Наука, 1964. – 160 с.

25. Пронштейн А.П. Методика исторического исследования / отв. ред.

И. Д. Ковальченко. – Ростов н/Д. : Изд-во Ростовского ун-та, 1971. – 467 с.

26. Некрич А. М. 1941, 22 июня. – М., 1965.

27. Обсуждение книги А.М. Некрича «1941, 22 июня»

в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (стенограмма)

//РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 22. Д. 202. Стенограмма дана А.М. Некричем с не-

значительной стилистической правкой. Москва, 16 февраля 1966 года.

Размещена на сайте «Военная литература». URL:

  93

http://militera.lib.ru/research/nekrich/09.html. — Загл. с экрана. (дата обраще-

ния: 20.12.2014).

28. Некрич А. Отрешись от страха. Воспоминания историка. – London:

OPI, 1979. – 416 с.

29. Перовский Л.П. Дело Некрича // Вест. РАН. – 1995. – Т.63, №6. –

С.528-539.

30. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой фи-

лософии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т.21. – С. 269-317.

31. Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. – М.:

Наука, 1987. – 440 с.

32. Жуков Е. М. Очерки методологии истории. – 2-е изд. – М.: Наука,

1987 – 248 с.

33. Пронштейн А.П., Данилевский И.Н. Вопросы теории и методики

исторического исследования; отв. ред. В.Л. Янин. – М.:Высшая шко-

ла, 1986. – 208 с.

34. Кузеванов Л.И. Методология истории: академизм и постмодер-

низм. – М.: НЭИ «Российская историография», 2012. – 237 с.

35. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. – М.: Наука,

1984. – 342 с.

36. Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории (некоторые ас-

пекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и

дискуссии о памяти) // Диалог со временем. – М., 2001. – Вып.7 – С.8-26.

37. Дьяков В.А. Методология истории в прошлом и настоящем. – М.:

Наука, 1974. – 190 с.

38. Гуревич А.Я. Что такое исторический факт? // Источниковедение:

теоретические и методологические проблемы. – М.: Наука, 1969. – С.59-82.

39.Французова Н.П. Исторический метод в научном познании. – М.:

Мысль, 1972. – 332 с.

  94

ДИСКУРС ГОРОДА И ТРАНСГРЕССИЯ

В.Т. ФАРИТОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

THE DISCOURSE OF THE CITY AND TRANSGRESSION

V.T. FARITOV

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматриваются специфические характеристики современного мегаполиса.

Эксплицируется онтологическая структура данного дискурса. Анализируются пути

трансгрессии бытийно-смысловых перспектив дискурса большого города.

Ключевые слова: город, мегаполис, дискурс, трансгрессия

Что представляет собой большой город, современный мегаполис?

От обычного города он отличается не столько своими колоссальными

размерами и численностью населения, сколько чрезвычайно сложной

многоуровневой системной организацией. Мегаполис представляет собой

организованное в единое целое, функционирующее как единый организм

множество относительно самостоятельных систем, которые составляют

уровни этого сложного образования. Большой город – не простое

скопление в едином пространстве большого числа элементов, но принцип

организации, интеграции, ассимиляции и подчинения множества

разнородных образований. Объединение в одно целое огромного числа

генетически не связанных элементов, которые, в свою очередь, сами

являются системами со своей уровневой организацией и с относительной

автономией, – такое объединение возможно только за счет установления

между всеми частями системы сложной сети отношений, пронизывающей и

охватывающей все уровни во всех направлениях. Эта сеть отношений

реализуется посредством развертывания бесчисленных каналов связи, через

которые все оказывается связанным со всем. Чтобы различные элементы и

уровни такой сложноорганизованной системы, как мегаполис, могли

функционировать координировано, необходима возможность быстрой и

  95

беспрепятственной передачи энергии, информации, сырья, услуг и

человеческих ресурсов с одного уровня на другой, от одних относительно

автономных подсистем к другим. Этому назначению и соответствуют

всевозможные каналы связи: автомобильные шоссе, туннели

метрополитена, электрические, телефонные и компьютерные сети,

трубопроводы. По этим артериям, венам и кровеносным сосудам

мегаполиса осуществляется циркуляция транспорта, электричества, воды,

газа и нефти. Все постоянно передается, обменивается, потребляется,

перерабатывается и вновь включается в цикл.

При этом мегаполис не представляет собой монументальную,

кристаллизированную структуру. Большой город – образование не

статическое, а динамическое, находящееся в состоянии постоянного

преобразования и трансформации. Одни связи исчезают, другие

возникают, уже установленные связи обрастают новыми контактами,

включаются в новые отношения. Могут исчезать, рождаться и

трансформироваться целые уровни. В этом неистощимом потоке

изменений и преобразований осуществляется единство мегаполиса как

целой системы.

В концепции Пригожина порядок и беспорядок утрачивают свой

антагонистический характер и приобретают статус диалектических

противоположностей. Хаос и беспорядок предполагаются самим порядком

в качестве одного из его условий («порядок из хаоса»). Возрастание

энтропии больше не связывается с катастрофической дезорганизацией, но

представляет собой «цену», которую мы платим за сложную организацию.

«Взять хотя бы интенсификацию социальных отношений, которой

способствует городская жизнь. Города являются и источниками

загрязнения окружающей среды, и источником социальных, технических,

художественных и интеллектуальных новаций. Эта аналогия плодотворна,

так как позволяет нам лучше понять то, что мы довольно часто пытались

противопоставлять – порядок и беспорядок, хотя бессильна помочь нам в

вынесении любого суждения относительно ценности создаваемого или

уничтожаемого…» [4; 53].

  96

Сравним этот фрагмент с одним пассажем из Бодрийяра: «Взглянем

на Нью-Йорк. Это же чудо, что каждое утро все начинается заново,

притом, что накануне было израсходовано столько энергии. Это

невозможно объяснить, если не учитывать, что не существует

рационального принципа потери энергии, что функционирование такого

мегаполиса, как Нью-Йорк, противоречит второму началу термодинамики,

что мегаполис подпитывается собственным шумом, собственными

выбросами углекислого газа, и энергия при этом рождается из потери

энергии, т. е. происходит некое чудо замены» [2; 151].

Старые города имели свое специфическое назначение: военный

город, торговый город, промышленный город. Современный мегаполис

собирает в единое пространство все: политику, экономику, культуру (всех

вариантов: элитарную, массовую, нетрадиционную и проч.), образование.

Большой город представляет собой средоточие всего – то, что не может

быть произведено в его собственных пределах, поставляется извне, из

провинций и деревень. Последние более не представляют собой

противоположности большому городу, но являются его отростками,

периферийными образованиями. Мегаполис подчиняет своей власти

провинции, выступая в качестве горизонта, из которого они получают свое

бытие, покрываются сложной сетью отношений через установление

каналов связи: транспортных, информационных, энергетических,

финансовых. Провинции представляют собой отдаленные уровни

мегаполиса.

Человеческое бытие в мегаполисе приобретает особый статус

двойного бытия. С одной стороны, оно проявляется в качестве

человеческого индивида с собственными чаяниями, надеждами и

разочарованиями. С другой стороны, растворяется в бытийном

пространстве большого города, расширяет собственное существование до

бытия всего мегаполиса: человеческий индивид есть здесь тот или, точнее,

один из тех многочисленных, бесчисленных, посредством кого вся эта

сложная, взаимопереплетающаяся многоуровневая организация

осуществляется. Но и сам он получает свое существование только через

это пространство. Последнее почти никогда не становится предметом

  97

рефлексии, но сопровождает человеческое бытие в качестве фона его

индивидуального, частного бытия. Именно в этом фоновом бытии

заключается притягательность больших городов: мегаполис дает

возможность человеку существовать одновременно как субъект-индивид и

как не-субъект, как необходимый элемент сложной организации,

воплощающий в себе сразу всю эту организацию.

В организации бытийно-смыслового пространства мегаполиса

значимую роль играет техника. Технические средства не отрицают, но

определенным образом деформируют, искажают и извращают

пространственно-временную организацию города. Пространство и время

сжимаются, сокращаются, съеживаются, приближаются к горизонту

собственного исчезновения, но никогда не переступают его, сохраняя свою

актуальность в качестве универсальных параметров производства

реальности современного города. Примером сказанному может служить

метрополитен. Человек исчезает в определенной точке пространства,

чтобы затем через незначительный промежуток времени появиться в

совершенно другом месте, может быть, в другом конце города. Если

попросить среднестатистического пассажира метро объяснить, по какому

маршруту он двигался от одного пункта к другому, то, не имея перед

глазами плана, он не сможет ответить. Все потому, что, спускаясь в

подземный туннель, он оказывается в своеобразном пространственно-

временном инкубаторе, единственное назначение которого – телепортация.

Здесь нет домов, нет улиц – никакого внешнего окружения. Мрак туннеля

ненадолго прерывается очередной станцией, а затем все снова исчезает,

остается лишь скорость и тьма, приятно контрастирующая с

приглушенным светом внутри вагона.

Особый онтологический смысл получают техногенные катастрофы.

Они прорывают прочную сеть гиперреальности технического мира и

выбрасывают человеческое бытие из бессубъектного существования в

дискурсивном пространстве. Человеческое бытие отбрасывается к своему

непосредственному бытию-в-мире (от которого оно было надежно

защищено наукой и техникой), к «брошености на-самого-себя», если

использовать терминологию Хайдеггера. Однако этот прорыв – какой бы

  98

масштаб не имела катастрофа – для технической гиперреальности имеет

значение лишь временной приостановки, после чего техническое

производство бытийно-смысловых перспектив продолжает

разворачиваться в прежнем режиме.

Другой конститутивный элемент современного мегаполиса составляют

информационные технологии. Если техника сжимает, деформирует и

искажает человекоразмеренное пространство-время, то информационные

технологии помещают человеческое бытие в сферу виртуального. Так,

работая на печатной машинке, наборщик все еще имеет дело с настоящей

бумагой, сделанной из настоящего дерева, и с чернилами, которыми

наносятся знаки на эту бумагу. Но, работая в текстовом редакторе, он уже

не имеет дело ни с бумагой, ни с чернилами, но только с чистым

пространством виртуального, пространством возможного, а не реального.

На трансцендентном уровне эта сфера образуется нескончаемым потоком

электросигналов, комбинаторикой и перегруппировкой не-значащих

единиц, трансформацией множеств и подмножеств. «Три миллиона точек,

передаваемых в секунду по телевидению, из которых только некоторые

задерживаются» [3; 381]. Всевозможные экраны телевизоров, компьютеров,

мобильных телефонов, терминалов включают человеческое бытие в это

пространство виртуального, делают виртуальное областью

непосредственного присутствия, экзистирования человеческого бытия. В

этой сфере осуществляется обмен сообщениями разного рода, торговля,

денежные операции, здесь проходят работа и досуг. Но и по другую –

внешнюю – сторону экранов пространство человеческого бытия

оказывается виртуализированным. Противопоставленность реального и

виртуального стирается и исчезает в период господства информационных

технологий, что и происходит в современном большом городе.

Пространство мегаполиса – пространство виртуального, а не реального,

поскольку большой город существует на основе производства, передачи,

обмена и воспроизводства информации разного рода.

«Тоска по большому городу затмевает любую другую» [6; 799].

Существуют ли пути ускользания от власти бытийно-смысловых

перспектив современного мегаполиса? Одну из моделей трансгрессии

  99

дискурса города дает современная музыка, которая одновременно является

и продуктом мегаполиса, и поиском путей преодоления его перспектив.

Наиболее характерная особенность творчества Альфреда Шнитке

заключается в тотальном нивелировании музыкального материала. Выход в

пустоту – наиболее закономерный финал большинства шнитковских

сочинений. В своих симфониях и концертах композитор развертывает

невероятную по своим масштабам панораму: в рамках одного произведения

можно обнаружить едва ли не все музыкальные стили и направления всех

эпох – от барокко и классицизма до новейших авангардных разработок, от

академической строгости до шлягерной банальности. Не менее

поразительно концептуальное и эмоциональное содержание музыки

Шнитке: здесь можно обнаружить идеи христианской и восточной

философии, экзистенциализма и постмодернизма, а по драматизму и

лиризму произведения сопоставимы с трагедиями Шекспира и романами

Достоевского. Но при более внимательном прослушивании создается

впечатление, что всю эту грандиозную картину композитор создает только

затем, чтобы в очередной раз убедиться, что, в конце концов, все с

фатальной неизбежностью уходит в никуда, проваливается в пустоту, что

умножение всего на все дает в итоге ноль. Музыкальные темы, не успев

развиться, разваливаются на глазах, переходя в хаос и беспорядок,

солирующие партии струнных заглушаются ревом духовых или,

подхватываясь оркестром, умножаются до бесконечности и искажаются до

неузнаваемости. Какова бы ни была заявка в начале сочинения, к финалу

все растворяется в абсолютной неразличимости и незначимости, звучит

простая, состоящая из нескольких тактов мелодия, на фоне которой все

предшествующее богатство и разнообразие музыкального материала

кажется смутно припоминаемым сном.

Таков один из способов осуществления трансгрессии

сложноорганизованных дискурсивных пространств. Содержание музыки

Шнитке во многом совпадает с бытийно-смысловой организацией

мегаполиса, как она была представлена нами выше. Та же гетерогенная

множественность, то же отсутствие единого, локализованного и

фиксированного центра, то же возникновение порядка из хаоса и переход

  100

порядка в хаос. Все это можно наблюдать как в пространстве современного

большого города, так и в симфониях и концертах композитора. Но Шнитке

находит путь освобождения от власти этих дискурсов, и путь этот –

трансгрессия: «Прежде было чувство, что будто находящееся вокруг меня

имеет структуру кристаллическую, окончательную, имеет некую идеальную

форму. А сейчас другое: я уже не кристаллическую структуру чувствую, а

бесконечно изменчивую, текучую» [5; 209].

Другую модель трансгрессии дискурсивного пространства большого

города мы находим в поэзии. Проникая в пространство поэтического

текста, дискурс города неизбежно подвергается процедурам

нейтрализации, нивелирования и остранения. Бытийно-смысловые

перспективы мегаполиса начинают терять свою значимость, сквозь них

начинают просвечивать другие перспективы. Примеры такой трансгрессии

в избытке представлены у А. Блока.

Под шум и звон однообразный,

Под городскую суету

Я ухожу, душою праздный,

В метель, во мрак и в пустоту.

Я обрываю нить сознанья

И забываю, что и как…

Кругом – снега, трамваи, зданья,

А впереди – огни и мрак.

Здесь описан опыт радикальной трансгрессии дискурсивного

пространства: уход в пустоту, отказ от существования тем способом,

который властно навязывается дискурсом. Сознанию и рациональности,

как принципу организации дискурса большого города,

противопоставляются: метели, бред, поэзия и мрак – сплошь

трансгрессивные феномены, не вписывающиеся в какой-либо дискурс.

Этот же опыт абсолютной трансгрессии перспектив города дан в

стихотворении Д. Мережковского:

  101

Дома и призраки людей –

Все в дымку ровную сливалось,

И даже пламя фонарей

В тумане мертвом задыхалось.

И мимо каменных громад

Куда-то люди торопливо,

Как тени бледные, скользят,

И сам иду я молчаливо,

Куда – не знаю, как во сне,

Иду, иду и мнится мне,

Что вот сейчас я, утомленный,

Умру, как пламя фонарей,

Как бледный призрак, порожденный

Туманом северных ночей.

Здесь представлена та же стратегия радикального ухода, ускользания

вплоть до полного исчезновения и обращения в Ничто, которую мы

характеризовали выше на примере творчества Шнитке. «Аксиома и миф

реального или возможного накопления управляет нами повсюду, но, тем не

менее, мы знаем, что никогда ничего не накапливается, что запасы

поглощают сами себя, так же как современные мегаполисы или

перегруженная память. Любая попытка накопления заранее побеждена

пустотой» [2; 70].

Другой пример трансгрессии дискурса города путем приведения к

незначимости его бытийно-смысловых перспектив представлен у

А. Белого: «Есть бесконечность в бесконечности бегущих проспектов с

бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней. Весь

Петербург – бесконечность проспекта, возведенного в энную степень.

За Петербургом же – ничего нет» [1; 64]. Бесконечность, возведенная в

энную степень, равнозначна Ничто: это то, что нельзя ни помыслить, ни

представить, абсолютная трансцендентность. Город, приведенный к такой

бесконечности в бесконечности, переходит в план небытия: не только за

Петербургом ничего нет, но и сам Петербурга есть Ничто, фикция.

  102

Менее радикальный, но не менее действенный путь представляет

остранение: бытийно-смысловые перспективы дискурса не нивелируются,

но нейтрализуются, приобретают дополнительные смысловые оттенки,

которые оттесняют на задний план доминирующую определенность:

В кабаках, в переулках, в извивах,

В электрическом сне наяву

Я искал бесконечно красивых

И бессмертно влюбленных в молву.

Город – электрический сон наяву – приобретает некий мистический

оттенок, некое дополнительное измерение. Реалии города начала ХХ

столетия оказываются просвечены библейскими аллюзиями, на что

указывает игра с лексической тональностью: «Красота этих женственных

ликов! // Эти гордые взоры мужчин! // Это были цари – не скитальцы!»

Особенно значимо употребление слова «лик», имеющего явный оттенок

церковной лексики, по отношению к – женщинам в «разноцветных

шубках», с «пунцовыми губками» и «синеватыми дугами бровей».

Происходит пересечение гетерогенных бытийно-смысловых перспектив и

нейтрализация одной посредством другой. С одной стороны, все

структуры дискурса сохраняются, но, с другой стороны, они утрачивают

свой принудительный, властный характер. Пространство города

переводится в план музыки, в область игры света: «Я остался, таинственно

светел, // Эту музыку блеска впивать…»

Трансгрессия не обязательно предполагает уход из дискурсивного

пространства. Можно оставаться в рамках дискурса, принимать его

бытийно-смысловые перспективы и одновременно переводить их в другой

режим бытия, просвечивать их иной бытийно-смысловой

определенностью:

И город мой железно-серый,

Где ветер, дождь и зыбь, и мгла,

С какой-то непонятной верой

Она как царство приняла.

  103

Ей стали нравиться громады,

Уснувшие в ночной глуши,

И в окнах тихие лампады

Слились с мечтой ее души.

Она узнала зыбь и дымы,

Огни и мраки, и дома –

Весь город мой непостижимый –

Непостижимая сама.

Здесь описан не уход из пространства городского дискурса, но

радикальное погружение в его перспективы, растворение в дискурсивном

пространстве, которое провоцирует растворение структур самого дискурса.

Город становится царством, внешнее переводится во внутреннее, а

внутреннее – во внешнее, границы стираются или становятся

прозрачными.

Так трансгрессия освобождает нас от власти современных дискурсов

города и техники.

Список литературы:

1. Белый А. Петербург. – СПб.: Кристалл, 1999. – 976 с.

2. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. – М.: Добросвет, 2000. – 258 с.

3. Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. – Екатеринбург: У-Фактория,

2007. – 672 с.

4. Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. – М.: КомКнига,

2005. – 232 с.

5. Холопова В.Н. Композитор Альфред Шнитке. – Челябинск:

Аркаим, 2003. – 256 с.

6. Шпенглер О. Закат Европы. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. – 1376 с.

  104

ВЕХИ И ПРОРЕХИ СОВРЕМЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ

Э.Н.ПЕРЕВАЛОВА

Ульяновск, Ульяновская государственная сельскохозяйственная академия

им. П.А.Столыпина

MILESTONES AND PRO-MILESTONES OF MODERN EDUCATION

IN RUSSIA

E.N.PEREVALOVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Agricultural academy

Рассматриваются проблемы образования в России: модели образования, ключе-

вые функции образования, какие формы знания играют определяющую роль в станов-

лении человека как личности.

Ключевые слова: модели образования, функции образования, ценности, личность,

культура, парадигма Просвещения.

Непременным атрибутом всех российских философских конгрессов,

начиная с 1997 г. (первый философский конгресс в Санкт-Петербурге), бы-

ло обсуждение проблемы образования. Если все эти дискуссии на протя-

жении 18 лет привести к общему знаменателю, то мы получим всеобщее

признание того, что образование является стабилизирующим фактором

развития страны. А вот дальше оппоненты расходятся кардинально. Цен-

тром дискуссий становятся следующие проблемы: каковы основные функ-

ции образования в наше время, образование в СССР и образовательная по-

литика в современной России, ее возможные последствия для страны; ка-

кие формы знания играют определяющую роль в становлении образован-

ного человека, какие ценностные установки закладываются в мировоззре-

ние ученика.

Попробуем определиться с функциями образования в современной

России. Начнем с бывшего министра образования А.А. Фурсенко, а ныне –

советника Президента, главы попечительского совета Российского научно-

го фонда, который успешно продвинул свой образовательный проект, а

  105

именно: внедрил ЕГЭ, провел «бакалавризацию» всей страны и взял курс

на закрытие вузов. Уместно вспомнить дефиницию бакалавра в немецкой

интерпретации: бакалавр как материал, годный к дальнейшему использо-

ванию. Выступления министра нередко разбирались на цитаты. Вот одна

из них: «…недостатком советской системы образования была попытка

формировать человека – творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы

взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицирован-

но пользоваться результатами других» [1;86]. Как видим, у нас не было

установки на развитие человеческого потенциала. И результат не заставил

себя ждать. Давая интервью журналу «Эксперт» в марте прошлого года,

А.А. Фурсенко откровенен: «В России за последнее время произошло за-

метное оскудение научно-технологического, интеллектуального задела.

И если мы все понимаем, что заимствование технологий (надо бы доба-

вить, если продадут) далеко не всегда оправданно и уж точно опора на за-

имствование не приведет страну на лидирующие позиции, то остается

один путь – направить существенные усилия на развитие науки, в том чис-

ле фундаментальной» [2;72-76]. Продвинутые страны оценивают успехи

не по ВВП, а по индексу развития человеческого потенциала, включающе-

го в себя три фактора: уровень жизни, продолжительность жизни и уро-

вень образования. По индексу развития человеческого потенциала мы вхо-

дили когда-то в десятку, а по некоторым данным – даже в тройку передо-

вых стран. А сегодня мы на 71 месте. Ключевым параметром развития че-

ловеческого потенциала является образование. По образованию мы были в

числе трех самых развитых стран мира. Советский проект был просвети-

тельским проектом. «Совки» в отличие от нынешних россиян не впадали в

средневековье. Они твердо знали, что Земля вращается вокруг Солнца, а не

наоборот, и что Суворов не воевал в Красной армии против Наполеона.

По числу убийств мы занимаем сегодня второе место в Европе, по количе-

ству разводов – первое, по самоубийствам – третье, от жестокости родите-

лей ежегодно страдают 2 млн детей, 50 тыс. подростков убегают из дома

[3]. Убийственная статистика для статуса великой державы, как мы сего-

дня себя позиционируем.

  106

С 1996 г. формируется устойчивый взгляд на образование как на сферу

услуг и появляется правительственный проект «Стратегия модернизации

образования», к реализации которого вскоре и приступили. Модернизация –

понятие многозначное. Мы выбрали технократическую модель и деклари-

руем, что модернизация российского образования ставит перед средней и

высшей школой задачу сформировать гибкую личность, способную адап-

тироваться к социальной среде и уметь хорошо ориентироваться на рынке

труда. Из образования исключается все многообразие функций и остается

только один срез – подготовка специалиста. Успехи научно-технического

прогресса породили представление об абсолютном приоритете технологи-

ческого профессионального образования над всем остальным. Образование

рассматривается только как средство приобретения знаний, необходимых

для освоения определенных технологий. При этом оно лишается принципа

фундаментальности, а вместе с тем обнаруживается отчуждение образова-

ния от фундаментальных человеческих ценностей. В сухом остатке остается

лишь инструментальное обучение с узким духовным горизонтом. Аргумент

о необходимости ориентироваться на рынок труда не выдерживает никакой

критики, поскольку наш рынок не предъявляет спроса на углубленные зна-

ния в связи с разрушением интеллектуального сектора экономики. Сегодня

многие вузы не функционируют как институт профессиональной подготов-

ки, поскольку только 5% выпускников связывают свою жизнь с полученной

специальностью. Преподаватель из носителя знаний и культуры фактиче-

ски превратился в обслуживающий персонал, обеспечивая легализацию

заниженных критериев образования.

На скудном экономическом фундаменте мы пытаемся создать совре-

менную цивилизацию. Мы зациклились на идеологии рынка, выращивая

нового монстра – человека нового формата, мечтающего расслабиться,

«оттянуться», «разлагаться» со всеми удобствами. «Стань богат, и все твое,

и все можешь». «Развращеннее этой мысли не может быть никакой дру-

гой» – абсолютно точный диагноз ставит Достоевский. И с горечью добав-

ляет, что народ ничем не защищен от таких идей [4;131]. Вот к чему неми-

нуемо приводит утрата ориентации на воспитание. Говорят, что это прой-

дет, что это «переходный период», который надо как-то пережить. Катего-

  107

рия «переходный период» стала нашей исторической отмычкой на все слу-

чаи жизни. Сколько преступлений и неумения прикрыла эта «парадигма».

Вот и сейчас нас утешают, что современный период развития цивилизации

– это переходный период к обществу информационному, обществу зна-

ний. В будущем знание превратится в товар. А наука, очевидно, станет

деятельностью людей по производству продаваемых знаний. Знание

должно быть проданным – вот тренд будущего. И это главная функцио-

нальная особенность образования. Жан-Франсуа Лиотар обрисовал пер-

спективы «светлого» будущего: «Старый принцип, по которому получение

знания неотделимо от формирования разума и даже самой личности, уста-

ревает и будет выходить из употребления…» [5;18]. Бизнес, освобожден-

ный от культуры, лишенный дара социального воображения, идет на запах

прибыли, как хищник идет за добычей, неизбежно рождая нового тотали-

тарного монстра.

Но вернемся к родным пенатам. Стратегические вехи нашего образо-

вания постоянно оборачиваются «прорехами» по формуле известного по-

литика – «хотели как лучше, а получилось – как всегда» или, по определе-

нию Льва Гудкова, обозначившего этот процесс как «абортивная модерни-

зация». В докладе Международной комиссии по образованию ХХI века го-

ворится, что образование является общим благом, регулирование которого

не следует отдавать во власть рыночных механизмов, и что государство

играет определяющую роль в его развитии и несет ответственность за это.

Президент В.В. Путин ввел термин «дебюрократизация», имея в виду

снижение административных барьеров в экономике. И это понятно. Ре-

форматор послевоенной Германии Людвиг Эрхард в своем фундаменталь-

ном труде «Полвека размышлений» пишет, что там, где функции рыноч-

ной экономики «заменяются директивами чиновников, а конкуренция –

распоряжающейся бюрократией, приходит конец прогрессу и росту произ-

водительности труда, социальному благосостоянию и человеческому бла-

гополучию» [6;361]. «Дебюрократизация» образования и науки дала бы не

меньший эффект, тем более что административные функции отечествен-

ной бюрократии в этой сфере расширяются. Документооборот даже в сель-

ских школах, по данным депутата Олега Смолина, увеличился в 100 раз.

  108

Нормативно-правовое регламентирование образования с внедрением фор-

мальной системы оценки научной деятельности и учебного процесса

ведет к потере интеллектуального потенциала. Достоевский в «Дневнике

писателя» дал очень точное описание сущности бюрократической удавки

– это «свобода движения ровно как у мухи, попавшей в тарелку с патокой»

[4;28]. Мы все попали в тарелку с патокой. Сегодня ставится задача – пе-

рейти на инновационный путь развития страны. Необходим выход на дру-

гую траекторию. Но как это возможно? Совместима ли инновационная

экономика с социальной средой, описать которую можно только через та-

кие категории, как «откаты», коррупционная составляющая принимаемых

законов, бесконечный передел собственности, отсутствие технологов и

инженеров, способных воплотить инновационные замыслы?

«Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за

образцы»? В феврале этого года Андрей Кончаловский дал телеканалу

«Дождь» интервью: «Мы не уходим в дремучесть – мы в ней всегда нахо-

дились». Речь идет о людях российской провинции в почти документаль-

ном фильме Кончаловского «Почтальон Тряпицын». «…Они там пьют и

живут по-нищему. Они живут такой жизнью, какой они жили 100–200 лет

тому назад. У них очень неприхотливая жизнь, но они с ней свыклись.

Можно сказать, что естественное состояние русских людей – это непри-

хотливая, суровая, минимальная жизнь, которую они в принципе не очень

хотят менять». Иными словами, особость русского культурного кода, по

мнению Кончаловского, проявляется в неприхотливости, минимализме

жизни, а фактически – «в дремучести». Судя по интервью, Кончаловский

как-то не очень обеспокоен тем, что более 80% людей заняты выживани-

ем. «Простому человеку», «обычному человеку», «маленькому челове-

ку» – (термины, в которых выражено отношение к народу властвующей

элиты и приближенной к ней интеллигенции) не оставлено никаких пер-

спектив. К нему применили формулу тождества – А равно А. Это форму-

ла исчерпанности человека, отраженная Кончаловским в художественной

форме. Здесь нет движения вперед, нет направленности событий, нет исто-

рии. «Вчера» здесь такое же, как «сегодня», а «сегодня» – такое же, как

«завтра».

  109

«Все равно подходит расплата», – писала Анна Ахматова. Расплата за

то, что не удержали новый век на должной нравственной высоте и попла-

тились за это страшными испытаниями, начавшимися с первой мировой

войны [7].

В красной рубашке с лицом, как вымя,

Голову срезал палач и мне,

Она лежала вместе с другими

Здесь в ящике скользком, на самом дне [8; 87].

Чем расплатится наше поколение за всех «рожденных, гибельных и

смерти не имущих»? Думал ли об этом «русский европеец» Андрей Кон-

чаловский? Русская интеллигенция традиционно всегда была аккумулято-

ром высших достижений культуры с амбициями переустройства мира. Не-

ужели исчез этот животворный источник, и жизнь пошла по Достоевскому,

но без него. Он прав: время «последних вопросов» действительно насту-

пило. Сегодня вектор человеческой активности направлен не на преобра-

зования, а на борьбу за выживание. Четверть населения страны ориентиро-

вана исключительно на воспроизводство своей жизни. Это низшая точка

социальной траектории, здесь зарождается цивилизационный регресс.

Но сущность жизни состоит в развитии, в росте полноты бытия, а вовсе не

в самосохранении. Авторы проекта модернизации упустили из вида, что

возможности мира могут реализоваться только через человека. И если нет

людей, способных «начать новый ряд событий», а соблазн жить по-

старому очень велик, то возможности мира так и останутся нераскрытыми,

о создании цивилизованных форм организации жизни придется просто за-

быть. И тогда «глухота паучья» окутает не только почтальона Тряпицына,

но и все сферы общества. Решение проблем современности зависит от то-

го, какой тип человека будет сформирован обществом. Мыслить в пара-

дигме Просвещения – значит выработать такую стратегию, которая не по-

зволила бы расползаться социальной ткани в примитивные формы жизни.

Суть реформ – в переводе общества на новую орбиту существования, в

создании структур, которые нейтрализуют негативные стороны человече-

ской натуры, сужают «сферу запретного» в человеке. Дело в том, что не

бывает «потребительской корзины» просвещенного человека, то есть на-

  110

бора книг, прочитав которые ты станешь образованным. Знание, ставшее

образованием, воспитывает духовную независимость, углубляет понима-

ние смысла человеческой жизни.

Возникает вопрос: какой вид знания кристаллизуется в личность?

Практика показывает, что разрушение духовного начала в человеке начи-

нается с фактического уничтожения гуманитарного образования. Филосо-

фии, истории, литературе, судя по количеству отведенных часов, уготована

роль маргиналов. Гуманитарное образование просто выпало из программы

2020 года. Но человечество знает только один рецепт уберечь себя от рас-

пада – это Культура. Культура является животворным источником мораль-

ного сопротивления всеобщему вырождению. Знание вне гуманистистиче-

ской парадигмы деструктивно. Становление и развитие личности – ключе-

вая функция образования. Знание, ставшее образованием, дает возмож-

ность изменить мир, преобразовать его в соответствии с поставленными

целями. Но если цель только в реализации биологических потребностей,

если в матрицу сознания не заложены ценностные установки, то тогда на-

до отречься от самой идеи образования. Не случайно знание в классике

определяется как сила. Сила, направленная на реализацию творческих

возможностей человека. Классическая парадигма о сущности человека со-

стоит в том, что человек является человеком в той мере, в какой он само-

созидается. Траектория потребительства исчерпана. «Вызов» Истории

брошен… Ответ один – социокультурная модель образования!

Список литературы:

1. Малинецкий Г. Здравствуй, страна героев, страна мечтателей,

страна ученых // Знание-сила. – 2014. – №10.

2. Медовников Д. Научные нужды страны // Эксперт. – 2014. – №11.

3. Костиков В. В лабиринтах счастья // Аргументы и факты. – 2015. –

№9.

4. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. – М.,1989.

5. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. – СПб., 1998.

6. Эрхард Л. Полвека размышлений. – М., 1993.

  111

7. Алла Демидова. Ахматовские зеркала. Комментарий актрисы. –

М., 2010.

8. Гумилев Н. С. Стихи. Заблудившийся трамвай. – М.,1989.

СПЕЦИФИКА ПРЕПОДАВАНИЯ ГУМАНИТАРНЫХ ДИСЦИПЛИН

В ТЕХНИЧЕСКИХ ВУЗАХ В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ

«ЯЗЫКОВЫХ ИГР» Л. ВИТГЕНШТЕЙНА

О.В. РОМАНЕНКОВА

Самара, Поволжский государственный университет телекоммуникаций и

информатики

SPECIFICS OF TEACHING HUMANITARIAN DISCIPLINES IN

TECHNICAL UNIVERSITY IN THE CONTEXT OF THE CONCEPT OF

«LANGUAGE GAMES» OF L. WITTGENSTEIN

O.V.ROMANENKOVA

Povolzhskiy State University of Telecommunications and Informatics

Рассматривается проблема специфики преподавания гуманитарных дисциплин в

технических вузах, раскрываются трудности реализации программы гуманитаризации

технического образования в постсоветском обществе в контексте концепции языковых

игр Л. Витгенштейна.

Ключевые слова: языковые игры, естественнонаучная аргументация, герменевти-

ка, верификация, парадигма, рефлексия.

Гуманитаризация технического образования — следствие глобальных

процессов, происходящих в современном мире. В середине ХХ столетия

английский философ Ч.П. Сноу в работе «Две культуры» [7] указал на

принципиальное различие способностей, задействование которых необхо-

димо для успешной деятельности в гуманитарной и естественнонаучной

сферах. Гуманитарию, как правило, сравнительно легко дается изучение

иностранных языков, но весьма сложно — изучение математики; в случае

  112

преобладания у человека естественнонаучных наклонностей в большинст-

ве случаев наблюдается противоположная картина. Последнее связано с

тем обстоятельством, что при изучении математики задействуются пре-

имущественно конструктивные способности, генетически связанные с раз-

витием передних долей головного мозга, в то время как изучение ино-

странного языка генетически ассоциируется с развитием ассоциативных

механизмов памяти, что предполагает не абстрактное, а наглядно-образное

мышление [2].

В результате гуманитарий, сталкивающийся с математической про-

блемой, как правило, механически запоминает решение соответствующей

конкретной задачи, демонстрируемое ему преподавателем в качестве при-

мера, пытаясь затем воспроизвести его в процессе решения другого приме-

ра, отличного от первого, подобно тому, как в сходных ситуациях мы по

памяти воспроизводим сходные лингвистические фигуры. Подобного рода

действия Л. Витгенштейн в свое время определил как «языковые игры» [9].

Естественно, правильного решения математической задачи в этом случае

не получается, и гуманитарий приходит в негативное эмоциональное со-

стояние, рефлекторно закрепляющее в его сознании негативное отношение

к математике.

Аналогичным образом человек с естественнонаучным складом ума,

изучая иностраннный язык, подсознательно пытается обнаружить кон-

кретный механизм внутреннего перевода, проще говоря, формулу, преоб-

разующую отечественные слова в иностранные и обратно. Однако подоб-

ного рода формулы не может существовать в принципе, вследствие чего у

естествоиспытателя рефлекторно закрепляется негативное отношение к

иностранным языкам. Известно, например, что Ньютону никак не давалась

латынь, вследствие чего в начальный период своего обучения он был

предпоследним учеником в классе, опережая только умственно отсталого

ребенка [1].

Феномен «двух культур», описанный Ч.П. Сноу, проявляется, прежде

всего, в том, что естественнонаучная аргументация вплоть до второй поло-

вины ХХ века носила преимущественно линейный и математизированный

характер, тогда как в гуманитарной сфере использовались, главным обра-

  113

зом, ассоциативные методы, имевшие явный налет архаики, такие как, на-

пример, герменевтика, генетически восходящая к практикам средневеково-

го толкования религиозных текстов. Сталкиваясь с подобного рода аргу-

ментацией, лица с естественнонаучным и техническим складом мышления

интуитивно отвергали ее, усматривая в ней некоторую форму идеологиче-

ского промывания мозгов, аналогичную религиозному мифостроительству.

Примечательно в данной связи нигилистическое отношение в период

т. н. позднего «застоя» значительной части студентов естественнонаучных и

технических специальностей к дисциплинам общественно-политической

направленности, изучение которых являлось обязательным в СССР (история

КПСС, марксистская философия, политэкономия, научный атеизм, научный

коммунизм). Проблема здесь заключалась в том, что марксизм позициони-

ровал себя в качестве научной, и потому единственно истинной философии,

не удовлетворяя при этом принятым в естествознании критериям научности,

в частности, возможности эмпирической проверки, т. е. верификации тех

или иных теоретических положений, а также задействование логически про-

зрачной математической аргументации. Аналогичным образом Зигмунд

Фрейд использовал в качестве одного из основных методов развиваемого

им психоанализа такую иррациональную процедуру, как толкование снови-

дений, пытаясь придать ей легитимность в рациональной сфере посредст-

вом простых ссылок на научность собственного толкования.

Общественно-политические изменения, которые привели к распаду

СССР в 90-е годы ХХ-го столетия, повлекли за собой существенные изме-

нения и в структуре гуманитарной составляющей отечественного образо-

вания, что, в частности, проявилось в становлении концепции гуманитари-

зации естественнонаучного и технического образования. Однако переход к

новой системе гуманитарного образования технических специалистов во

многом осуществлялся эклектически и формально, без предварительных

существенных подвижек в философии отечественного образования. На-

пример, отказ от марксистской идеологии в образовательной сфере отнюдь

не сопровождался кардинальным перетолкованием природы гуманитарно-

го знания, преимущественно сводясь к простому переименованию соответ-

ствующих дисциплин в духе западного заимствования. В результате «ис-

  114

тория КПСС» превратилась в «историю России», «научный атеизм» – в

«религиоведение», «научный коммунизм» - в «политологию» и т. п.

Итогом подобных процессов явилось простое замещение коммунисти-

ческого мифотворчества антикоммунистическим, т. е. «демократическим».

Однако если миф коммунизма, в целом, носил позитивный характер, возве-

личивая советский народ, выступавший носителем означенного мифа, то ан-

тикоммунистический миф, представленный, например, мифологическим эпо-

сом «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына, носил откровенно деструктив-

ный характер, воспитывая в людях чувство национальной неполноценности и

преклонение перед «прогрессивной» западной цивилизацией.

Пример подобного рода деструктивного мифологического воздейст-

вия на общественное сознание в образовательной сфере — деятельность в

России т. н. «Фонда Сороса», на деньги которого издавались в т. ч. учеб-

ники по мировой и отечественной истории антироссийской и западно-

фильской направленности. Скандал разразился тогда, когда в одном из та-

ких «учебников» обнаружился очевидно фальсификаторский тезис о ре-

шающей роли Великобритании и США в разгроме гитлеровской Германии

во Второй мировой войне [3].

Кардинальное переосмысление специфики гуманитарного знания

предполагает, прежде всего, учет того обстоятельства, что социальные

системы, в отличие от механических, нелинейны и непредсказуемы.

Вследствие этого для них имеет место не линейная, а вероятностная при-

чинность. В строгом смысле гуманитарные науки не являются науками в

том же самом смысле, как математика, физика или химия. Гуманитаристи-

ка — это сфера, находящаяся на пересечениии позитивной (естественной

науки) и философии. Последняя, однако, по традиции, восходящей еще к

Сократу, может быть понята как совокупное знание о человеческом незна-

нии, т. е. как знание о тех проблемах, которые человечество сегодня ясно

осознает, но на современном этапе познания решить не может. По этой

причине в философии (в частности) и в гуманитаристике (в целом) всегда

наличествует множество потенциально возможных интерпретаций соот-

ветствующих опытных данных. Последнее, согласно Т. Куну, соответству-

ет т. н. «допарадигмальной» стадии развития науки [5], что с позиций ис-

  115

торически более «развитого» естествознания вновь отсылает нас к средне-

вековой архаике.

Суммируя сказанное, можно констатировать, что выбор той или иной

исследовательской установки в области гуманитарного знания определяет-

ся в большей степени внеэмпирическими критериями выбора [6], в то вре-

мя как в естественнонаучной сфере доминируют эмпирические критерии

выбора. Подобного рода внеэмпирические критерии, в свою очередь, мо-

гут иметь либо внеидеологическую, как, например, принцип простоты, ли-

бо идеологическую детерминацию, причем соответствующая идеологиче-

ская установка может как явно декларироваться и осознаваться, так и не

осознаваться явно, выступая, тем самым, в качестве «естественной». На-

пример, школьники, учившие историю по «соросовским» учебникам, мо-

гут потом в течение всей жизни бессознательно воспроизводить нигили-

стическую установку по отношению к России, русскому народу и отечест-

венной истории.

Тем самым продуктивное изучение гуманитарного знания, в отличие

от естественнонаучного, предполагает овладение техникой философской

рефлексии [4]. Иначе говоря, обучаемый должен вычленить в соответст-

вующей учебной информации не только фактологический, но, главным об-

разом, идеологический компонент. Необходимо понять, что движет соот-

ветствующими людьми, озвучивающими в своих произведениях те или

иные интерпретации, или, следуя терминологии Л. Витгенштейна, рекон-

струировать правила соответствующей «языковой игры». При этом сама

«языковая игра» оказывается значительно важнее, нежели субъективные

устремления задействованного в ней субъекта. Например, отечественная

«демократическая тусовка», при всем различии общественной роли и мес-

та конкретных ее представителей, объединена исключительно тем, что все

эти люди вовлечены в одну и ту же «языковую игру», в рамках которой тот

или иной «игрок» – от «гроссмейстера» до простого любителя — безоши-

бочно озвучивает «правильную», т. е. допустимую в данной конкретной

игре точку зрения. Примечательно, что контакт представителей различных

«языковых игр» порождает в их сознании эффект зазеркалья. В частности,

по этой причине невозможен никакой рациональный контакт между убеж-

  116

денным атеистом и представителями тоталитарной религиозной секты:

вроде бы люди говорят на одном и том же языке, но смыслы у них прин-

ципиально разные.

Суммируя сказанное, можно констатировать, что постсоветское обще-

ство России, столкнувшее в 90-е годы ХХ века с пространством новых

«языковых игр», оказалось принципиально неподготовленным к этому,

подсознательно отреагировав на это не вопреки, а в духе нигилистически

отвергнутого на уровне общественного сознания марксистского культур-

ного наследия. Подобно тому как в «парадигмальной науке» из совокупно-

сти конкурирующих друг с другом научных теорий необходимо выделяет-

ся «единственно истинная», постмарксистский разум пытается осущест-

вить ту же самую процедуру применительно к «допарадигмальной» гума-

нитаристике. При этом в рамках современных исторических реалий озна-

ченная операция может быть осуществлена только негативно, т. е. дест-

руктивным образом.

Последнее, в частности, нашло свое отражение в идее написания

«стандартного», т. е. единообразного учебника по отечественной истории.

Смысл данной идеи в том, чтобы отвергнуть альтернативные собственной

«языковые игры», типа «соросовских», посредством объявления их «лож-

ными», волюнтаристически утвердив в качестве «истинной» некую едино-

образную «языковую игру» в отечественную историю. Подобного рода

«решение» проблемы нельзя признать удачным, поскольку оно соответству-

ет линейно-детерминистическому мышлению XIX столетия. Движение впе-

ред предполагает принципиальное изменение исходной точки зрения на гу-

манитарную культуру в направлении осознания условности и относитель-

ности, т.е. игрового характера [8] осуществляемой в этой сфере познава-

тельной деятельности. Задача гуманитарного образования — научить сту-

дентов и школьников воспринимать соответствующие концептуальные по-

строения рефлексивно, т. е. сознательно отстраняясь от соответствующей

«языковой игры». Например, попадая на концерт классической музыки,

рефлексирующий человек должен, прежде всего, удивиться, почему соот-

ветствующее музыкальное сообщество до сих пор играет в странную «язы-

ковую игру», превращая в дело всей жизни совершенствование техники

  117

воспроизведения соответствующих музыкальных фигур на архаических му-

зыкальных инструментах. Столь же странно выглядят люди, посвятившие

жизнь занятию профессиоональным спортом, художники, писатели, поли-

тики и другие представители соответствующих тусовок, которых объединя-

ет только одно — вовлеченность в соответствующую «языковую игру».

Возвращаясь в заключении к проблеме преподавания гуманитарных

дисциплин в технических вузах, можно констатировать, что без карди-

нального отказа от методологического редукционизма по отношению к

сфере гуманитаристики невозможно преодолеть т. н. «естественного» не-

гативизма в восприятии гуманитарного знания обучаемыми с явно выра-

женным естественнонаучным складом ума. Для будущего технического

специалиста важно не столько конкретное содержание той или иной «язы-

ковой игры», сколько уяснение внутренней сущности подобного рода дей-

ствий, принципиально отличных и потому несводимых к соответствую-

щим действиям техногенного характера. Последнее позволит обучаемому

эффективно ориентироваться в сферах бытия, дополнительных к собствен-

но профессиональной: в социальной, религиозной, политической, идеоло-

гической и т. п.

Парадоксально, но преподавание гуманитарных дисциплин аналогич-

но преподаванию естественнонаучных и технических наук: ориентация на

овладение неким массивом знаний превращает означенный процесс в про-

фанацию, непонятную, прежде всего, самим студентам. Например, семи-

нарские занятия в информационных вузах часто сводятся к тому, что сту-

денты при помощи соответствующих поисковых систем скачивают первую

попавшуюся информацию, озвучивая ее затем на самом занятии посредст-

вом чтения. В целом же, можно констатировать, что методика преподава-

ния гуманитарных дисциплин в технических вузах России все еще весьма

далека от совершенства и нуждается в существенной модернизации.

Список литературы:

1. Айкорд П. Ньютон. – М.: Колибри, 2011.

  118

2. Белькович В.Ю. Системный подход к развитию наглядно-образного

мышления младших школьников при ознакомлении с природой / Вестник

ТОГИРРО. – 2010. – № 6. – С. 2-121.

3. Ковригин В.В. Отражение истории Второй мировой войны в отече-

ственных и зарубежных школьных учебника. – Липецк, 2010.

4. Красиков В.И. Философия как концептуальная рефлексия. Фило-

софская пропедевтика. – Кемерово, 1999.

5. Кун Т. Структура научных революци. – М.: Прогресс. 1977.

6. Мамчур Е.А. Идеалы единства и простоты в современном научном

познании // Вопросы философии. – 2003. – № 12. – С.100-112.

7. Сноу Ч.П. Две культуры. – М.: Прогресс, 1973.

8. Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. – М.: Про-

гресс-Традиция, 1997. – 416 с.

9. Хинтикка Я. О Витгенштейне. Из «лекций» и «заметок» / Людвиг

Витгенштейн. – М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2013.

ПАРТНЕРСТВО: ГРАНИЦЫ ПОНЯТИЯ

Г.М. ШИГАБЕТДИНОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

PARTNERSHIP: LIMITS OF THE CONCEPT

G.M. SHIGABETDINOVA Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Представлен анализ содержания понятия «партнерство» в категориальном поле

«взаимодействие». Партнерство возможно при условии осознания участниками парт-

нерских отношений собственных мыслей и действий, осознания ситуации взаимодей-

ствия и действий партнера, т. е. включения рефлексивного управления в данный про-

цесс.

Ключевые слова: взаимодействие, партнерство, сотрудничество, манипуляция,

культура рефлексивного партнерства

  119

Современное общество представляет собой сложную структуру, ком-

поненты которой находятся во множественном взаимодействии друг с дру-

гом. Отношение к другим людям известный российский философ, доктор

философских наук, профессор, академик В.С. Степин называет среди трех

основных видов отношения человека к миру наряду с отношением человека

к природе и отношением к искусственно созданной человеком природной

среде, в которой непосредственно протекает человеческая жизнь [13; 19].

Возрастающее количество конфликтов и их участников, сложное пе-

реплетение конфликтных взаимодействий вызывает беспокойство иссле-

дователей. Ученые обращают внимание на импульсивность и иррацио-

нальность поведения оппонентов в конфликте. Поиск эффективных спосо-

бов согласования интересов и ресурсов различных социальных субъектов

осуществляется в пространстве культуры. Отсутствие в науке единой кон-

цепции партнерства порождает различные трактовки понятия «партнерст-

во» в континууме формулировок от понимания партнерства как «особого

свойства бытия общества», «способа и формы социального взаимодейст-

вия в инновационном обществе» до такой, как «модель трехстороннего

диалога между государственными органами, организациями и объедине-

ниями работодателей и общероссийскими профсоюзами» [14]. Столь раз-

личное толкование данного феномена побуждает нас к подробному изу-

чению существующих трактовок понятия «партнерство» с целью уточне-

ния границ изучаемого нами явления.

Слово партнерство пришло в русский язык сравнительно недавно, в

середине XIX века (во французском – partnaire, в английском – partner,

однокоренное слово parcener – сонаследник от portion, что означает доля,

часть, порция, partition – разделение, распределение). Партнер в дословном

переводе означает «тот, с кем разделяю, сонаследую дело». Первоначально

в русском языке употреблялось в значении участника по отношению к дру-

гому участнику выступления, танца, игр. Такое значение сохраняется и сей-

час. В современных словарях значение слова «партнер» – это «участник ка-

кой-нибудь совместной деятельности» и «участник (игры, танца, выступле-

ния) по отношению к другому участнику» (словарь Ожегова).

  120

Во второй половине XX века слово партнер приобретает экономиче-

ское значение – деловой партнер, торговый партнер, участник совместной

деятельности. В «Большом экономическом словаре» понятие «партнерст-

во» имеет несколько значений: 1) «некоммерческое партнерство»; 2)

«юридическая форма организации предприятия, занимающая промежуточ-

ное место между индивидуальным (семейным) предприятием и компанией

с ограниченной ответственностью; представляет собой совместное пред-

приятие нескольких лиц (физических, юридических), каждое из которых

участвует в нем только своим капиталом. Партнерство создается на основе

договора, которым регулируются права и обязанности партнеров, участие

в общих расходах, распределении прибыли, разделе имущества…; 3) фор-

ма сотрудничества фирм, компаний, не закрепленная в учредительных до-

кументах, а поддерживаемая фактически. В качестве документа, подтвер-

ждающего такие отношения, составляется обычно договор (протокол) о

корпоративном партнерстве» [2; 503].

В ряде работ последних десятилетий наблюдается сближение понятий

«партнерство» и «социальное партнерство». Изучению феномена «соци-

альное партнерство» посвятили свои работы Э.Н. Бондаренко, Ф.И. Гай-

нуллина, С.И. Григорьев, А.К. Зайцев, А.Г. Здравомыслов, С.А. Иванов,

А.А. Ионов, В.Н. Киселев, Н.И. Ларионова, М.В. Лушникова, В.И. Митро-

хин, В.А. Михеев, В.Г. Смольков, Л.Н. Тимофеева, В.В.Ткаченко,

Н.Д. Шмелева, С.Н. Щеглова и другие.

Теоретический анализ философской и социологической литературы

позволил нам систематизировать основные интерпретации понятия «соци-

альное партнерство» и прийти к следующим выводам:

1) Интерпретации понятия «социальное партнерство» многообразны,

поскольку обусловлены разницей дисциплинарных подходов, с позиций

которых они рассматриваются, и методологических установок. Подобное

состояние теоретической мысли свидетельствует о том, что явление уже

существует, но оно еще недостаточно отрефлексировано, и, следовательно,

не дифференцировано от других, близких с ним;

2) Многообразие трактовок понятия «социальное партнерство»

можно свести к двум:

  121

- социальное партнерство – это отношения между различными соци-

альными слоями, группами в масштабах всего социума, при котором все

его социальные группы, слои имеют возможность удовлетворить свои по-

требности, реализовывать интересы социума;

- социальное партнерство – это технология взаимодействия социаль-

ных субъектов в рамках конкретной сферы жизнедеятельности (социаль-

но-трудовой и социальной сфере, сфере занятости и рынка труда и т. д.);

3) Появившаяся не так давно интерпретация феномена «социальное

партнерство» как некой универсальной формы существования социальных

субъектов в обществе, как социокультурного феномена, отражающего оп-

ределенный способ существования современного общества, позволяет иссле-

дователям сближать понятия «партнерство» и «социальное партнерство».

С нашей точки зрения, зарождение, развитие и распространение соци-

ального партнерства в различных сферах жизни общества и попытки науч-

ного объяснения содержания данного явления не могли не повлиять на со-

держательное наполнение понятия «партнерство» и привели к более рас-

ширительному его толкованию и более активному его употреблению не

только в экономической сфере, но и в других сферах. При этом следует

подчеркнуть, что понятие «партнерство» не стоит отождествлять с поняти-

ем «социальное партнерство» даже в тех случаях, когда речь идет о взаи-

модействии субъектов не в трудовой сфере, а в сфере социальной.

Необходимость отделения исследуемого нами явления «партнерство»

от сходных феноменов побуждает исследовать связь явлений «партнерство»,

«взаимодействие» и «сотрудничество».

«Взаимодействие» в философской и социологической литературе –

одна из базовых категорий, поскольку термин взаимодействие задает по-

рядок рассмотрения других понятий, вводит определенный тип видения

самых разнообразных объектов. В философии взаимодействие – это поня-

тие для «обозначения воздействия вещей друг на друга, для отображения

взаимосвязей между различными объектами, для характеристики форм че-

ловеческого со-бытия, человеческой деятельности и познания» [12; 44].

В социологии считается, что в основе любого социального явления лежит

взаимодействие людей [10; 525]. Взаимодействие, по мнению П.А. Соро-

  122

кина, – это «любое событие, с помощью которого один человек полуося-

заемым путем влияет на открытые действия или состояние ума другого»

[11; 191-192].

В психологических работах отечественных ученых взаимодействие

рассматривается как процесс, в ходе которого происходит не только воз-

действие объектов друг на друга, но и в определенной степени затрагива-

ются их внутренние свойства. С.Л. Рубинштейн писал об отражении од-

них явлений в других как общем свойстве всех сфер взаимодействия («в

каждой сфере взаимодействия эффект отражения выступает конкретно в

других явлениях» [9; 278]). В. Н. Мясищев выделял факторы, влияющие на

отношения людей в ходе взаимодействия и на его качественные характе-

ристики [7; 216]. В современных словарях по психологии подчеркивается

процессуальность и результативность взаимодействия: «взаимодействие –

процесс воздействия субъектов друг на друга, порождающая их взаимо-

обусловленность, фактор социальной интеракции, социального структури-

рования и эффективной групповой деятельности» [5; 21].

Что касается взаимоотношений понятий сотрудничество и партнер-

ство, то проведенный нами ранее анализ [15] позволяет констатировать

следующее: нередко эти понятия используются синонимично, в других

случаях партнерство называют условием, важнейшей характеристикой или

структурным компонентом «сотрудничества». Являясь типами конструк-

тивного взаимодействия в кооперации, партнерство и сотрудничество об-

ладают рядом общих черт (признаков): субъекты партнерства и сотрудни-

чества вступают в совместную деятельность для удовлетворения своих по-

требностей и реализации своих интересов; в партнерстве и сотрудничестве

присутствуют сходные процессуальные и результирующие компоненты.

Выявленные в ходе анализа отличительные черты (признаки) указы-

вают на неперспективность нивелирования специфики этих видов конст-

руктивного взаимодействия и некорректность их синонимического упот-

ребления. Сотрудничество предполагает полное понимание, единение,

согласованность, духовное и эмоциональное единство, единство цели в

процессе совместной деятельности и единство конечного результата со-

вместной деятельности. В сотрудничестве следует выделить ценностный

  123

компонент, т. е. наличие гуманистической основы взаимодействия, миссии,

тогда как в партнерстве это могут быть этические нормы, лишенные «мягко-

го оттенка».

Что касается партнерства, мы считаем необходимым продолжить ис-

следование данного явления с целью определения его границ и выявления

взаимоотношения понятий «партнерство» и «манипуляция».

Партнерство нередко подменяется манипуляцией. Выявим причины и

механизм использования особенностей партнерства в целях манипулято-

ров. Понятие «манипуляция» появилось в языке с положительным значе-

нием и обозначало «сложные виды действий, выполняемые руками

(управление рычагами, обращение с предметами, требующее мастерства).

В настоящее время стало чаще употребляться в переносном значении:

«вид психологического воздействия, превращающего партнера по обще-

нию в объект, вещь, средство достижения собственной выгоды» [8]..

Отношение к пониманию манипуляции у разных авторов отличается.

Так, Э. Берн в книге «Игры, в которые играют люди» под манипуляцией

подразумевает «участие и исполнение своей роли в играх» [1].

На мимикрию манипуляции под партнерство обращает внимание ис-

следователь А. Б. Добрович. Он полагает, что субъект на манипулятив-

ном уровне общения по своему подходу к другому человеку близок к при-

митивному участнику диалога, но по исполнительским возможностям при-

ближается к конвенциональному (полноценному человеческому) уровню

общения. Для «манипулятора» партнер по общению – соперник в игре, ко-

торую непременно надо выиграть. Выигрыш означает выгоду: «если не ма-

териальную или житейскую, то, по крайней мере, психологическую» [3].

Исследователь Е.Л. Доценко на основе анализа большого количества

источников формулирует следующее определение манипуляции: «Мани-

пуляция – это вид психологического воздействия, искусное исполнение

которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не

совпадающих с его актуально существующими желаниями» [4;58]. Автор

отмечает, что манипулятор присваивает право решать за адресата, какие

действия нужно совершать адресату, и стремится повлиять на его цели

[4;61]. Манипулятор совершает действия в обход сознания партнера с це-

  124

лью достижения выгоды для себя [4;100]. «В когнитивном плане, – считает

ученый, – объектная позиция проявляется в эгоцентризме – непонимании

другого, отсутствии попыток увидеть ситуацию его глазами, в упрощен-

ном, одностороннем видении своего партнера, в использовании стереотип-

ных представлений, расхожих суждений о нем. В операциональном плане

– это опора на однонаправленность воздействия, его монологичность с ис-

пользованием стандартных привычных автоматических приемов» [4].

Чтобы узнавать скрытый смысл манипулятивных действий, автор предла-

гает обучать воспитанников распознавать манипулятивные техники, кото-

рые могут использовать субъекты взаимодействия в общении. Автор под-

черкивает необходимость воспитания у ребенка «способности становиться

в рефлексивную позицию» [4; 299]. На значимость критического и реф-

лексивного мышления в социальном механизме противодействия личности

манипулятивному воздействию на ее сознание обращает внимание Г.И.

Колесникова, автор монографии «Социальный механизм манипуляции

сознанием личности» [6; 270].

Согласно нашей концепции, сформированность культуры рефлексив-

ного партнерства у человека позволяет ему занять позицию взрослого

(«подняться на высоту взрослого», по Э. Берну), в то время как инфан-

тильная позиция («ребенка», по Э. Берну) приводит к скатыванию к мани-

пуляциям.

Итак, обобщим вышеизложенное: партнерство – это тип конструктив-

ного взаимодействия; партнерство отличается от сотрудничества; в парт-

нерстве недопустимы манипуляции; разграничению партнерства и мани-

пуляции способствует развитое рефлексивное мышление индивида.

Согласно нашей концепции, человек, овладевающий культурой реф-

лексивного партнерства, обретает способность объективно оценивать, в

какой системе отношений он находится: в системе отношений сотрудниче-

ства, манипуляций или партнерства. Он осознает последствия такой систе-

мы отношений: в сотрудничестве такие последствия – это эмоциональная

связь, в манипуляции – опасная выгода, в партнерстве – равноправное

симметричное конструктивное взаимодействие на основе осознания себя,

ситуации и партнера по взаимодействию.

  125

Список литературы:

1. Бёрн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих

взаимоотношений; пер. с англ. А. А. Грузберга; терминологическая правка

В. Данченка. – К.: PSYLIB, 2004.

2. Борисов А.Б. Большой экономический словарь. – Изд. 2-е. – М.:

Книжный мир, 2007. – 860 с.

3. Добрович А. Б. Воспитателю о психологии и психогигиене обще-

ния: кн. для учителей и родителей. – М.: Просвещение, 1987. – 208 с.

4. Доценко Е. Л. Психология манипуляции: феномены, механиз-

мы и защита. – М.: ЧеРо, Издательство МГУ, 1997. – 344 с.

5. Еникеев М.И., Кочетков О.Л. Общая, социальная и юридическая

психология: Краткий энциклопедический словарь. – М.: Юрид. лит., 1997.

– 448 с.

6. Колесникова Г.И. Социальный механизм манипуляции сознанием

личности. – М.: Директ-Медия, 2014. – 272 с.

7. Мясищев В. Н. Личность и неврозы. – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та,

1960.

8. Психология общения. Энциклопедический словарь / под общ. ред.

А.А. Бодалева. – М.: Изд-во «Когито-Центр», 2011.

9. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. – СПб.: Питер, 2002. – 286 с.

10. Сорокин П.А. О так называемых факторах социальной эволюции

// Человек. Цивилизация. Общество. – М.: Политиздат, 1992. – С. 521-531.

11. Сорокин П.А. Структурная социология // Человек. Цивилизация.

Общество. – М.: Политиздат, 1992. – С. 156-220.

12. Социальная философия: Словарь / Сост. и ред. В.Е. Кемеров, Т.Х.

Керимов. – М.: Академический проект, 2003. – 560 с.

13. Стёпин В. С. Цивилизация и культура. – СПб.: СПбГУП, 2011. –

408 с. 

14. Фигуровская Ю.Е. Особенности социального взаимодействия в

форме партнерства в современной России // Эффективность управления

как комплексная проблема: Тезисы межрегиональной научной конферен-

ции. – Тверь, 2006. – С. 59-63.

  126

15. Шмелёва Н.Д. Социально-онтологические аспекты феномена парт-

нерства // Философские науки. – 2009. – № 3. – С.11-24.

16. Шигабетдинова, Г.М. Партнерство как конструктивное взаимодей-

ствие: теоретическая экспозиция проблем // Фундаментальные исследова-

ния. – 2014. – № 3. – С. 193-196

  127

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ И

ТЕХНИКИ. ПРОБЛЕМЫ

ТЕХНИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА

  128

ВЛИЯНИЕ ТЕХНИКИ НА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ

ОБЩЕСТВА

В.В. ПОПОВ

Москва, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

THE IMPACT OF TECHNOLOGY ON THE INTELLECTUAL

POTENTIAL OF SOCIETY

V.V. POPOV

Moscow, Moscow Lomonosov State Univwrsity Рассматриваются формы и механизмы влияния техники на интеллектуальный

потенциал общества, проблемы его состояния на современном этапе развития техники,

техническое отношение человека к природе.

Ключевые слова: техника, социальный инструментарий, интеллектуальный

потенциал общества и человека, парадигма, научная традиция.

Исследование посвящено важным для науки вопросам взаимодействия

техники и общественного интеллектуального потенциала. Исследованиями

техники занимались многие ученые, среди них можно выделить:

А. Хунинга, Дж. Ленски, Т. Адорно, Ю. Хабермаса, Т. фон Роззак,

М. Хайдеггера, Л. Мэмфорда, Ф. Раппа, X. Шельски, Дж. Гэлбрейта,

В. Бюль, Дж. Уайнстейна, Г.В. Осипова, А.Г. Здравомыслова, В.А. Ядова,

В.И. Белозерцева, В.П. Рожина, В.М. Родионова, А.А. Зворыкина, В.Г

Горохова, Б.И. Козлова, Б.А. Старостина, А.Н. Чумакова, В.М. Розина, А.А.

Воронина, Р.О. Курбанова, А.В. Круглова, Э. Чаплыгина, О.Д. Симоненко,

Н.И. Дряхлова и др. Перечисленные авторы под множеством разных углов

рассматривали взаимодействие техники, науки и общества, выделяя

конкретные результаты, но не рассматривали это взаимодействие как

процесс интеллектуального развития общества и человека.

Проблема исследования взаимодействия современной техники и

интеллектуального потенциала общества и человека очень сложная в науке,

практически не изученная, но на современном этапе актуальная для

России. Большинство используемой на современном этапе в производстве

техники импортируется и содержит иностранный интеллектуальный

  129

потенциал, часто не совместимый с российским. Самый простой пример:

ложка и вилка или палочки, или есть рукой – разная техника – разный

менталитет. Фактически импортируемая техника не имеет опоры на

интеллектуальный потенциал общества, что создает проблемы для

правильного определения «техники» с точки зрения интеллектуального

потенциала конкретного общества [1; 144-154]. Ситуация доходит до того,

что мы не замечаем создаваемых проблем при внедрении иностранной

техники на предприятии. В социологии данная проблема формулируется

как противоборство инновациям [1; 155-161]. С данной проблемой часто

сталкиваются менеджеры в корпорациях при внедрении технических

инноваций, но относят их к сопротивлению персонала, боящегося

увольнения из-за большей производительности техники. А если

посмотреть по-другому, да, действительно боятся, но чего? Если боязнь

заключается в невозможности освоить новую технику в силу наличия в ней

другого – чуждого интеллектуального потенциала, не стыкуемого с

потенциалом нации, к которой принадлежит работник, тогда он

действительно не сможет освоить новую технику и будет уволен. Человек

легко осваивает технику, если она соответствует инструментарию,

свойственному его обществу, а если это часть инструментария другого

общества (например, руль справа в машине), то ему для освоения его надо

изменить сознание, выработать новую систему знаков и показателей, то

есть интеллектуально осознать и создать новую работающую систему.

Существует и другая проблема, а именно: сегодня в рамках STS и

институционализма наука и ее инструментарий становятся системой,

созданной для контроля за обществом. В данном случае интеллектуальный

потенциал науки и основанный на ней социальный инструментарий

отрываются от общества, перестают быть ему помощником и наделяются

контрольной функцией. Как с этой точки зрения применять ранее

сформулированные многими исследователями определения техники в

современных условиях? [2; 68-79].

Следует также выделить техногенные проблемы, формируемые

современной техникой, которые также приводят к критике, пересмотру и

кризису интеллектуального потенциала общества и тормозят его развитие.

  130

Формируются мировые стандарты техники и ее применения, технический

продукт, соответствующий стандартам, производится монопольно. В

результате формируется тенденция унификации техники в рамках крупных

регионов мира, что нарушает целостность национального социального

инструментария и его бытия, общество теряет свой инструментарий и

создавший его интеллектуальный потенциал.

Определив таким образом проблемы, мы можем приступить к анализу

техники с точки зрения интеллектуального потенциала общества и

человека. Техника – это разностороннее понятие, которому трудно дать

однозначное определение с точки зрения привычного нам научного

сознания, техника – это инструмент, которым решается какая-то проблема.

Понятие «техника» в древнегреческой философии описывало владение

искусством, мастерством, умением, на современном этапе данное понятие

определяет искусственно созданные технические средства (устройства).

Понятие техники охватывает технические изделия, ранее не

существовавшие в природе и изготовленные человеком для осуществления

какой-либо деятельности - машины, механизмы, оборудование, аппараты,

приспособления, инструменты, приборы и т. д. Фактически техника

является фактором общественного интеллектуального потенциала, она

является созданным им интеллектуальным инструментарием.

Анализ развития техники показывает, что если мы рассмотрим

длительный период истории развития человеческого общества, то можем

отметить: общество, опираясь на технику-инструментарий, постепенно

отделяется от природного состояния и теряет свои «позиции» в природном

бытии [2; 82-84]. Потеря инструментария в результате изъятия его вернет

его в рамки природного бытия и поставит общество на грань дикости,

первобытности периода каменных орудий и палок. Потеря социального

инструментария на современном этапе возможна и, по-видимому, она не

раз происходила в истории общества. При этом отсутствие

индивидуального потенциала приводила к исчезновению общества.

К основным функциям техники всегда относились:

1) создание материального продукта;

2) преобразование энергии в используемые формы;

  131

3) сбор и обработка информации;

4) ускорение передвижения и транспортировки;

5) обороноспособность.

В европейской социальной практике данные функции никогда не

служили всему обществу в целом, а на современном этапе, когда

происходит устранение общества от возможностей использования техники

и социально-интеллектуального пространства, процесс сужения технико-

интеллектуального пространства в рамках общества происходит с

наибольшей силой. Большая часть населения не может пользоваться

техникой, не понимает ее, относится к ней враждебно, фактически

находясь на грани первобытности в оформлении своего бытия, то есть

социально-инструментальное бытие сужается до рамок элиты. Данный

процесс характерен для европейских стран: накапливаясь в элитарном

пространстве, технико-технологические факторы «выплескивались» в

остальное общество, но оно эти факторы никогда не понимало и не

использовало, до тех пор, пока элита не навязывала всему обществу

использование технико-технологических достижений: это выразилось в

ситуации огораживания (в Англии XV-XVI веков, в Шотландии XVI-XVII

веков, также в Германии и Франции); в промышленной революции XVIII-

XIX веков; в научно-технической революции середины ХХ века; в научно-

информационной революции конца ХХ начала XXI веков.

Можно утверждать, что принцип доступа к технике делит общество на

несколько частей в зависимости от доступа к более значимым техническим

элементам. В целом европейское общество имеет несколько уровней

социального бытия в силу нескольких уровней значимости социального

инструментария.

В процессе формирования интеллектуальный потенциал общества,

выраженный в технике, замыкается сам на себе и не видит возможностей

для своего развития, кроме как в жесткой конкуренции, противостоянии

или войне. Развивающим элементом для национального интеллектуального

потенциала является индивидуальный интеллектуальный потенциал, но

ему не дают проявить себя в этом качестве.

Предназначение техники было в решении трудных для человека

  132

проблем, в предоставлении ему возможностей для творчества и

самораскрытия. Современная техника практически устранила человека от

деятельности. В результате он отошел и от творчества, и самопознания, так

как техника решает все. В итоге не является актуальной для общества

задача раскрытия способностей человека. Человек остался «вещью-в-себе»

и «вещью-для-себя», он не раскрывается для общества, а в интерактивном

пространстве он может вообще раскрывать свою ложную экзистенцию,

которую затем привносит в реальность общества и приводит его в хаос.

В социальном плане техника определена, но в индивидуальном плане

такое определение дать невозможно [3]. Еще в советское время доводилось

видеть электронную приставку, которая превращала любой предмет в

музыкальную ударную установку, двигатель, поставленный на платформу с

колесами превращал ее в транспорт, а накрученная на карандаш медная

проволока принимала радиотрансляции со всего мира, телевидение было

наполнено программами об умельцах, журналы публиковали изобретения и

рацпредложения – все это проявления индивидуального интеллектуального

потенциала. Данная ситуация стала возможной в рамках единого

интеллектуального пространства, защищенного государством. Выделять

отличия индивидуального подхода к технике от социального можно долго,

но суть этого в одном – интеллектуальный потенциал индивида является

уникальным фактором социального потенциала, способствующим его

развитию.

На современном этапе общественный потенциал раскрывается в

процессе преподавания в университетах так, что нивелируется или даже

сдерживается развитие индивидуального потенциала в обществе. В этом

плане преуспели такие «аккумуляторы» интеллектуального потенциала,

как «парадигма», «научная традиция», «научная школа» и т. д. Под их

требования формируется индивидуальный интеллектуальный потенциал,

направленный на распространение идей парадигмы или традиции.

Попытка изменения парадигмы или традиции считается преступлением и

карается изгнанием. На основании рекомендаций данных

интеллектуальных институтов формируется социальный инструментарий,

техника, система образования.

  133

Анализ форс-мажорных событий показывает, что в качестве

инструмента может выступать любой окружающий нас элемент природы,

надо это только увидеть и увидеть интеллектуально. Это говорит о том, что

интеллектуальный потенциал человека является постоянно «живым»,

постоянно действующим. Социальный потенциал оформляется в технику

или остается в нематериальном теоретическом состоянии, но к нему редко

обращаются. Интеллектуальный потенциал индивида постоянно в работе,

он обогащается опытом, знаниями, навыками, становится искусством,

индивидуальной техникой мастерства.

Сделанный анализ позволяет выделить следующие положения:

Развитие техники на современном этапе привело к снижению

человеческого интеллектуального потенциала: человек оказался не

способным к жизни в единстве с природой. Изначально техника

развивалась как инструментарий социального бытия, которым человек не

только увеличил свои возможности, но и отделил себя от природного

бытия. Отделил не только физически, но и в своем сознании,

интеллектуально. На сегодняшний момент человек не может находиться в

природном бытии, так как для него условия становятся гибельными –

человек не готов к соприкосновению с природой. Инструментарий

социального бытия, развиваясь, продолжает отделять общество от

общества, а человека от человека. Человек становится заложником техники

и социального инструментария и одновременно вытесняется из

социального бытия, которое превращается в бытие техники.

Одновременно техника в обществе становится элитарной или

закрытой патентным правом для всего остального общества. Элитарность

техники выводит общество за рамки научно-технического прогресса, так

как человек становится пользователем, но не создателем техники и

перестает быть движителем НТР, ставится на грань дикости. Мы можем

констатировать, что грядет кризис интеллектуального потенциала

общества и человека, если условия их развития не изменятся или основной

акцент не будет переведен с технико-технологической на гуманитарную и

естественнонаучную сферы.

  134

Список литературы:

1. Будущее за обществом труда/ под ред. В.Я. Ельмеева. – СПб.:

СПбГУ, 2003.

2. Лебединцева Л.А. Социология интеллектуального труда. – СПб.:

СПбГУ, 2012.

3. Экономическая социология. Теория и история/под ред. Ю.В.

Веселова, А.Л. Кашина. – СПб.: Нестор-История, 2012.

ВЗАИМОСВЯЗЬ РЕАЛЬНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ГОСУДАР-

СТВА С ДОСТИЖЕНИЯМИ НТП – УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЗАКОН

РАЗВИТИЯ

В.П. ПЕТРОВ

Нижний Новгород, ФГБОУ ВПО Нижегородский государственный архи-

тектурно-строительный университет

INTERRELATION OF REAL OPPORTUNITIES OF THE STATE WITH

ACHIEVEMENT NTP-UNIVERSAL LAW OF DEVELOPMENT

V.P.PETROV, Nizhny Novgorod State Architectural-Building University

Рассматриваются формы, механизмы и направления реализации взаимосвязи ре-

альных возможностей государства (собственной системы) с достижениями НТП.

Ключевые слова: государство, достижения НТП, новации, технологии, междуна-

родное научно-техническое сотрудничество.

Всестороннее развитие любой общественной системы в современных

условиях не представляется возможным без учета глобального влияния на-

учно-технического прогресса. Государство – правовая политико-

экономическая организация общества [1;15], являющаяся основным субъ-

ектом системы общественных отношений. Оно обладает широким спек-

тром реальных возможностей, обеспечивая функциональную взаимосвязь

  135

всех сфер общественной жизни как системообразующих институтов жизни

общества – экономики и экологии, управления и науки, педагогики и ис-

кусства, медицины и физической культуры, обороны и общественной

безопасности [2;408-409]. Научно-технический прогресс, его результаты

непосредственно обеспечивают реализацию реальных (т. е. обусловлен-

ных) возможностей государства в действительность. Сегодня без примене-

ния научно-технических достижений невозможно решение проблем все-

стороннего развития общества и его институтов. Правда, наметившиеся

прогрессивные преобразования в России, в условиях осложненных Запа-

дом отношений, приобретают неординарный характер. Сказываются и не-

дочеты собственного, административного характера, включая недостаточ-

ное внимание к научно-техническому обеспечению намеченных действий.

Совокупные возможности государства (потенциал) остаются в значитель-

ной степени не реализованными.

Научно-технический прогресс по своим характеристикам должен ре-

ально обеспечивать разрешение наметившихся проблем, причем по всем

сферам общественной жизни и деятельности. Он в значительной степени

способствует реализации в практику реальных возможностей государства,

повышает эффективность профессиональной деятельности, является усло-

вием и фактором общественного развития. Достижения НТП способствуют

обеспечению надежной обороны страны, находя свое закрепление в совре-

менных видах вооружения и военной техники.

В этом плане происходящие в стране процессы, особенно в сфере эко-

номики, должны приобретать качества иного уровня: необходимо углубле-

ние процесса взаимосвязи реальных возможностей российского государст-

ва с достижениями НТП. Это положительно отразится на всех сферах об-

щественной жизни, будет способствовать сущностным преобразованиям в

стране: во-первых, инновационному разрешению кризисных проблем;

во-вторых, созданию условий для повышения жизненного уровня людей;

в-третьих, сокращению структурного технико-технологического отстава-

ния от высокоразвитых индустриальных стран; в-четвертых, обеспечению

национальной безопасности; в-пятых, превращению России в междуна-

родный центр социокультурного и научно-технического притяжения.

  136

Особый смысл в связи с этим приобретает необходимость теоретиче-

ского расчета предполагаемых действий с разработкой концепции новаци-

онного управления современным научно-техническим процессом. Взаимо-

связь реальных возможностей государства и достижений НТП при этом –

объективная необходимость. Суть концепции представляется следующей:

• признание науки системообразующим институтом общественной

жизни, определяющим уровень развития производительных сил, способст-

вующим созданию высокотехнологичной продукции, обеспечивающей не-

зависимость от иностранного производителя, а НТП – ведущим фактором

реализации возможностей государства в общественную практику;

• переход от централизованного научно-технического регулирования к

опережающему регионально-частному планированию рубежных показате-

лей НТП с обязательной профессионально-демократичной процедурой

принятия научно-технических решений;

• определение механизма восприимчивости сферы экономики, вклю-

чая производственно-хозяйственный комплекс, к результатам научно-

технического прогресса с учетом многообразия форм собственности;

• формирование нормативно-правовой базы обеспечения эффективно-

сти научно-технической деятельности, механизмов ее защиты и стимули-

рования;

• развитие конкурентной среды в области производства научно-

технических новаций;

• концентрация ресурсов на приоритетных направлениях развития

науки и техники;

• стимулирование и поддержка инновационной научно-технической

деятельности посредством введения экономических льгот, развития произ-

водства, повышения конкурентноспособности отечественного производи-

теля;

• совершенствование системы конкурсного отбора новационных на-

учно-технических проектов и программ;

• способствование реализации критических технологий и приоритет-

ных направлений, необходимых для базовых отраслей сферы экономики и

целевого развития регионов страны;

  137

• развитие технологий двойного назначения;

• развитие научно-технической кооперации;

• развитие взаимовыгодного международного научно-технического

сотрудничества.

К проблеме взаимосвязи реальных возможностей государства с ре-

зультатами современного научно-технического прогресса целесообразно

подходить с двух взаимосвязанных сторон. Первая: означенная взаимо-

связь – это процесс, ставший реальностью на определенном уровне науч-

но-технического развития страны и обусловлен ее природой и основными

тенденциями НТП. Вторая: процесс взаимосвязи реальных возможностей

государства с новейшими достижениями научно-технического прогресса –

закон развития общественной системы, обусловленный потребностями ее

функционирования: взаимосвязь имеет существенный, устойчивый, необ-

ходимый и повторяемый характер.

С этих позиций целесообразно оценивать пути и формы взаимосвязи

реальных возможностей государства с достижениями НТП, а также созда-

вать необходимые условия.

В методологическом плане взаимосвязь реальных возможностей госу-

дарства (общественной системы) с результатами научно-технического про-

гресса заключается в том, что результаты НТП превращаются в его собст-

венные предпосылки, а реализованные посредством них возможности – в

практические результаты, детерминирующие спектр новых возможностей.

Сам процесс представляет расширяющееся взаимодействие, отражающее

меру реальных возможностей и достижений НТП. Взаимообусловленное,

каузальное развитие науки и техники и предполагает регулярное появле-

ние новаций, способствующих реализации вызревающих возможностей

государства, которое как субъект деятельности непрерывно совершенству-

ет условия этого процесса. Так, в энергетике возможность получения ново-

го вида энергии для страны стала действительностью в результате научно-

технологически осуществленной ядерной реакции и создания на ее основе

ядерного реактора для атомных электростанций; в медицине – возмож-

ность искусственного продления функций человеческого сердца – в ре-

зультате изобретения механического сердечного клапана, а также в разра-

  138

ботке технологии операций по сердечно-коронарному шунтированию. Ма-

териализованная в инновациях наука становится научно-техническим фак-

тором для последующих новационных преобразований, то есть способст-

вует воплощению реальной возможности в практику по всему спектру

сфер общественной жизни.

Принципиально то, что взаимосвязь реальных возможностей государ-

ства с новейшими достижениями НТП – двуединый процесс. С одной сто-

роны, он направлен на то, чтобы целенаправленно и эффективно направить

нововведения на решение социально-экономических, экологических, обо-

ронных и других задач, стоящих перед страной. С другой стороны, – пол-

нее использовать экономические, управленческие, научные, педагогиче-

ские, медицинские и другие возможности государства в целях ускорения

научно-технического прогресса, достижения которого, темпы, последствия

во многом зависят от того, насколько полно используются реальные воз-

можности, присущие природе Российского государства.

Использование возможностей государства в непрерывном цикле «ре-

альная возможность + достижения НТП = практический результат»

предполагает:

своевременное выявление существующих возможностей и создание

условий для их реализации;

совершенствование управления научно-техническим процессом;

стимулирование и поддержка научно-технического творчества, нова-

ционной и инновационной деятельности;

маркетинговые исследование перед осуществлением полномасштабной

научно-исследовательской и опытно-конструкторской работы (НИОКР);

нивелирование организационно-бюрократических, коррупционных

препятствий на пути внедрения достижений НТП в промышленное и иное

производство;

существенное сокращение цикла материализации науки в практику с

тем, чтобы промышленность оперативно воспринимала необходимые но-

вовведения в режиме ускорения этого процесса;

  139

решение проблемы подготовки профессиональных кадров с монито-

рингом ситуации по их своевременной переподготовке и повышения ква-

лификации;

углубление международных научно-технических связей, обмен опы-

том в режиме добрососедства и взаимопонимания.

Реальная практика современного развития подтверждает огромное

значение научно-технического прогресса в жизни общества с использова-

нием реальных возможностей государства. Проблемы в российской эконо-

мике 2014-2015 годов являются следствием не только падения цен на

нефть и провокационных американских и европейских санкций. Они спро-

воцированы неповоротливостью всей нашей экономики, негибкостью

оценки использования возможностей государства, бюджет которого напо-

ловину рассчитан на поступления от сырьевого сектора, нежели поиск их в

области применения новейших достижений НТП в ключевых отраслях

промышленности, где путем освоения наукоемких энерго- и ресурсосбере-

гающих экологически чистых технологий, оборудования, новых материа-

лов, систем автоматизации можно и нужно создавать как пилотные, так и

постоянные информационно-интегрированные производства различных

видов продукции машиностроения, товаров народного потребления, фар-

макологии, сельского хозяйства с учетом быстроменяющейся конъюнкту-

ры рынка и внешних факторов риска.

Список литературы:

1. Петров В.П. Основы социального государства: учебное пособие для

вузов. – Н. Новгород: ННГАСУ, 2012.

2. Петров В.П. Философия : курс лекций: учебник для вузов. – М.: Гу-

манит. изд. центр ВЛАДОС, 2013.

  140

ТЕХНОЛОГИИ В ИССЛЕДОВАНИЯХ Д.АЙДИ И А.БОРГМАННА

М.А. ДЕДЮЛИНА

г. Ростов-на-Дону, Южный Федеральный университет

TECHNOLOGY IN RESEARCH D. IHDE AND A.BORGMANN

M.A. DEDYULINA

Rostov-on-Don, Southern Federal University

Анализируются взгляды американских философов технологии Д.Айди и

А.Боргманна на природу технологий, формы их воздействия на повседневное бытие

человека, его познание, ценностный мир.

Ключевые слова: технология, высокие технологии, артефакты, феноменология

техники, технологическое посредничество; Д. Айди, А. Боргманн, М. Хайдеггер.

Технология создает, ликвидирует и изменяет не только мораль и

нравственность, но и другие аспекты человеческой экзистенции. Если часы

олицетворяли ценность точности, то камеры наблюдения – ценности

конфиденциальности и безопасности, т. е. создали новый способ

существования паноптикума мира.

Сегодня не кажется преувеличением утверждать, что технология стала

одним из магистральных путей (как добра, так и зла) в современном

социуме; что любая инновация в сфере технологии требует конкретного и

дифференцированного исследования социально-этической ситуации, в

которой мы живем.

Социальное восприятие новых технологий амбивалентно. С одной

стороны, технология рассматривается как бесспорный фактор социального

прогресса, которая помогает достигнуть постепенно высокого

благосостояния для человека в его повседневности. Но, с другой стороны,

мы поражены страхом, что социальный путь, инициированный

технологическими инновациями, может обернуться значительными

социальными и этическими последствиями для социума.

  141

Если в большинстве российских работ чаще всего изучаются и

исследуются позиции современных немецких философов техники, то в

данной работе остановимся на традициях американских исследователей.

Сегодня существует множество определений понятия «технология».

Так, К. Митчем выделил четыре типа технологий:

1) технологии как объект для передачи инженерных артефактов,

например, машина, кофе-машина, телевизор и Интернет;

2) технологии как знание или способ мышления для описания

конкретного способа решения проблем;

3) технология как воля для объяснения, так как технология также

является психологическим выражением нашей воли, чтобы выжить,

управлять и создавать;

4) технология как деятельность [12].

Таким образом, технология может быть охарактеризована, по

меньшей мере, в рамках двух подходов: как систему искусственных

объектов и в качестве системы (практических) знаний [3]. Технологии

можно изучать как деятельность и как средство деятельности.

В работах исследователей данная проблема реализуется освещением

двух подходов – антропологического и инструменталистского. Для

иллюстрации антропологического подхода процитируем А. Хунинга:

«Всякий раз, когда мы делаем или воспринимаем технические артефакты,

мы приходим к познанию самих себя, мы воспринимаем в них самих себя.

Техника во все исторические моменты выражает людей и идею

человечности данного времени» [5; 398 ].

Инструменталисты относятся к теории лишь как инструменту для

прогнозирования. Ярким представителем такого направления в

современной американской философии технологий является Дон Айди.

Главная задача философа – применить философию Гуссерля и Хайдеггера,

а также прагматизм Дж. Дьюи для анализа технологического

посредничества. Понятие «посредничество» понимается преимущественно

как основополагающий термин для описания постфеноменологического

подхода в философии технологии. Айди полагает, что технология – это не

  142

просто объект, т. е. артефакт, а и посредничество между субъектом и

внешним миром.

В частности, он приводит формальные аргументы,

свидетельствующие об историческом и онтологическом приоритете

технологии над наукой. Он утверждает, что философия науки, в ее

традиционном виде, является неполной, поскольку она практически не

рассматривает роль технологии в научных контекстах. Воплощенный опыт

мира через технологические артефакты обладает экзистенциальным

качеством. Отдельные инструменты, такие как молоток, нож, кирка,

ткацкий станок и т. д., были неотъемлемой частью нашей жизни

практически задолго до того, как появились первые научные учреждения,

которые начали производить абстрактные образы мира. Без технических

инструментов мир был бы совсем другим.

Он начинает исследовать технологии «как вещи сами по себе»,

поэтому его интересует практическое воздействие техники на среду

обитания и на человека в особенности. В своих исследованиях он создает

новую парадигму изучения технологий, опираясь на феноменологию

техники.

В феноменологии техники «интенциальное отношение человек–мир

инструментально опосредованно, в данном случае инструмент

конституирует не только научные объекты, но и объекты жизненного мира

и, следовательно, опосредует самопонимание человека. Интенциальная

корреляция человек-мир в инструментальном реализме представляет собой

корреляцию экзистенциально-герменевтическую, так как ее ноэтический

полюс содержит в себе устремленность, открытость миру, выхождение

субъекта ― во вне, к вещам, которые включают в себя технологию,

артефакты» [4; 113].

В своих работах Айди раскрывает виды трансформаций

феноменологии в современных условиях: «это децентрация опыта, будь то

перцептивный или герменевтический, т.е. деконструкция — отказ от

рассмотрения Я в качестве зеркала, изучая которое можно познавать мир»;

«рассмотрение технологий как одних из участников конституирования

жизненного мира»; «трансформирует феноменологию вне контекста

  143

решения ее имманентных проблем — интерсубъективности и Другого»

[1;89-90].

Можно согласиться с утверждением другого американского философа

технологии А. Боргманна, который полагает, что Д. Айди в своей

феноменологии техники соединил воедино феноменологию

постмодернизма, философию технологий и философию техники. Работы

Айди направлены на то, чтобы показать, что философские проблемы

технологий можно изучать не только метафизически, но и на практике

[9,10, 11].

Сосредотачиваясь на феноменологической теме воплощенного

восприятия, философ устанавливает значение интерпретации науки с

точки зрения конкретных технологий, которые определяют порядок, в

котором ученые перцептивно принимают участие в своих исследованиях.

Например, когда ученые проводят научные наблюдения, они используют

инструменты, с помощью которых изучается реальность, которая

предположительно существует и не может быть известна без

вмешательства человека. Именно технологические артефакты становятся

посредниками между человеком и миром неисследованной им реальности.

В феноменологическом анализе он раскрывает основные

«увеличения/сокращения» структуры любых технологий как посредник

отношений. Так, смотря на мир через увеличительное стекло, мы теряем

широту восприятия, но можем изучить более мелкие детали, ранее

недоступные нам.

Постфеноменология учит нас, как исследовать мир с помощью

технологий, которые преобразовывают наши наблюдения

(микровосприятие). Для примера, возьмем микроскоп. Он, с одной

стороны, позволяет нам увидеть микрочастицы или ячейки, но в то же

время исключает больший контекст, в который эти материалы были

встроены ранее. Поэтому для полного анализа артефакта нам не хватает

того, что Айди называет макровосприяетием (макроперцепцией), т. е.

нашего мировоззрения и миропонимания. Другими словами,

макровосприятие – интерпретация микровосприятия. Так как

  144

микровосприятие установлено технологиями, макровосприятие также

технологически cо-сформировано [10 ].

Преобразование восприятия, которое таким образом происходит,

имеет последствия для пути, на котором каждый человек способен

интерпретировать свой мир. Научные и медицинские приборы, например,

позволяют ученым и врачам воспринимать вещи, которые были бы

незаметны без этих технологических артефактов.

Дон Айди описывает конкретный человеческий опыт, чтобы прийти к

сущностной структуре интенциональности сознания. Он не пытается

раскрыть объективный характер технологии – его интересуют отношения,

которые возникают между технологией и человеком. Поэтому К. Митчелл

феноменологию техники Айди называет «прагматической

феноменологией».

Итак, в отличие от своих предшественников, которые изучали

технологию как систему, его интересует проблема исследования

технологии как среды обитания.

Идеи Д. Айди продолжает американский философ А. Боргманн.

В своих работах он пытается осмыслить и оценить полезное понимание

механизмов взаимодействия человека с технологиями, специально

направленных на то, чтобы помочь человечеству избежать деструктивных

последствий использования высоких технологий [6].

Альберт Боргманн — современный американский философ

технологии, который отличается от своих современников и

предшественников в этой области тем, что изучает природу высоких

технологий не теоретическим путем, а эмпирическим. Современники,

читая его работы, считают, что он является продолжателем идей

М. Хайдеггера. Впрочем, сам философ в одном из своих недавних

интервью не опровергает этот тезис. «Я очень много нового и важного

узнал из работ Хайдеггера и обязан ему этим. Я переписывался с

Хайдеггером, когда учился в университете штата Гавайи, и мы приглашали

его на конференцию «Хайдеггер и восточная мысль». Я присутствовал на

лекции Хайдеггера, когда был студентом в университете Фрайбурга в

1957-58. Но я никогда не встречался с ним лично» [13].

  145

В работах философа прослеживается мысль, что до 50-х гг. ХХ века

технологии создавались для того, чтобы поддерживать благосостояние

людей, а сегодня мы живем в дегенеративной фазе развития технологий.

Следовательно, исследуя технологии в философском плане, мы должны

быть очень проницательными, относится к ним критически и видеть, когда

и при каких условиях они приносят пользу, а когда – вред. Хотя

современное обыденное отношение к технологиям, чаще всего сводится к

принятию и доверию обещаниям технологий, а именно, обещанию, что

технология даст ответ на большинство наших вопросов.

Технологии, другими словами, обещают нам господство над

природой, а также гарантируют освобождение от физических и временных

затрат и доступность. Следовательно, сегодня, технология выступает как

сила сама по себе, которая формирует современное общество и ценности с

нуля и не имеет серьезных конкурентов. В своей «парадигме устройства»

философу удается раскрыть, как технологические новинки отчуждают нас

от мира природы. Под устройствами он подразумевает технологические

машины с вещами, которые эти машины производят. Деятельность

техники, которая находится в центре таких высоких технологий,

направлена в первую очередь на то, чтобы захватить все сферы

жизнедеятельности человека. В связи с этим Боргманн достаточно

подробно анализирует проблему эффективности таких технологий. Для

примера он описывает систему отопления современных домов [7; 42].

Сегодня для этих целей мы используем различные виды термостатов.

Когда в наших домах становится холодно, достаточно включить термостат

и отрегулировать его до необходимой температуры, и в помещении станет

тепло. Таким образом, данная технология освобождает людей от

необходимости собирать и колоть дрова, а также поддерживать тепло в

доме с помощью очага. Фактически современные технологии освободили

человечество от тех механизмов, которые заложены в природе. Раньше,

когда человеку было холодно, он должен был больше трудиться. Этот труд

соединяет нас с миром более конкретно, чем регулировка термостата [7;

40-48]. Под домашним очагом он подразумевает нагрев дома с помощью

дровяной печи. Появление термостата заменило очаг в доме. Таким

  146

образом, для Боргманна именно поддержание тепла домашнего очага как

раз иллюстрирует связь людей с миром природы.

Философ описывает устройство через сопоставление технологических

машин с товарами, которые машины производят. С этой точки зрения

«техника» находится в центре технологий, и это непреодолимая сила,

которая функционирует, чтобы поработить все: от науки до искусства, от

труда до отдыха, от экономики до политики.

Наряду с техникой он развивает понятие «эффективности», которое

служит мерой стоимости или даже конечной целью самой по себе.

Он озабочен тем, что с увеличением зависимости от устройства люди

потеряли связь с миром и установили ложный контроль над миром

природы. Кроме того, люди стали больше полагаться на технологии и,

следовательно, устройства заменили человеческую связь с миром природы

обслуживанием машины. Ученый обеспокоен тем, что устройства

отделяют нас от естественного общения с другими людьми. А. Боргманн

также обеспокоен тем, что свобода, связанная с технологиями, будет в

большей степени относиться к машинам, чем к людям.

В современном социуме, отмечает Боргманн, происходит переход от

производства к сфере обслуживания. Производство сложных товаров

приобрело новую форму товара в форме информации. На смену

реальности приходит гиперреальность тренажеров, которые стремятся

избавить своих пользователей от ограничений, налагаемых в реальном

мире. Реальность симуляторов находится в полном нашем распоряжении.

Кризис постмодернизма заключается не в господстве над природой, а в

избавлении от природных объектов и замене их на симулякры, которые

находятся полностью под нашим контролем. Особенность этой

гиперреальности в том, что она полностью зависит от желания

пользователей. Следовательно, объект исчезает настолько, насколько

субъект получает полный контроль в гиперреальности [8; 88-108].

Список литературы:

1. Березин, С.Н. Постфеноменология Дона Айди //ХОРА.– 2009. –

№3/4 (9/10).– С.89-90.

  147

2. Митчем К. Что такое философия техники?; пер. с англ. под ред. В.Г.

Горохова. — М.: Аспект Пресс, 1995. — 149 с.

3. Митчем К. Что такое философия техники?; пер. с англ. под ред. В.Г.

Горохова. — М.: Аспект Пресс, 1995. — 149 с.

4.Столярова О. Е. Инструментальный реализм Д. Айди. // История

философии. Вып. 5.– М. : ИФ РАН, 2000. – С. 113.

5. Хунинг A. Homo mensura: люди – это их техника – техника присуща

человеку; пер. с нем., англ.; сост. и предисл. Ц. Г. Арзаканяна, В. Г.

Горохова. // Философия техники в ФРГ / – М.: Прогресс, 1989. – С.

393,399.

6. Borgmann A. Holding onto Reality. The Nature of Information at the

Turn of the Millennium. – Chicago: University of Chicago Press, 1999.– 198 p.

7. Borgmann A. Technology and the Character of Contemporary Life. –

Chicago: The University of Chicago Press, 1984. – 310 p.

8. Borgmann, A. Crossing the Postmodern Divide./A.Borgmann. –

Chicago: The University of Chicago Press, 1992. – 182 p.

9. Ihde D. Postphenomenology and Technoscience: the Peking University

Lectures. / D. Ihde. – NY: SUNY Press, 2009. – 92 p.

10. Ihde D. Heidegger’s Technologies: Postphenomenological Perspectives

(Perspectives in Continental Philosophy). – NewYork: Fordham University

Press, 2010. – 155 p.

11. Ihde D. Technology and the Lifeworld./ D. Ihde. – Bloomington:

Indiana University Press,1990. – 244 p.

12. Mitcham C. Thinking through Technology: The Path between

Engineering and Philosophy. – London: University of Chicago Press, 1994.–

405p.

13. Ralon L. A Conversation with Albert Borgmann // Figure/Ground.

2010. August 16th. Mode of access.// – URL: http://figureground.org/interview-

with-albert-borgmann/ (Date of the reference: 25.11.2014).

14. Waelbers, K. Doing Good with Technologies: Taking Responsibility

for the Social Role of Emerging Technologies, Philosophy of Engineering and

Technology. – Springer Science+Business Media B.V., 2011.

  148

СООТНЕСЕНИЕ ТЕХНИЧЕСКОГО И ДУХОВНОГО В ОСНОВЕ

СОЦИАЛЬНОСТИ

П.Ф. ДИК

Костанай, Костанайский инженерно-экономический университет (Казах-

стан)

CORRELATION OF TECHNICAL AND SPIRITUAL IN THE BASIS OF

SOCIALITY

P.F.Dick, Kostanay, Kostanay Ingeneering-economical University

Анализируются формы взаимодействия технического и духовного в бытии чело-

века и социума, обосновывается необходимость следования традициям терапии в фор-

мировании личности, призвании которой – служение человеку.

Ключевые слова: техника, духовность, терапеология, фобократия, типы социаль-

но-культурных общностей: идеологический, конфессиональный, конфессионально-

этнический, мировоззренческий, этноконфессиональный, этнический.

Среди факторов детерминации бытия социума и социальной личности

выделяется духовное производство. В этом аспекте продуктивно наследие

В.И. Белозерцева, как крупного исследователя места технического творче-

ства в духовном производстве и его роли в развитии человека и общества.

Как известно, в значениях τέχνη древние греки видели производство,

профессиональное искусство, мастерство, изобретательство, творчество в

качестве основного смысла деятельности человека, созидающего свой

микрокосмос в мире естественном. Человек здесь стремится соответство-

вать космосу и потому противостоять хаосу [3;1622]. Но благородный за-

мысел иногда ведет к противоречивым результатам. Техника, понимаемая

как способ активности людей и овеществленный результат совокупной

деятельности человеческого духа, обозначается словами «механика», «ма-

шина». Указанные смыслы и соответствующие им термины осуществлены

в греческой, а затем в римской культуре.

Многие смыслы слов «техника», «механика», «машина» требуют от

исследователя и организатора производства уточнения для адекватного

использования и, соответственно, прогнозирования, получения ожидаемых

  149

результатов. Оптимисты и пессимисты в оценке роли техники в истории и

современности порой используют разные смыслы и значения этого слова.

Например, критика концепций «технологического детерминизма» в совет-

ской философии, науке и идеологии связана не только и не столько со

стремлением к доктринальной чистоте, сколько с пониманием техники и

технологии. Техника и технология в широком смысле слова близка поня-

тиям совокупной деятельности человека и культуры человечества. Не спа-

сает и введение словосочетания «вторая природа» для объяснения техни-

ческого мира и/или технических наук. Культура тоже есть вторая природа,

отличающаяся тем, что создается человеком в границах и благодаря пер-

вой, то есть естественной данности вне власти человека, включая его ин-

дивидуальное и социальное тело.

Спекулятивный диалектический метод Гегеля продуктивен по-

прежнему. Экзистенциальное мышление, диалектика в ее идеалистических

и материалистических версиях опираются на один источник – метод Геге-

ля. Близость, даже единство с ним ясно высвечиваются в идеях, трудах тех

мыслителей, которым диалектический метод ближе системы, в том числе

идеологически жестко требовательной к личности системы, например, у

Э.В. Ильенкова и М. Хайдеггера. Проблема «отчуждения», по Ильенкову,

есть всемирно-историческая проблема, вставшая «перед каждым человече-

ским индивидом, ибо “человечество” и есть не что иное, как полная сово-

купность всех отдельных “человеков”, связанных ныне в единое целое

миллионами видимых и невидимых нитей…» [4;197]. Разница между

«сущностью» и «существованием» личности есть разница между совокуп-

ностью социальных отношений и их ограниченной совокупностью, в кото-

рой существует индивид. Проблема соотношения личности и массы у М.

Хайдеггера выражается в экзистенции человека, других и людей. Со-бытие

осуществляется как соприсутствие. Другие не в определенности есть

«люди». В незаметности люди развертывают диктатуру «как люди». Дис-

танция, уравнение конституируют «публичность». Так облегчая бытие,

люди идут навстречу присутствию-упрощению, чем укрепляют господство

публичности: каждый оказывается другим и никто собой. Временность

собственной историчности есть прекращение актуализации сего дня и уход

  150

от привычек людей. В этом процессе человек в своей бытийно-

исторической сути превращается в личность. «Человек не господин суще-

го. Человек пастух бытия. …Человек – сосед бытия» [7;208].

Отчуждение, включая результаты деятельности человека, и стремле-

ние преодолеть отчуждение для воссоединения с собственной сущностью

включает совокупную деятельность человека и ее результаты. Совокупная

деятельность человека, или деятельность в широком смысле, совпадает с

его активностью, культурой, техникой. Дух, в конечном счете, есть созна-

ние человека в действии, согласно известному определению А.Ф. Лосева.

Тогда достижения, включая кризис так называемой «техногенной цивили-

зации», есть реалии существующих принципов и форм человеческой ак-

тивности. Возможно, это следствие «атомарности» восприятия уникальной

активности личности, разорванной по образу и подобию узлов механи-

ки/машины, которые можно и нужно заменять под определенную задачу

производства. Атомарность под прикрытием якобы неизбежной специали-

зации в современном мире явлена, например, уверенностью современного

инженера, включая ученого со степенью доктора технических наук, в сущ-

ностном различии человека и специалиста.

«Техногенная цивилизация» есть пример действительного понимания

человека и общества, выраженного в классификациях и типологиях. Есть

линейные версии, объясняющие смысл и направление динамики общест-

венного и научно-технического прогресса/регресса ключевым словом-

смыслом и принципом: индустриальный, информационный, капиталисти-

ческий, механический, религиозный, экономический и т. п. Цикловые ти-

пологии включают несколько исходных вариантов, отличаются большим

разнообразием форм. Любая типология интересна вероятностью вариатив-

ности в исследовании конкретного феномена. Идеальная конструкция или

идеальный тип, по М. Веберу, есть попытка теоретического выражения

практической реальности/потребности, наличной или желаемой/не желае-

мой. Теория, по определению, должна стремиться к строгой обоснованно-

сти, чтобы быть реальным прогнозом, а социально-культурная теория еще

и внятной по изложению, приятной чувствам массового читателя. Соци-

альные типологии, привлекающие читателя формой, более или менее ус-

  151

пешно выполняют желаемую идеологическую функцию. Так, любопытная

типология Н.Я. Данилевского льстит духу русского патриота, но именно

поэтому может быть неприемлемой для других. Вопрошания уровня здра-

вого смысла от любознательных студентов порой достойны внимания тео-

ретиков. В самом деле, до эпохи информационной информация не играет

определяющей роли в техническом и социальном прогрессе? Или постэко-

номическая эпоха исключает экономическую функцию? И чем, кроме на-

звания, она отличается от логики и аргументов обоснования теории ком-

мунистической общественно-экономической формации из учебных версий

известных концепций, начиная с экономиста, философа и политика К.

Маркса?

Людям свойственно особенно внимательно относиться к своему време-

ни, отсюда преувеличение возможностей и/или достижений техники, техно-

логий современности и, следовательно, искажение восприятия наличности и

способов прогнозирования социальной перспективы. Поэтому зачастую

происходит подмена действительного желаемым и/или элементом налично-

го. Например, прежние технологии критично рассматриваются в связи с их

неоднозначными следствиями, а новые подаются однозначно, на основании

предполагаемых позитивных или негативных возможностей. Так строится

очередная социально-техническая утопия в версиях оптимизма или песси-

мизма. Между тем, на протяжении документально зафиксированных тыся-

челетий прослеживаются два ведущих аспекта применения новых техноло-

гий. Во-первых, все новые технологии активно используются в нуждах вой-

ны и подкрепления средств социального господства меньшинства над

большинством, а свобода, творчество как норма бытия человека, личности

для всех остаются лозунгом утешения и перспективой за горизонтом. Во-

вторых, задействованная людьми наличная техника и технология обеспечи-

вает служебные условия для самодостаточности бытия личности и/или

группы в той или иной исторической цивилизации. Следовательно, технико-

социальный прогресс скорее нечто кажущееся, чем явленное? Конечно, нет.

Серьезные сомнения вызывает наблюдаемая направленность технико-

социальной активности исторического человека. Так ли уж примитивны че-

ловеческие сообщества, по О. Тоффлеру, «первой волны», опирающиеся на

  152

силу тела и энергию солнца, воды и ветра? Неужели перспективнее исказить

тело жизни и перекопать вещество планеты, чтобы прийти к «чистым» тех-

нологиям использования энергии солнца, воды и ветра в возможном «по-

стиндустриальном» обществе с индустриальным наследием из многих мил-

лионов голодных индивидов, остро нуждающихся в питьевой воде? Боль-

шинство современных пользователей сети, оставляющих в ней информацию

и/или свои комментарии к ней, не владеют азами письменной и устной

культуры, далеки от элементарной культуры межличностного общения, что

вызывает обоснованные сомнения в их телесном и духовном здравии. Вы-

сококвалифицированные профессионалы создали техническую среду обще-

ния всего человечества, уязвимую от внешних и внутренних воздействий

как ни одна из прежних в многовековом технико-социальном бытии. Со-

временному человеку нужно упорно учиться от десяти до двадцати лет,

чтобы правомочно занять должности массовых профессий. И это вяло теку-

чее, неуклюжее, кризисное сообщество есть, по Д. Беллу, «усложняющееся

общество»? Нам, рабьи «усложняющимся», дотянуться бы из избыточных

пут собственных самотканых сетей до сообщества «простого», с его под-

линным величием, не скрывающего своего рабства для многих, сообщества

без электричества и компьютера, породившего свободную триаду могучих

духом творцов: Сократа, Платона и Аристотеля.

Авторы множества концепций «техногенных цивилизаций» возвеща-

ют призвание техники и технологии обеспечить желанную свободу и воль-

ное творчество человека, как индивида, так и сообщества. Поэтому пер-

спективнее исследовать основу человеческой активности, основу духа че-

ловеческого из него самого. Во взаимосвязанных смыслах техники, техно-

логии, машинизации, механизации рассматривать не столько результат –

сооружения и орудия, – сколько процесс мастерства, искусности человека.

Концепции, в которых рассматривается суть свободы и/или творчест-

ва человека, изыскиваются условия их достижения, конструируются спо-

собы обладания самим собой и внешним миром, распространены. По на-

шему мнению, истоки человеческой активности в феномене и ноумене

страха. Страх как признак жизни, стимул к жизни, родоначальник форм

активности. Полагаем, что страх и дух взаимосвязаны в сущности-

  153

процессе жизни в ее биологическом и социально-культурном, в том числе

техническом измерении. Страхо-страстное бытие человека и человечества

как процесс его сущностного становления в вечном, то есть пожизненно-

личностном смысле представлено, например, в философской системе Геге-

ля. Если идеократия – преобразование, то есть идеологическое осмысление

социально-политического бытия, то фобократия – превращение, подлинная

основа духовно-социального бытия людей [2]. Фобократией мы обознача-

ем реально действующую основу социально-государственного и государ-

ственно-политического бытия. Фобократия есть сила-власть страха, дикта-

тура страха. Речь идет о страхе онтологическом, осмысленном в филосо-

фии экзистенциализма, прежде всего у С. Кьеркегора (Angst). Онтологиче-

ский экзистенциальный страх есть начало естественно-животное в челове-

ке; изначальный, двуединый инстинкт самосохранения и самоуничтожения

превращается в уровни собственно человеческого, личностного бытия,

включая диалектику исторических форм духовно-социального страха в

конкретном культурном ареале.

Полагаем, что фобократия в указанном выше смысле есть источник и

основа духовного, социально-культурного или – что одно и то же – соци-

ально-технического процесса. Типология и/или классификация реального

процесса должна выражать внутреннюю силу, энергию, движение и разви-

тие, поэтому она δύναμη – динамическая. Типология, во избежание край-

ностей подчинения процесса схеме, предлагается открытой, в теоретико-

идеальной форме воспроизводящей вариации и направления сущностной

игры страха-силы в бытии биологической и духовной жизни-смерти.

В социально-культурной динамике реального превращения общностей

выделяем стороны возможных противоречий между конфессиональным,

мировоззренческим, идеологическим и этническим компонентами. В сово-

купности они образуют феномены, которые мы обозначаем как идеальные

типы социально-культурных общностей, по М. Веберу. Четыре типа – кон-

фессиональный, конфессионально-этнический, этноконфессиональный и

этнический – выражают действительную и возможную динамику конфессии

и этноса в противоположных направлениях. Мировоззренческий тип – гар-

моничная субординация форм целостного духа на основе доминирующего

  154

типа мировоззрения. Идеологический – духовный диктат господствующей

социальной группы. Начиная с 1988 года, легитимно возрождается институт

религии, в первую очередь конфессии, ставшие символами этнокультурной

специфики в границах исторической традиции: «исламославие» в РК (сун-

низм и православие) и «правосламизация» в РФ (православие и суннизм).

Полагаем, что, Казахстан и Россия, при условии сохранения приоритетов,

надолго останутся этноконфессиональными социумами, дрейфующими к

конфессионально-этнической общности.

Целостная духовность, в нашем понимании, включает все, в том числе

альтернативные части духовного целого, объединяемые конструктивной

деятельностью. Мифологема однозначно реакционной роли религии сего-

дня не распространена. Полагаем, что теизм и атеизм есть стороны одного

из диалектических противоречий бытия реальной духовности и потому

должны исследоваться на основе конкретно-исторического подхода. Фило-

софская теология в целостной философии – одно из условий саморазвития

свободного философствования и, следовательно, совершенствования ду-

ховных оснований динамики бытия Казахстана, России, Евразии в совре-

менном мире.

Духовно-мировоззренческая часть целостной духовности в становя-

щемся этноконфессиональном сообществе предполагает варианты взаимо-

действия типов мировоззрения: мифа (олицетворение мира), религии

(преобладание доверия, веры), философии (приоритет разумности). Миро-

воззрение на уровне личности и группы придает им соответствующее ка-

чество: мифичность, религиозность, философичность.

Миф пронизывает современные формы религии, философии и науки.

Стихия мифа несет в себе противоречие между началами разрушения и со-

зидания; она утешает и возбуждает, смиряет и воинствует. Воля быть и ка-

заться мифичности есть противоречие подлинного бытия. Мифичность

есть действенный способ интеграции или дезинтеграции обыденного и

массового сознания становящегося этноконфессионального сообщества,

                                                              Имеется в виду миф в понимании А.Ф. Лосева, качественно отличающийся от архаи-ческого мифа. 

  155

господствующее убеждение его повседневности. Философичность и рели-

гиозность здесь могут выступать в качестве формального облачения ми-

фичности. Косвенным признанием реального господства мифа в современ-

ной повседневности являются светские интерпретации мистической фор-

мы прикрытия политического радикализма и политико-юридическое поня-

тие «религиозный экстремизм», а также призывы лидеров института рели-

гии к правильному пониманию ценностей своей конфессии.

А. Шопенгауэр, полагая необходимым для своего времени подчерк-

нуть теоретичность новейшей философии, отказывал философам в истори-

ческой претензии на практическую функцию. Возможно, в европейском

обществе XIX века были достаточно эффективными практиками другие

формы культуры. После потрясений XX столетия в перманентно кризис-

ном XXI веке философия – если она стремится утвердиться в культуре –

обязана быть в единстве теоретического и практического аспектов, то есть

исследовать, перевоспитывая и перевоспитывать, исследуя.

Полагаем, что сущностные смыслы развития-становления личности,

включая начальную стадию бытия человека, индивида и рода, корректно

связывать с θεραπεία – словом, понятием и практикой древнегреческой

культуры. Базовые значения термина «культура», заимствованного из ла-

тыни, в слове θεραπεία присутствуют, но представляют несколько отлич-

ную субординацию: ведущий смысл θεραπεία – служение, уход, забота.

Следовательно, призвание личности – служить творчески и свободно. Так

понимает служение и В. Соловьев [5;413].

Служение – органичная ценность и практика в отечественной тради-

ции, с ее служителями (культа, веры, знания, образования, искусства, вой-

ны и мира, группы и человечества), с работниками умственного труда из

советского слоя «служащие и интеллигенция». Это профессионалы, рабо-

тающие с людьми во имя личности; служители Отечества с духовным при-

званием заботиться.

У служителей-целителей есть уникальная ниша в культуре (целитель

– поддерживающий или возвращающий целостность, здоровье – в славян-

ских языках слово, производное от значения θεραπεία). В медицинском

врачевании терапия – нехирургические методы лечения болезней; терапевт

  156

– ухаживающий за больным, специалист по внутренним болезням. В рели-

гии и этнокультуре терапевты – община врачевателей на службе Бога с

воздержанием в качестве главной добродетели. Вера и догмат спасения в

религии взаимосвязаны с духовным врачеванием.

Начиная с творчества Аристотеля, различаются философская и бого-

словская версии теологии, соответственно, интерпретации духовности и

служения как высших ценностей. Рассматривая проблему совершенства

человека, Аристотель считает, что исходные цели для всех людей едины

здравостью. У знаменитого врача и философа Ибн Сины фундаментальный

философский труд назван «Исцеление». «Лечащий тела – врач, а лечащий

души – государственный деятель, именуемый правителем», – полагает аль-

Фараби [1;172]. В классической немецкой философии призвание обучаю-

щего духовного терапевта сформулировал Л. Фейербах. «Истинный фило-

соф – это врач, но такой, который не позволяет своим пациентам до-

гадаться, что он их врач, он при этом врачует их в соответствии с их

природой, т. е. исцеляет их, исходя из них самих и через них самих»

[6;179]. Быть дома повсюду, в интепретации Новалиса Хайдеггером,

значит быть в целом, всегда в целом. Нечто как целое, в целом есть мир.

Соответственно, нахождение в свете бытия, событие близости есть исце-

ление, а тяготение и стремление быть в целом есть целительство. Родина

как дом целительна. Дом бытия не создается мыслью, мысль сопровождает

историческую экзистенцию к целительному. «Лишь бытие дает Целитель-

ному восхождение в милости, и зловещий напор – ярости. Лишь поскольку

человек, эк-зистируя в истине бытия, послушен ему, только и могут от са-

мого Бытия прийти знамения тех предназначений, которые должны стать

законом и правилом для людей» [7;218].

Терапеология есть учение о свободном служении как норме бы-

тия, принимаемом личностью в качестве призвания и обеспечиваю-

щем высший смысл и полноту человеческой жизнедеятельности. В

этом, полагаем, заключается служение-призвание, то есть упреждаю-

щее врачевание от истинного философа, по Платону, Аристотелю,

аль-Фараби, Фейербаху, Соловьеву и Хайдеггеру. Высший смысл

личностного бытия остается базовым критерием конкретизации объ-

  157

ектов, целей, средств и способов служения, осуществляемой теорети-

ками и практиками культуросферы, терапеосферы и техносферы.

Список литературы:

1. Аль-Фараби, Абу Наср Мухаммад. Социально-этические трактаты.

Пер. с араб. – Алма-Ата : Наука, 1973. – 400 с.

2. Дик П.Ф. Взаимодействие этноконфессиональных общностей как

способ конструктивного бытия социума / Философия в Беларуси и пер-

спективы мировой интеллектуальной культуры : Материалы международ-

ной научной конференции к 80-летию Института философии НАН Белару-

си, г. Минск, 14–15 апреля 2011 г. / Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т фило-

софии. – Минск: Право и экономика, 2011. – 602 с. – С. 236-237.

3. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. В 2 т. – М.: Гос.

изд-во иностранных и национальных словарей, 1958. – 1904 с.

4. Ильенков Э.В. Философия и культура. – М.: Политиздат, 1991. –

464 с.

5. Соловьёв В.С. Собр. соч.: В 10 т. – Изд. 2-е. – Т. 2. –– СПб, 1911. –

414 с.

6. Фейербах Л. Сочинения: В 2 т. – М.: Наука, 1995. – Т. 1. – 502 с.

7. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. – М.: Респуб-

лика, 1993. – 447 с.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  158

ТЕХНИКА И ТЕХНОЛОГИЯ КАК ФАКТОРЫ КОГИТОГЕНЕЗА

А.А.ТИХОНОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный педагогический университет

TECHNICS AND TECHNOLOGY AS FACTORS OF COGITOGENESIS

A.A. TIKHONOV,

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Pedagogical University

Исследуются вопросы воздействия техники и технологии как факторов когитоге-

неза на формирование прототипов когнитивных процессов, на развитие когнитивных

структур и способностей человека и сообществ.

Ключевые слова: техника, технология, прототип когнитивного процесса, когито-

генез

Немецкий философ техники Х. Закссе в своей статье «Антропология

техники» пишет о том, что «современный человек homo sapiens technicus

еще не осознал в достаточной мере себя самого. Антропология техники

подразумевает, что техника не является чем-то негуманным, а представля-

ет собой естественную и существенную составную часть человека, так ска-

зать, продолжение его биологических органов, которая умножает его спо-

собности накапливать опыт и, действуя, вмешиваться в действительность»

[1;424]. Широко распространенная и не всегда осознаваемая (особенно

среди гуманитариев) технофобия зачастую лежит в основе массового вос-

приятия техники, технологии и научно-технического прогресса в качестве

основных факторов обострения антропологического кризиса и глобальных

проблем современности. В данной статье предпринимается попытка свое-

образной «технодицеи», т. е. «оправдания техники» как фактора развития

общества, культуры и когнитивных способностей человека, которые не

сводятся только к сознанию, но включают в свое содержание множество

различных функций и структур высшей нервной, психической и когнитив-

ной деятельности.

В настоящее время, по мнению ряда ученых, общая теория развития

когнитивных структур и процессов не сложилась в завершенном виде и,

  159

следовательно, множество проблем когитогенеза не разрешены. В.М. Най-

дыш пишет, что «единый концептуальный аппарат такой теории начал

складываться во второй половине ХХ века из трех основных психологиче-

ских парадигм – культурно-исторической теории психики Л.С. Выготско-

го, его учеников и последователей; генетической эпистемологии Ж.Пиаже;

эволюционной эпистемологии, одним из истоков которой была наука о по-

ведении животных – этология (К. Лоренц, Н. Тинберген и др.)» [6; 388-

389]. Однако следует заметить, что, наряду с упомянутыми «психологиче-

скими парадигмами», в исследовании сложных и актуальных проблем ко-

гитогенеза соучаствуют и взаимодействуют множество естественнонауч-

ных, технических, социально-гуманитарных, когнитивных и информаци-

онных дисциплин.

Понятие «когитогенез» не относится к числу широко употребляемых в

научном познании и в обыденном сознании. Его буквальный смысл опреде-

ляется самим строением термина. «Когито» по-латыни – познание, мышле-

ние; все образованные люди знают высказывание Р. Декарта: «Cogito, ergo

sum» – «мыслю, следовательно, существую». «Генез» в переводе с греческо-

го обозначает «происхождение, порождение, становление». В итоге получа-

ется обычная для научной терминологии «связка» из двух античных слов,

применяемая для выражения сложных и достаточно абстрактных понятий.

Таким образом, «когитогенез» – это понятие, выражающее сложнейшие

структуры и процессы возникновения, становления, развития когнитивных

способностей, функций и форм познавательно-конструктивной деятельно-

сти человека. Близкими по смыслу к данному термину являются понятия:

«ноогенез», предлагаемое Тейяром де Шарденом в рамках пантеизма и

«христианского эволюционизма», и «ноотехногенез» как более «узкое» и

специализированное по своему смыслу. «Ноотехногенез» можно предста-

вить в виде особой стороны и социокультурной стадии когитогенеза. Рас-

ширение смыслового контекста проблематики когитогенеза неизбежно при-

водит к необходимости специального исследования многих природных фак-

торов, оказывающих свое воздействие на процессы становления и на струк-

туры когнитивных способностей человека. Множество различных природ-

ных – абиотических и биологических – условий антропогенеза, предшест-

  160

вующих социокультурным факторам, таких как изменения климата, радиа-

ции и магнитного поля Земли, использование огня человеком, естественный

отбор, половой диморфизм, окультуривание растений, приручение живот-

ных и т. п. – все это в целом оказывало и продолжает оказывать зачастую

неявное, но существенное влияние на формирование психики человека и его

когнитивных способностей. Данная проблематика рассматривалась нами в

монографии «Древо познания: философские проблемы когитогенеза» и в

ряде публикаций последних лет [7, 8].

Нетрудно заметить, что фундаментальные для науки и мировоззрения

проблемы возникновения основных форм бытия выражаются в терминах,

близких по смысловой структуре к понятию «когитогенез». Возникновение

Вселенной, весь процесс ее становления от гипотетического Большого

Взрыва до современности часто именуется в науке космогенезом. Термин

«биогенез» также относится к числу широко употребляемых научных по-

нятий. Понятие «психогенез» в литературе применяется редко. В данный

понятийный ряд термин «когитогенез» встраивается вполне органично, не

нарушая логической и исторической упорядоченности возникновения и

развития основных форм бытия. К подобным понятиям можно отнести та-

кие, как: «антропогенез», «эмбриогенез», «нейрогенез», «онтогенез», «эт-

ногенез», «филогенез», «номогенез» и др.

Для выявления общего смыслового контекста проблемы когитогенеза

целесообразно выстроить систему парных категорий, образующих некие

бинарные оппозиции или дихотомии и задающих особые онтологические

сферы для возникновения и развития разума, своего рода хронотопы коги-

тогенеза. Этими парами могут быть: 1) космогенез – когитогенез; 2) биоге-

нез – когитогенез; 3) психогенез – когитогенез и 4) антропосоциогенез – ко-

гитогенез. В свою очередь, данные дихотомии как «великие хронотопы»

могут быть разделены на более дробные. Так, в хронотопе космогенеза

вполне можно выделить галактогенез, звездогенез, планетогенез и т. п.

В «интервале» между биогенезом и психогенезом можно выделить особые

хронотопы экогенеза, номогенеза, нейрогенеза, эмбриогенеза и т. п.

Очевидно, что первая оппозиция напоминает «основной вопрос фило-

софии» в известной формулировке, предложенной еще Ф. Энгельсом, – об

  161

отношении материи и сознания, природы и духа и т. п. В современной ли-

тературе достаточно часто встречаются умозрительные утверждения о том,

что в своей сущности Вселенная – это информационная реальность и что

разумность, Логос, Нус, рациональность Вселенной реализуются в рацио-

нальности человека, в архетипических формах и неявных основах его ког-

нитивных способностей. Эта мысль весьма популярна и широко известна в

науке и философии. Так, со ссылкой на идеи современной физики в этом

смысле часто упоминается «антропный космологический принцип», вве-

денный в широкий научный оборот англо-австралийским ученым Б. Кар-

тером. Многие ученые воспроизводят идею «тождества (а точнее гомоло-

гии – А.Т.) космогенеза и когитогенеза» как некую априорную данность,

не требующую ни анализа, ни обоснования. Другие ученые высказывают

робкие сомнения в ее непреложности. Так, А. Эйнштейн неоднократно за-

являл, что самым непонятным в природе (в самой сущности ее упорядо-

ченности, организованности и т. п.) является ее понятность для человече-

ского сознания.

Эволюционная эпистемология, как известно, обращает свое внимание

на развитие когнитивных структур и функций человека и высших живот-

ных, но ее потенциал существенно глубже и эвристичнее. Жизнь как особый

способ бытия, характеризующийся самоорганизацией, адаптацией, развити-

ем, наследственностью и другими фундаментальными способностями, есть

в существенной мере эволюционно-информационный процесс. Этот про-

цесс усваивает, аккумулирует, обобщает и «воплощает» информацию в

структурах и функциях организмов, в его системах «программного обеспе-

чения», алгоритмах и способах переработки информации нервной системой,

психикой и совокупностью когнитивных способностей. В ХIХ веке амери-

канский ученый Дж. Дана выдвинул интересную и плодотворную идею о

существовании тенденции цефализации у множества животных. Понятие

«цефализация» допускает множество истолкований, но Дж. Дана с его по-

мощью обозначал общую и закономерную тенденцию увеличения объема

головного мозга и нарастания доли психической активности у многих видов

животных, преимущественно у позвоночных, в процессе биологической

эволюции. На поведении животных, по мнению Ю.В. Чайковского, степень

  162

цефализации «сказывается весьма заметно»: можно «сделать вывод о стро-

гой связи интеллекта с цефализацией» [9; 477].

В самом общем виде можно предположить, что когитогенез выступает

в качестве имманентного и не вполне осознаваемого субъектом развития

когнитивных функций, форм и программ, определяющих процессы и спо-

собы преодоления неопределенности познаваемых объектов. Эти неявные

когнитивные процессы, алгоритмы, формы и программы вырабатываются

на протяжении миллионов лет эволюции жизни, психики и сознания.

По мнению И.П. Меркулова, «когнитивная эволюция находит свое выра-

жение в процессах постепенного формирования все более сложных, иерар-

хически организованных комплексов взаимосвязанных когнитивных про-

грамм и по сути дела сводится к нейроэволюции когнитивных способно-

стей живых существ» [4; 25]. Попытка сведения когитогенеза только к

нейроэволюции вызывает сомнение, как и любая форма редукционизма, но

эта мысль еще раз указывает на необходимость дальнейших исследований

этой сложнейшей проблемы. Уже давно установлено и осознано, что мыс-

лит не отдельный мозг человека, а человек с помощью мозга, и его актив-

ность реализуется не внутри черепа и не в его нейронах, а в обширных

сферах жизнедеятельности человека и сообществ.

При этом трудно переоценить роль техники и технологии как важ-

нейших факторов когитогенеза. У. Уитмен справедливо заметил, что «я

(как и любой человек – А.Т.) не помещаюсь между шляпой и башмаками».

Практическая деятельность человека, техника и технология не только во-

влекают человека в различные сферы и области материальной реальности,

как бы «увеличивая», распространяя его присутствие, творчество и бытие в

мире, но и качественно преобразуют его субъективную реальность, его

психические и особенно когнитивные способности.

Одним из первых ученых, приступивших к научному, эволюционному

исследованию факторов становления когнитивных структур и способно-

стей человека, был знаменитый австрийский этолог К. Лоренц. Многие

ученые считают его родоначальником эволюционной эпистемологии. В

своей классической работе «Оборотная сторона зеркала (опыт естествен-

ной истории человеческого познания)» [3; 309-586] он дает глубокий ана-

  163

лиз природных предпосылок и факторов когитогенеза. По его мнению,

«когнитивные процессы …и данный нам a priori аппарат, с помощью кото-

рого только и возможно индивидуальное приобретение опыта, имеют сво-

ей предпосылкой огромную массу информации, полученной в ходе эволю-

ции и хранящейся в геноме» [3; 419].

К. Лоренц вводит в своей работе весьма емкое и плодотворное поня-

тие «прототип когнитивного процесса», выражающее некую фундамен-

тальную структуру, свойственную психике и поведению высших живот-

ных. Этот прототип он выводит из поведения животных и вновь указывает

на «огромную массу врожденной информации» [3; 372-373].

Человек также обладает «огромной массой врожденной информации»,

однако его когнитивная деятельность принципиально отличается от

поведения животных своим орудийным и символическим характером,

который в принципе не является врожденным и не может передаваться от

поколения к поколению чисто биологическим путем. Поэтому вполне

корректно можно поставить вопрос о сущности и специфике

человеческого «прототипа когнитивного процесса», который можно

рассматривать как своеобразную когнитивную матрицу, или элементарную

«ячейку» различных форм деятельности человека.

Элементарным «прототипом» активности любого организма можно

считать широко известную схему «стимул – реакция»,

абсолютизированную бихевиоризмом. Анализ человеческого «прототипа

когнитивного процесса» приводит нас к необходимости учета роли руки и

орудийной деятельности в формировании «элементарной ячейки»

когнитивной деятельности в психике человека. Зрительное восприятие

человека обладает интенциональным характером, а это значит, что при

открытых глазах поле визуального восприятия заполнено реальными

предметами и процессами их изменения. Даже отсутствие каких-либо

предметов и света воспринимается нами как особая реальность – темнота.

Научные исследования показывают, что наиболее значимыми для

визуального восприятия оказываются физические движения или изменения

в окружающей обстановке. Однако изменения в поле зрительного

восприятия определяются не только объективными условиями, но и

  164

субъективной деятельностью самого человека. Перемещения в

пространстве, воздействия на предметы рукой или орудием, а также другие

формы деятельности человека приводят к существенным изменениям

«контента» поля зрительного восприятия. Можно предположить, что

относительно простая система, состоящая из поля восприятия, руки,

вооруженной каким-либо орудием, а также предмета трудовой или

игровой деятельности, выступает, в конечном счете, онтологическим

основанием «прототипа когнитивного процесса» человека. Данная

открытая (в отличие от «закрытого» автоматизма психики животных) и

простейшая схема «поле восприятия – рука – орудие – предмет»

фактически воспроизводится человеком во всех формах и способах

деятельности – от сбивания с дерева плодов с помощью палки до научных

экспериментов и опытно-конструкторских разработок. Данный «прототип»

проявляет себя в реальных процессах мышления в виде когнитивных

матриц или схем действия, в состав которых включаются рука, орудие,

цель и предмет деятельности.

На многообразие функций человеческой руки неоднократно обращали

внимание множество философов и ученых. Начиная с античного философа

Анаксагора, многие из них видели в человеческой руке не простой орган,

призванный обеспечивать какую-либо одну специализированную функцию

(строго говоря, органы человека полифункциональны), но абсолютно

уникальный по своей универсальности «инструмент» человеческого тела,

души и духа. В самом общем виде руку можно определить как орудие всех

орудий, поскольку именно рукой человек изначально преобразует

отдельные предметы и условия своей жизни в целом. Рука, как известно,

обладает ловкостью, прецизионной точностью, гибкостью и

максимальным числом степеней свободы – около 70, что превосходит

фактически любое орудие или инструмент, созданный человеком.

Многие ученые-антропологи детально выявляют и исследуют

эволюцию многих органов человека и их функций в процессах

антропосоциогенеза, специально выделяя функцию брахиации,

возникающую у высших приматов и существенно влияющую на строение

и свойства передних конечностей, обретающих при этом способе

  165

перемещения по ветвям и деревьям особую подвижность, силу,

способность к манипуляции многими предметами и т. п. В этом

эволюционном процессе большую роль играет противопоставление

большого пальца другим пальцам руки, что резко повышает способность к

манипулятивной, а в дальнейшем – и к орудийной деятельности. По

мнению ряда ученых, у далеких предков человека передние конечности

использовались также для выполнения «фуражных функций», т. е. особых

технологий для переноса запасов пищи и различных предметов. В данной

примитивной «фуражной функции» можно уже выявить некие зачатки

социальных отношений, поскольку перенос пищи связан зачастую с

заботой о потомстве и осуществляется не столько в «эгоистических

целях», сколько в интересах сообщества, группы особей в целом.

Возникает и существенно развивается особый вектор эволюции, связанный

с целеполаганием не только «для чего», но и «для кого». «Фуражная»

функция ведет к нарастанию роли предметной деятельности предков

человека и существенно влияет на закрепление навыков прямохождения.

По мнению известного антрополога М. Лики, прямохождение как особая и

«уникальная способность освободила руки, и с этого момента мы можем

начать отсчет зарождения всей современной технологии» [Цит. по: 2; 28].

В процессе исторического развития и усложнения «прототипа когни-

тивного процесса» в абстрактную схему деятельности человека были до-

бавлены ряд принципиальных инноваций, созданных человеком. Первая и

общепризнанная антропологическая инновация – это широкое использова-

ние и изготовление человеком орудий труда. Б. Франклин, как известно,

определял человека как «tool making animal», т. е. как «животное, изготав-

ливающее орудия». Другой известный ученый Г.В. Чайлд утверждал, что

«каменное орудие есть ископаемая концепция». Второй и, по сути, рево-

люционной социокультурной инновацией стало для формирующегося че-

ловека изобретение и широкое использование символов, знаков и значений

как принципиально новых духовных, высокоэффективных, осознаваемых и

виртуальных «инструментов», средств и орудий когнитивной деятельно-

сти. Несколько обобщая и упрощая смыслы, можно сказать, что язык вы-

ступает в качестве техники, а речь – технологии коммуникативной и ког-

  166

нитивной деятельности человека и сообществ. В результате этих иннова-

ций происходит не только развитие, но и принципиальное преобразование

«прототипа когнитивной деятельности» и его основных компонентов. Над

полем восприятия у человека надстраивается особое и чрезвычайно емкое

поле сознания. В качестве орудий человек широко использует знаки, сим-

волы, теории и методы. Манипулятивные функции руки дополняются уни-

версальными когнитивными операциями и действиями, а в качестве пред-

мета деятельности могут выступать не только материальные вещи, но и

социокультурные и идеальные объекты, их образы и концепции.

В самом общем смысле можно сказать, что рука, язык, разум, культу-

ра и сам человек – одновременно уникальны и универсальны. Во взаимо-

действии человека с техникой и технологией в их историческом развитии

складывается своеобразная диалектика процессов универсализации и спе-

циализации. Специализация технических средств и технологий существен-

но повышает могущество человека, степень универсальности и эффектив-

ности его практической и когнитивной деятельности. При этом общая тен-

денция развития техники и технологии как факторов когитогенеза включа-

ет в свое содержание целый ряд разнонаправленных процессов специали-

зации, универсализации, спонтанности, организованности, дифференциа-

ции, интеграции и т. п. Все эти процессы в целом изменяют место человека

в мире и фактически показывают, что античная мифологема «Deus ex ma-

china» реализуется в целой серии социокультурных революций – от неоли-

тической до промышленной и научно-технической, которые можно пред-

ставить в виде метафорических демиургов, творящих новую – объектив-

ную и субъективную – реальность.

В качестве примера технико-технологической обусловленности

«матриц и прототипов» когнитивной деятельности можно сослаться на

известную и господствующую в духовной культуре Европы на протяжении

многих столетий схему «четырех первопричин», или первоначал всех

форм бытия, предложенную Аристотелем. Античный мыслитель выделяет

четыре первоначала: а) форму, или сущность; б) материю, или субстрат; в)

источник движения и г) целевую причину – «то, ради чего существуют

вещи». Аристотель реально использует структуру деятельности

  167

ремесленников для описания и классификации «первопричин» бытия всех

вещей. Данная система первоначал фактически полностью и точно

воспроизводит основные факторы деятельности ремесленника – гончара,

кузнеца, плотника и т. п. Этот пример показывает, что в основе

обыденного мышления и здравого смысла лежит реальная, повседневная,

практическая, трудовая деятельность человека и сообществ. Аристотель в

данном случае метафизически интерпретирует вполне физическую –

технико-технологическую деятельность людей. В самом общем смысле

разум человека развивается в процессах трудовой деятельности и это

обстоятельство позволяет выявить «механизмы», способы и факторы

социокультурной и технико-технологической обусловленности не только

обыденного сознания и «здравого смысла», но и таких высших форм

интеллектуальной деятельности, как научное и философское познание.

В существующей литературе по философии техники описываются

различные этапы и стадии развития техники и технологии. Так, наиболее

общая картина технического прогресса, его основных стадий и форм раз-

вития дана известным американским философом Л. Мэмфордом в его

фундаментальном труде «Техника и цивилизация» и обзорной статье

«Техника и природа человека». Для Л. Мэмфорда главным критерием пе-

риодизации развития техники служит появление качественно особых тех-

нологических комплексов, в основе которых лежит принципиально но-

вый вид энергии, используемой обществом. Он выделяет всего лишь три

общие фазы, или эпохи развития техники, определяющие, в конечном сче-

те, не только экономическую сферу общественной жизни, но и характер-

ные «цивилизационные» особенности общества. Ранняя и наиболее дли-

тельная фаза называется им эотехнической эпохой. Она опиралась, по

мнению Л. Мэмфорда, на «технологический комплекс воды и дерева».

Вторая – палеотехническая эпоха – базировалась на технологическом ком-

плексе «угля и железа». Наступающая в ХХ веке третья – неотехническая

эпоха базируется, как считал ученый, на технологическом комплексе

«электричества и сплавов» и способна открыть человечеству принципи-

ально новые горизонты развития [5; 225-237].

  168

Нетрудно заметить, что американский ученый выделяет в качестве ос-

новных, т. е. онтологически базисных, «субстанций» вещество и энергию.

Вещество выступает у него как доминирующий конструкционный материал

– дерево, железо, сплавы. Другой важнейший компонент «технологическо-

го комплекса» – энергия – выделяется Мэмфордом указанием на ее источ-

ник: вода и ветер, уголь, электричество. К этой схеме легко добавить в каче-

стве материалов композиты и пластмассы, в качестве источников энергии –

газ, АЭС и альтернативные виды энергии. При этом вовлечение в различные

сферы и формы человеческой деятельности новых видов вещества, энергии

и информации действительно обладает существенным инновационным и

социокультурным потенциалом. Более того, можно предположить наличие

некоторых тенденций или общую динамику в развитии технологических

комплексов – от утилитарного и относительно простого использования раз-

личных вещей и видов вещества до более сложных и обладающих, букваль-

но, судьбоносным потенциалом новых технологий и способов использова-

ния энергии и информации, направленных на преобразование многих сто-

рон и процессов объективной реальности.

Естественнонаучная триада бытия – вещество, энергия и информация

– представляет собой онтологический базис инноваций в сфере техники и

технологии. Следовательно, выделение и исследование способов и техно-

логий использования данной триады в предметно-практической и социо-

культурной деятельности человека и человечества позволяют выявить це-

лый ряд значимых закономерностей и особенностей развития технической

деятельности. Так, на ранних ступенях развития общества человек с по-

мощью простых вещей – орудий воздействовал преимущественно на пред-

метно-материальное окружение, на предметы природы, способные удовле-

творять его витально-фундаментальные потребности. В ходе культурно-

цивилизационных революций человек и человечество не только расширяли

и углубляли сферы своего бытия, обогащали формы существования и раз-

вития, но переходили на новые уровни взаимодействия с фундаменталь-

ными параметрами и формами реальности – от материально-вещественных

к силовым и энергетическим и далее к коммуникативным, семиотическим

и информационным технологиям, неизбежно порождающим «новый фрон-

  169

тир» инноваций – когитогенез как перманентное становление и самооб-

новление глубинных когнитивных структур человеческого сознания и

мышления. В самом простом и схематическом виде ноотехногенез как

особая сторона антропосоциогенеза и высшая стадия когитогенеза базиру-

ется на своеобразной эволюции техники и технологии – от чоппера и ка-

менного топора до компьютера и искусственного интеллекта.

Список литературы:

1. Закссе Х. Антропология техники // Философия техники в ФРГ. – М.:

Прогресс, 1989.

2. Лалаянц И.Э. Шестой день творения. – М.: ИПЛ, 1989.

3. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала (Опыт естественной истории

человеческого познания. – М.: Культурная революция, 2008.

4. Меркулов И.П. Когнитивные способности. – М.: ИФ РАН, 2005.

5. Мэмфорд Л. Техника и природа человека // Новая технократическая

волна на Западе. – М.: Прогресс, 1986.

6. Найдыш, В.М. Мифология / В.М. Найдыш. - М.: КНОРУС, 2010.

7. Тихонов А. А. Древо познания: философские проблемы когитогене-

за. – М.: Наука – ФЛИНТА, 2014.

8. Тихонов А. А. Природные факторы и естественнонаучные пробле-

мы когитогенеза // Вестник УлГПУ. – 2013. – Вып.10.

9. Чайковский Ю.В. Активный связный мир. Опыт теории эволюции

жизни. – М.: КМК, 2008.

  170

ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД В ПОСТИЖЕНИИ ПРИРОДЫ

ТЕХНИКИ: К ПРОБЛЕМЕ ЭВРИСТИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА

Л.М. ВЕЛИЧКО, Н.В. ВОЛОХОВА

Курск, Юго-западный государственный университет

ACTIVITY АРPROACHMENT IN THE ANALITICS NATURE TECH-

NICS: TO A PROBLEM EVRISTICAL POTENTIAL

L.M. VELICHKO, N.V. VOLOHOVA,

Kurk, South-West State University

Раскрывается содержание деятельностного подхода к постижению природы тех-

ники, выявляется его эвристический потенциал для решения проблем образования и

воспитания человека.

Ключевые слова: техника, философия техники, деятельностный подход, личность,

воспитание, самосовершенствование.

Истина в движеньи – только.

Глубокие убеждения всегда подвижны.

Л. Толстой

На всех этапах эволюции одним из важнейших факторов развития

общества является техника. Объективной основой этого развития остаются

возрастающие потребности человека в удовлетворении самых насущных

нужд. В связи с этим техника и технические знания приобретают особую

роль в современной цивилизации. В настоящее время невозможно пред-

ставить жизнь человека вне этого условия, еще большую значимость при-

обретает техника в связи с переходом общества на информационную осно-

ву. Главной задачей в связи с этим становится осмысление техники и тех-

нической науки как фактора, способствующего сохранению природы и гу-

манизации отношений между техникой и человеком.

Деятельность – столь многогранный объект анализа, что каждая ис-

следующая ее дисциплина выделяет в ней особый аспект. В философии

  171

техники выделяются в качестве определяющего субстанциональный или

процедурный аспекты.

Рассмотрим техническую деятельность с точки зрения трех основных

способов описания:

1) Членение с точки зрения объекта деятельности. Основной конст-

руирующей характеристикой деятельности является ее предметность.

Предметное содержание деятельности выступает, во-первых, как объект

деятельности и, во-вторых, как образ, модель этого объекта. Можно выде-

лить два способа описания деятельности в рамках единого подхода:

а) как последовательную смену моделей объекта в ходе деятельности

(условно можно выделить три типа такого рода моделей – функциональ-

ную, поточную и структурную схемы);

б) как последовательность этапов разработки технической системы:

прогнозирование, макропроектирование, микропроектирование, проекти-

рование подсистем, изучение их взаимодействия и интеграция системы.

2) Описание с точки зрения форм организации технической деятель-

ности, т. е. как последовательность ее фаз и операций. На каждой фазе

технической деятельности в принципе выполняется одна и та же последо-

вательность обобщенных операций, включающая в себя анализ проблем-

ной ситуации, синтез решений, оценку и выбор из альтернатив, моделиро-

вание, корректировку и реализацию решения.

3) Анализ с точки зрения кооперации работ и специалистов. Сущест-

вуют три способа описания технической системы как объекта технической

деятельности: синкретическое, кибернетическое и ее системное представ-

ление [1; 87].

В свете вышесказанного весьма интересно сегодня учение Толстого о

четырех упряжках. «Деятельность человека, которая влечет его к себе, раз-

деляется на четыре рода: 1) деятельность мускульной силы, работа рук,

ног, плеч, спины, тяжелый труд, от которого вспотеешь; 2) деятельность

пальцев и кисти рук, деятельность ловкости, мастерства; 3) деятельность

ума и воображения; 4) деятельность общения с другими людьми. И те бла-

га, которыми пользуется человек, тоже можно разделить на четыре рода.

Всякий человек пользуется, во-первых, произведениями тяжелого труда:

  172

хлебом, скотиной, постройкой, колодцами, прудами и т. п., во-вторых, дея-

тельностью ремесленного труда: одеждою, сапогами, утварью и т. п., в-

третьих, произведениями умственной деятельности: наук, искусств, и, в-

четвертых, установлением общения между людьми: знакомствами и т. п.

И мне представилось, что лучше всего было бы чередовать занятия дня,

чтобы упражнять все четыре рода произведений, которыми пользуешься

так, чтобы четыре упряжки были посвящены: первая – тяжелому труду,

другая – умственному, третья – ремесленному и четвертая – общению с

людьми. Хорошо, если можно так устроить свою работу, но если нельзя,

одно важно, чтобы было сознание обязанности на труд, обязанности упот-

реблять на дело каждую упряжку» [4; 371].

Благотворные следствия такой организации труда: восстановление

полноты индивидуальной жизни, нарушенной разделением труда; восста-

новление физического и умственного здоровья; устранение обособления

между людьми, вызванного различием в занятиях; успокоение совести,

мучимой сознанием несправедливого неравенства в распределении благ;

устранение опасностей революции.

Придание Декартом равноправного статуса протяженной и мысля-

щей субстанции было, по существу, первой формулировкой принципа дея-

тельности в качестве универсального принципа, а в философии Фихте

«деятельность выступила как субстанция всей культуры и основание всех

сфер человеческого бытия». Гегель строит цельную концепцию деятельно-

сти, а саму деятельность трактует «как всепроницающую характеристику

абсолютного духа, порождающую имманентной потребностью последнего

к самоизменению». В целом именно немецкая классическая философия пе-

ренесла центр тяжести с мира природы в сферу деятельности. Марксист-

ская философия стала исходить из целостного понимания ее чувственно-

практической и теоретической форм. В формулировке принципа деятель-

ности марксистской философией речь идет о коллективной социальной

деятельности. В качестве основных характеристик деятельности выделя-

ются задача, объект, средства, процедуры и продукт.

Принцип деятельности применительно к проблематике возникновения

техники был изложен в работе Л. Науре «Орудие труда и его значение в

  173

истории развития человечества». Первым исходным принципом для Науре

является из коллективной воли возникшая коллективная деятельность.

Вторым исходным принципом является этой самой деятельностью моди-

фицированная среда.

Современные философы техники подчеркивают конструктивность

идей Маркса для философии техники. Анализу взглядов Маркса на техни-

ку посвящен целый ряд работ современных философов техники (К. Мит-

чама, Ф. Хунига, В. Циммерли) [3; 36].

Один из первых философов техники А. Эспинас в «Возникновении

технологии» в качестве сверхзадачи философии техники видит создание

нового учения о человеческой деятельности – «общей праксиологии»,

формирующей основные законы человеческой практики. Любая деятель-

ность, на его взгляд, предполагает развитие специальной технологии, а со-

вокупность этих частных технологий образуют общую. Общая технология

– это наука о совокупности практических правил искусства и техники, раз-

вивающихся в зрелых человеческих обществах на определенных ступенях

развития цивилизации.

Российский философ техники П.К. Энгельмейер рассматривает фило-

софию техники как попытку изучения средств, которыми располагает и

может располагать человек для достижения целей. Энгельмейер понимает

под техникой, во-первых, деятельность технического сословия и, во-

вторых, средство к осуществлению любого плана независимо от его при-

роды. Он выделяет две стороны человека технического: интенциональную

(способность ставить себе цели) и моторную (техническую), заключаю-

щуюся в развитии средств достижения этой цели. Таким образом, филосо-

фия техники для Энгельмейера становится учением о деятельности, тео-

рией деятельности. Деятельность, по его мнению, распадается на два об-

ширных поля, в первом из которых мысль приспосабливается к фактам

(субъективирующее или теоретическое), а во втором факты приспосабли-

ваются к мыслям (объективирующее или практическое) [7; 116].

В современной философии техники используется также деятельност-

ный подход к определению понятия «техника». Таким образом, деятельно-

  174

стный подход к определению сущности техники и «технического» являет-

ся наиболее репрезентативным и конструктивным.

В отечественной психологии деятельностный принцип получил кон-

кретизацию, развитие и дальнейшую разработку в работах Л.С. Выготско-

го, А.Н. Леонтьева, П.Я. Гальперина, В.П. Зинченко и других в связи с не-

обходимостью решения конкретных задач исследования детской психики,

проектирования деятельности оператора в автоматизированных системах

управления, профессионального обучения и т. п.

Ядром теоретико-методологической программы Л.С. Выготского яви-

лось его принципиальное обращение от анализа отдельных психических

явлений и процессов к анализу трудовой деятельности. Основы психоло-

гической теории деятельности были разработаны учеником Выготского

А.Н. Леонтьевым. Леонтьев выделяет такие компоненты деятельности, как

мотив, цель и средства ее достижения, составляющие предметное содер-

жание деятельности [2; 76].

Работы по проблемам автоматизации человеческой деятельности вы-

двинули на первый план различение творческой и рутинной деятельности,

привели к уточнению некоторых понятий, например к дифференциации

видов целей: «а) цель как конечная ситуация, заданная формальным опи-

санием и достигаемая в ходе функционирования некоторой системы»;

«б) цель как любой полезный результат, ради достижения которого развер-

тывается поведение, целесообразность и целенаправленность не различа-

ются»; «в) цель как осознанный образ будущих результатов, косвенно свя-

занных с мотивов деятельности» [1; 100-107].

Осознание роли иррациональных компонентов в жизни индивида и

общества привело к признанию того, что поведение человека не может

быть однозначно определено социально-организованными средствами воз-

действия. Следствием этого стал и вероятностный характер прогнозирова-

ния в сфере социально-личностной реальности. Современная наука начи-

нает по-другому видеть Мир и Человека: в их целостности, культурном и

индивидуальном измерении. С середины 20 века начинает постепенно

формироваться новая научная модель миропонимания, основанная на це-

лом ряде важных открытий, выраженная в следующих постулатах:

  175

1. Человек существует в реальности, в которой отнюдь не господству-

ет порядок, стабильность, равновесие. Все природные и общественные

системы, в которые включен человек, находятся в состоянии изменения,

хаоса. Иногда отдельные изменения или их комбинации могут быть так

сильны, что существовавшие прежде целостности (организации) не вы-

держивают и разрушаются. Нестабильность мира требует отказа от воз-

можности получения о нем исчерпывающих знаний.

2. В мире существуют и взаимодействуют только открытые системы,

в рамках которых может возникать самоорганизация, упорядоченность.

В момент разрушения систем принципиально невозможно предсказать, в

каком направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли со-

стояние системы (определенным образом упорядоченное множество эле-

ментов, взаимодействующих между собой и образующих определенную

целостность) хаотическим или оно перейдет на новый, более дифференци-

рованный или более высокий уровень упорядоченности или организации

(концепция самооорганизации бельгийского физика, лауреата Нобелевской

премии Ильи Пригожина).

3. Мир представляет собой иерархию систем (вывод холизма).

4. Описать процессы, протекающие в окружающем мире, с помощью

одного языка невозможно. Необходимо много разных языков описания,

много разных интерпретаций, в каждом из которых отчетливее проявляют-

ся те или иные особенности изучаемого явления (принцип дополнительно-

сти Нильса Бора).

5. Совокупная человеческая деятельность по своим масштабам воздей-

ствия на природные системы становится с середины ХХ века сопоставима с

геологическими процессами, изменяющими коренным образом поверхность

земли. Человек включен в окружающий мир, и его мысль и деятельность

имеют космическое значение (идея ноосферы В. И. Вернадского).

6. Технологическая борьба с природными механизмами, с помощью

которых окружающая среда противостоит процессам роста, в прошлом

была настолько успешной, что вся человеческая культура основывалась на

преодолении пределов, вместо того, чтобы учить человека жить в их рам-

  176

ках (доклад Римскому клубу «Пределы роста» Д. Медоуза и «Человечество

у поворотного пункта» М. Месаровича и Э. Пестеля).

Еще век назад великий писатель Лев Толстой предчувствовал катаст-

рофу человечества, если оно не пересмотрит свое отношение к человеку, и

прежде всего ребенку, его образованию и воспитанию. Традиционно обра-

зование было построено так (и остается до настоящего времени), что зна-

ния передаются учащимся как непреложная истина. О несостоятельности

такого подхода он писал: люди, во-первых, сами не знают, каким должен

быть человек, то есть не владеют истиной, и, во-вторых, воспитывающие

люди несовершенны сами и никогда не достигнут совершенства, но если

они озабочены этой проблемой, то будут самосовершенствоваться («если

они не мертвы, движутся и воспитываются»). Мысль Толстого-педагога

состоит в том, что «школа должна иметь одну цель – передачу сведений,

знаний (instruction), не пытаясь переходить в нравственную область убеж-

дений, верований и характера...» (5;III, 460).

Он считал, что не стоит держать в голове много посредственного му-

сора, гораздо ценнее знать что-то немногое, но истинно хорошее, полезное

и нужное. Полезными знаниями можно пользоваться самому, можно, ис-

пользуя их, дать кому-то добрый совет. Они помогают в жизни. А инфор-

мация, даже в большом количестве, которая не несет ценных знаний, –

просто балласт.

Знания он сравнивает с монетой, которой можно гордиться, если ты

добыл ее своим трудом и потом, и совершенно не испытать этих чувств,

получив ее в виде подачки от какого-либо прохожего. Знания, добытые

большими усилиями, будут давать большую отдачу, чем та информация,

которую человек добыл легко. Подсмотренная, подслушанная идея не

принесет такого морального удовлетворения.

В поздние годы жизни Л. Н. Толстой особенно любил мысль Канта:

«Воспитывая детей, надо помнить, что мы воспитываем их не для жизни в

теперешнем, а в будущем, лучшем состоянии человеческого рода, т. е. для

жизни в иных, лучших, условиях жизни. Воспитывая же детей для будуще-

го, лучшего, устройства мира, мы этим самым улучшаем будущее устрой-

ство мира» (5;III, 461) .

  177

Список литературы:

1.Величко Л.М., Волохова Н.В. «Истина – в движеньи» (принцип дея-

тельности в технике и движение как расширение сознания человека в уче-

нии Л.Н. Толстого) // Известия Юго-западного государственного универ-

ситета. – 2013. – №6(51).

2.Леонтьев А.Н. Деятельность. Создание. Личность. – М., 1975.

3.Мамфорд Л. Миф машин. Техника в развитии человечества. – М.,

2001.

4.Ростовцева Л.И. Много ли человеку нужно?.. // Толстой. Новый век:

Журнал размышлений. – Тула, 2006. – № 2.

5.Толстой Л.Н. Полн.собр. соч.: В 90 т. – М.; Л., 1935–1958. (Первая

цифра обозначает том, вторая – страницу.)

6.Чешев В.В. Техническое знание как объект методологического ана-

лиза. – Томск, 1981.

7.Юдин Э.Г. Системный подход – принцип деятельности. – М., 1978.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА КАК СРЕДСТВА ОРГАНИЗАЦИИ СОТРУД-

НИЧЕСТВА В ТВОРЧЕСКОЙ ГРУППЕ

В. А. ДАНИЛОВ Ульяновск

KEYWORDS AS MEANS OF THE ORGANIZATION OF COOPERA-

TION IN CREATIVE GROUP

V.A.DANILOV

Ulyanovsk

Показана технология простого и доступного выявления самодеятельной творче-

ской группой иерархии ключевых слов на базе индивидуальных мнений ее участников.

Ключевые слова: ключевые слова, творческая группа, организация сотрудничест-

ва, творческий процесс.

  178

Как бедна у мира слова мастерская!

Подходящее откуда взять?

В. Маяковский

Известно, что в различных информационных поисковых системах

(библиотеках, компьютерах и Интернете) широко и активно используются

ключевые слова пользователя (или, как их сейчас многие называют, теги).

Они позволяют ориентироваться в информационном поле (массиве, про-

странстве).

Но выявление ключевых слов важно и в других аспектах взаимодейст-

вия личности, например, помогает в решении организационных вопросов

формирования и деятельности коллективов, в том числе самодеятельных

творческих и нетрадиционных направлений деятельности. Ключевые слова

интуитивно как бы «прокручиваются» в головах потенциальных участников,

и в случае предполагаемого совпадения интересов принимается решение об

участии (или неучастии) в дальнейшей работе (деятельности).

Однако можно не предположительно, а вполне определенно выявить

общие интересы, если потенциальные участники проекта честно обозначат

свое видение. Тем самым могут быть сняты необоснованные недоразумения

и непонимания интересов, «сберегутся нервы» участников группы, в том

числе и временной, будь то конференция, «круглый стол» или симпозиум.

По выбранным ключевым словам можно судить как о профессиональ-

ной пригодности кандидата, его творческом потенциале, так и о его возмож-

ности (способности) гармонично «вписаться» в деятельность коллектива.

Выявление ключевых слов у различных половозрастных групп позво-

ляет определить «среднюю температуру» данной группы, а сравнение спи-

сков этих групп может обозначить динамику взглядов по возрасту и их

трансформацию, поразмыслить над причинами и факторами, влияющими

на эту динамику.

В обозначенных ключевых словах личности отражаются ее глубинные

психологические состояния. При умелом и грамотном подходе это обстоя-

тельство может быть успешно использовано в психоанализе, психотерапии

и воспитании конкретного человека.

  179

Список, из которого, нужно выбрать ключевые слова, может быть за-

дан «сверху» начальником или вышестоящей организацией, либо сформи-

рован «снизу» самими участниками.

Формирование рабочего списка слов и словосочетаний «снизу» было

опробовано в Ульяновском клубе «Ноосфера» и показало возможность вы-

явления закономерностей, внутренне присущих конкретной (выбранной)

группе людей. Клуб «Ноосфера» – это самодеятельная творческая группа с

высокой степенью демократии и отсутствием жестко-регламентированной

организационной структуры. Получение списка ключевых слов клуба про-

ходило в два этапа. На первом этапе производилось формирование сово-

купного списка, из которого на втором этапе производилось выявление са-

мых значимых слов и словосочетаний.

Для формирования совокупного списка каждым участником пред-

ставлено по 10 самых важных с его точки зрения слов и словосочетаний. В

результате десятью участниками проекта был сформирован совокупный

список из 99 слов и словосочетаний, важных для рассмотрения в клубе.

Одно слово (жизнь) «выпало» ввиду полного совпадения предложений от

двух участников.

На втором этапе каждому из тех же 10 участников предложено выде-

лить 33 самых важных для него слова и словосочетания из сформирован-

ного на первом этапе списка. Чтобы участникам было проще выделить са-

мые важные слова, было предложено воспользоваться технологией «+,–

и ?» («важные», «неважные» и «не знаю, куда отнести»). Вот почему выде-

лить предстояло 33 слова (99 разделить на 3). При этом заранее предпола-

галось, что 10 слов каждый из участников выделит как важные, свои, по-

скольку своими-то словами он дорожит больше, чем чужими (хотя бывают

и исключения), а 23 – будут слова коллег. Естественно, в ходе самостоя-

тельной работы могло получиться больше или меньше тридцати трех. То-

гда можно будет пополнить за счет слов, попавших под знак «?» («не

знаю»), либо проделать еще один круг по «усечению» списка слов, выде-

ленных как важные.

  180

В результате такой процедуры два слова были выделены девятью уча-

стниками, 7 – семью, 4 – шестью, 9 – пятью, 11 – четырьмя, 20 – тремя.

Таким образом, 53 слова и словосочетания (53,5% из 99) получили важную

оценку более трех участников из 10, а первая десятка самых важных слов

получила 91 положительную оценку всех участников (27,6% из 330). Если

изобразить скользящую среднюю количества выборов важности слов уча-

стниками по шкале количества слов из общего списка, то получим кривую,

близкую к убывающей логарифмической функции (см.рис.), что может ха-

рактеризовать некоторую закономерность полученных результатов.

Основным объединяющим началом Ульяновского клуба «Ноосфера»

является слово «ноосфера» – сфера разума (от греч. «ноос» – разум и

«сфера» – шар, в смысле оболочки Земли). Поэтому не случайно, что слово

«разум» оказалось самым важным в клубе. Его включили в число важных 9

участников из 10. Хотя это не значит, что слово «разум» не важно для ос-

тавшегося десятого участника. Просто для него оно «перекочевало» в дру-

гие слова, связанные с ноосферой. В самые важные слова и словосочета-

ния, которые выделили более 6 участников из 10, кроме слова «разум» во-

шли: труд и деятельность, гармония, жизнь, природа, совесть, сотрудниче-

ство и общее дело, смысл жизни, человек и личность, добро и доброжела-

тельность, знание, семья, творчество.

При сравнении полученного списка ключевых слов с Частотным сло-

варем русского языка [2], можно отметить, что соседствующие слова в

  181

списке клуба могут находиться в местах Частотного словаря, далеко от-

стоящих друг от друга. Так, отмеченные участниками клуба в качестве са-

мых важных (1 и 2 места) слова «разум» и «труд» (и его синоним – «дея-

тельность») в Частотном словаре занимают 2426 и 384 места, соответст-

венно, а следующие за ними слова («гармония», «жизнь», «личность»,

«природа», «совесть», «сотрудничество» и «человек» – 3 – 9 места в списке

клуба) занимают от 34 («человек») до 7457 («гармония») места в Частот-

ном словаре. Это свидетельствует о том, что важность слов группы участ-

ников отличается от частоты общеупотребительного Частотного словаря,

что и является существенной особенностью этой конкретной группы. Эта

особенность, вероятней всего, присуща и другим специализированным

группам людей в соответствии с их интересами и видом деятельности.

В сотрудничестве наряду с выявлением важных ключевых слов груп-

пы не меньшее значение имеет вклад каждого участника в этот процесс.

Если сравнить итоговые результаты второго этапа (выявления самых зна-

чимых слов и словосочетаний) с индивидуальными предложениями каждо-

го участника первого этапа и по каждому предложенному слову и словосо-

четанию автора проставить поддержанное выделение коллег, а затем про-

суммировать, то можно получить вклад каждого участника в общее дело.

Тем самым можно уверенно выделить участника – своего рода резонансно-

го «генератора» ключевых слов данного проекта. У него будет максималь-

ная сумма поддержки коллегами предложенных им ключевых слов. В на-

шем случае – это его десять слов и словосочетаний, как участника первого

этапа описанного исследования.

Однако поскольку творческий процесс формирования списка ключе-

вых слов производится в группе, то здесь, конечно, нельзя рассматривать

маленькую сумму совпадений как личный недостаток других участников.

Просто эти участники играют в процессе выявления важных ключевых

слов не только роль генератора, но и роли «эрудита», «критика», «конст-

руктора-практика», «руководителя» [1;37] и др., без которых творческий

процесс и результат будут неполными и ограниченными. Причем в ходе

реализации проекта участники побывали в разных ролях: непосредственно

– в роли «генератора» слов на первом этапе, и в роли «критика» на втором

  182

этапе выявления важных слов и словосочетаний и косвенно – в других ро-

лях на обоих этапах.

Кроме того, в ходе совместной работы реализовалось важное качество

«ролевого ансамбля», а именно, то, что группа – это не просто сумма ка-

честв отдельных его участников, а новое качество, которого нет ни у одно-

го из ее участников. Клуб «Ноосфера», несмотря на существенный разброс

мнений каждого из его участников, смог сфокусировать слова в законо-

мерный ряд, который потом можно использовать в творческом развитии.

Таким образом, рассмотрев процедуру выявления важности ключевых

слов и результат этой процедуры, можно отметить, что описанная методи-

ка позволяет выявить важность ключевых слов взаимодействующих лю-

дей. Зная распределение ключевых слов группы по шкале важности и со-

ответствие выделения важности этих слов каждым членом этой группы,

можно судить о возможности достижения этой группой статуса коллекти-

ва, ее способности продуктивно и эффективно выполнять свои функции.

При соответствии ключевых слов, целей, ценностей и принципов жизни

отдельного человека и группы можно предположить, что цели этой группы

будут достигнуты значительно быстрее и с меньшими ресурсами (трудо-

выми, энергетическими, материальными, психо-эмоциональными), нежели

в случае существенного расхождения.

Сопоставление индивидуальных и групповых ключевых слов дает

возможность проанализировать и решить, что же подлежит изменить: себя,

мир или в возможных пределах и то, и другое либо, в конце концов, разой-

тись с миром. Конечно, не менее важно не только выяснить существенное

совпадение важности ключевых слов группы и отдельного ее члена, но и дей-

ствовать в соответствии с ними.

Список литературы:

1. Техническое творчество: теория, методология, практика. Энцикло-

педический словарь-справочник / под ред. А.И. Половинкина, В.В. Попова.

– М.: НПО «Информ-система», 1995.

2. Цифровой частотный словник на основе Частотного словаря рус-

ского языка / под ред. Л.Н. Засориной // www:bokrcorpora.narod.ru.

  183

ПРОБЛЕМА СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДЕТЕРМИНАЦИИ

ГЕНЕЗИСА НАУКИ

М.П. ВОЛКОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

THE PROBLEM OF SOCIOCULTURAL DETERMINATION

OF SCIENCE GENESIS

M.P. VOLKOV

Ulyanovsk, Ulуanovsk State Technical University

В контексте установок современной социокультурной парадигмы постижения

природы науки рассматривается проблема ее генезиса. В ходе анализа выделяются три

основных детерминанты, объясняющие возникновение феномена науки.

Ключевые слова: генезис науки, социокультурная парадигма, социокультурная

детерминация, античная культура, логика эволюции культуры, социокультурный пей-

заж античности.

Превращение науки в мощный фактор цивилизационного развития

привело к появлению ряда негативных явлений, связанных с ее бытием в

качества ядра культуры техногенной цивилизации (утрата единства науч-

ного знания, неспособность дать ответы на ценностно-мировоззренческие

вопросы бытия человека, опасность антигуманного использования резуль-

татов научных исследований и т. п.).

Складывающаяся современная информационная цивилизация форми-

рует отношение к знанию как к информации, которая способна устранять

неопределенность в ситуациях принятия решений. «Научно-техническое

знание становится инструментом власти и используется для манипулиро-

вания природными и социальными процессами» [43]. Так, наука исследует

психику человека не для того, чтобы помочь ему отыскать ответы на

смысложизненные вопросы его бытия, а чтобы посредством использования

полученных знаний в PR-технологиях добиться ожидаемого, а нередко и

попросту заказанного результата. За подобной циничной формой примене-

  184

ния информации скрывается отрыв знаний от жизненных, этических цен-

ностей.

Итогом сложившейся ситуации явилась переориентация массового

сознания в его оценках науки: естественное для сциентизма, уходящего

своими корнями в идеологию Просвещения, восторженное восхваление

науки сменяется потоком разоблачений и развенчаний, исходящих из анти-

сциентистски ориентированного лагеря. Наука подвергается критике за не-

сопоставимость затрат и получаемых результатов; за неспособность решить

смысложизненные вопросы бытия человека, что расценивается как прояв-

ление ее духовного бессилия; за ее превращение в подобие некоего элитар-

ного клуба, в котором только собравшиеся за одним столиком по профес-

сиональному признаку способны понять друг друга (и то не всегда), не го-

воря о профанной публике; за опасности, связанные с возможными послед-

ствиями применения достижений науки и затрагивающими сферу частной

жизни, традиционную культуру, психику и телесность человека; за неспо-

собность просчитать отдаленные последствия направляемой «чистой любо-

знательностью» маниакальной страсти к экспериментированию с процесса-

ми и эффектами фундаментального характера; за замену человеческих спо-

собов решения человеческих проблем обоснованными наукой технология-

ми: порождаемые верой в их эффективность надежды в случаях крушения

оборачиваются массовым разочарованием и сокрушением идолов.

Осознание комплекса проблем, связанных с бытием науки как мощно-

го цивилизационного фактора в системе современной культуры, вылилось

в движение мысли по нескольким векторам, среди которых можно выде-

лить три наиболее значимых. Первый вектор представлен исследованиями

науки как социального института, что предполагает рассмотрение вопро-

сов ее общественного статуса, ее взаимоотношений с обществом, характе-

ра и форм социальной поддержки науки, ее связей с другими социальными

институтами – государством, образованием, религией, гражданским обще-

ством и их потребностями. Участие науки в поиске ответов на цивилиза-

ционные вызовы, не сводясь к схеме «социальный заказ – ответ», выводит

на нравственно-этические проблемы ее функционирования. Возникнове-

ние этики науки и разработка блока вопросов, связанных с социальной от-

  185

ветственностью научного сообщества за использование результатов науч-

ного познания и этического обеспечения процесса поиска истины, пред-

стают формой движения мысли по второму вектору. Итог анализа данного

круга вопросов может быть выражен в форме парадокса: никогда за всю

свою историю наука так не нуждалась в этике, как сегодня, и никогда она

не была от нее так далека, как сегодня. Разведение когнитивного и нравст-

венно-этического в научном познании, приведшее к превращению знания в

информацию, зашло так далеко, что оказало деформирующее воздействие

на этику науки: предлагаемые от ее лица модели морального кодекса уче-

ного (Р. Мертон, Г. Пойа) в действительности представляют собой форму-

лировки принципов культуры научного исследования, соблюдение кото-

рых способно уберечь исследователя от определенных соблазнов и заблу-

ждений на сложном пути постижения истины.

Третий вектор реализуется в разработке проблем генезиса и динамики

науки, интерес к которым значительно усиливается в кризисные периоды,

переживаемые ею. Именно в такие моменты мысль упорно возвращается к

истокам всякой социально значимой формы жизнедеятельности человека,

его самоорганизации – брак и семья, политика и власть, религия и церковь

и т. п., для того чтобы ответить на главный вопрос: является ли кризис ре-

зультатом «первородного греха» того или иного социального явления, на-

ходящегося в неблагополучном состоянии, или следствием ошибок, кото-

рые могут быть устранены и процессам будет придано соответствующее

их природе направление.

Обращение философии к проблеме генезиса науки представляется, в

контексте сказанного, явлением естественным и необходимым. Оно вы-

ступает предпосылкой ответа на фундаментальные вопросы, связанные с

бытием науки: было возникновение науки необходимым итогом эволюции

культуры или случайным – своеобразной мутацией, сбоем ее (культуры)

развития? насколько адекватны сущности науки сформировавшиеся уже в

античной научно-рационалистической парадигме идеалы и нормы научно-

го исследования? – вопрос не праздный, принимая во внимание, что наука

в своей истории переживала трансформации, заставлявшие усомниться в

принадлежности существующей формы познания к науке; необходима ли

  186

для науки подпитка со стороны других форм постижения мира – мифа, ре-

лигии, искусства, философии, или она способна развиваться, опираясь на

свойственные мышлению импульсы любознательности, простоты, систе-

матизации и т. п.? наука в культуре античной цивилизации – это норма для

ее истории или уникальное явление?; разрушение связи античности — это

сбой в ее развитии или закономерное явление? и т. п.

Проблема истоков науки является особенно актуальной для россий-

ской философии, представляя собой своего рода «возврат долга»: давление

идеологических схем, наиболее сильно проявляющееся в исследовании со-

циальной проблематики, подталкивало советских философов при рассмот-

рении науки уходить либо в анализ моделей западной философии науки,

либо в область философских проблем естествознания, что позволяло фило-

софскому сообществу «сохранить лицо».

Пристальное внимание к проблемам генезиса науки, ее динамики, ре-

конструкции ее истории трансформируется в появлении новых философ-

ско-методологических парадигм постижения природы науки, соответ-

ствующих ее статусу в обществе и тенденциям эволюции. На смену дол-

гое время пользовавшейся среди исследователей кредитом метафизиче-

ской концепции развития знания как его простого «приращения», направ-

ляемого внутренней логикой познания, приходит социокультурная пара-

дигма, исходящая из признания принципиально социологической природы

науки и ориентирующая теоретическую и историческую мысль на выявле-

ние ее (науки) нерасторжимых связей с общим контекстом культуры, ин-

тенции и установки которой формируют у представителей научного сооб-

щества модели постановки проблем, поиска подходов к их решению, вы-

ступают предпосылочным основанием решения вопросов.

Спор социологического и когнитивистского подходов к объяснению

динамики науки, процесса смены парадигм и конкурирующих теорий за-

вершается в пользу сторонников первого подхода, утверждающих, что без

учета социокультурного окружения науки не может быть адекватно понята

и ее внутренняя история. Переход от одной теории к другой, изменение

теоретической традиции в науке вообще необъясним без обращения к со-

циальным, социокультурным и социопсихологическим факторам: ведь он

  187

осуществляется в ограниченном временном интервале, когда эвристиче-

ский потенциал принимаемой теории еще не выявлен. Более того, непоня-

тен сам интерес научного сообщества к отысканию новой теории: сущест-

вующая теория, действующая в качестве парадигмы и выступая в качестве

традиции, заключает научное исследование в жесткие рамки программы и

блокирует попытки создания новых теорий. Усложнение теоретической модели исследования влияний общества

на научное познание в рамках экстерналистского подхода, начавшись с ри-

гористической схемы, представленной Б. Гессеном в работе «Социально-

экономические корни механики Ньютона», – научный стиль последней

был справедливо назвал одним из авторов сборника «Наука о науке» (М.,

1968) «кромвелевским» за его пуританскую простоту – шло в направлении

осознания многогранности механизма взаимоотношения науки и социаль-

ной системы. «Более ранние исследования социальных влияний на разви-

тие науки, – пишет С. Лили, – имели тенденцию конкретизировать внима-

ние почти исключительно на вопросах мотивации... Ученые отвечали на

социальный запрос – некоторые сознательно, другие – просто бессозна-

тельно впитывая в себя атмосферу, в которой они жили ... социальные по-

требности, следовательно, приводили к соответствующим научным откры-

тиям. Более поздние исследования имели тенденцию к модификации тако-

го подхода. Потребности и запросы общества все еще рассматриваются как

важные факторы, контролирующие прогресс науки. Но уже было осознано,

что социальное развитие воздействует на науку еще и другим, более тон-

ким образом. Например, общие социальные условия формируют у ученых

навыки, определяемые не столько существующим научным знанием,

сколько способом мышления и способом деятельности, типичным для об-

щества, в котором они живут» [60]. Современный социологический подход

к науке, не ограничиваясь прорисовкой контура материально-

производственной сферы общества, которая детерминирует рост научного

знания, дает абрис всего социокультурного пейзажа, силу установок кото-

рого (а зачастую – их диктат) испытывает на себе наука.

Социокультурная парадигма, представляя собой углубление устано-

вок социологического подхода, ориентирует на выявление тонких связей

  188

науки с глубинными основаниями культуры, с неосознаваемыми представ-

лениями, вырастающими из образа жизни людей. Так, разработанная в

русле социокультурной парадигмы «ландшафтная» концепция Г. Гачева

увязывает особенности физики Ньютона с физико-географическими пара-

метрами Англии – ее островным положением.

Разработка проблемы социокультурной детерминации развития науки

отводит некогнитивным факторам роль не дополнительных, но именно

сущностных детерминант научного мышления. Тем самым речь идет о та-

кой социологии науки, которая «оказывается не социологическим анали-

зом нейтрального к этому анализу объекта, а анализом данного объекта как

в принципе социологической сущности» [9], причем эта сущность явлена в

равной мере как социальной, так и культурной ее ипостасями. Культура

уже на стадии неинституциональных форм ее бытия, испытывая форми-

рующее воздействие со стороны социальных структур, оказывала мощное

влияние на социум, становясь фактором цивилизационного развития.

Социокультурная парадигма постижения природы и динамики науки,

имея своей интенцией отыскание интимных связей науки и социокультур-

ных факторов, исходит из того, что они «вовлекаются в саму ткань научно-

го исследования, ... в той или иной форме включаются в процесс формиро-

вания научных теорий, что невозможно провести сколько-нибудь опреде-

ленную границу между научным знанием и социокультурным окружени-

ем...» [5].

Социокультурная детерминация научного познания с особой силой про-

являет себя на этапе генезиса науки в силу синкретизма культуры, невычле-

ненности собственно научных проблем из структуры мышлениям [1].

Возникновение феномена науки как специфической формы мыследея-

тельности предстает естественным итогом взаимодействия таких детерми-

нант, как:

1. Логика эволюции культуры, которая, развиваясь от локального типа

программ, норм, эталонов деятельности, поведения и коммуникации к

универсальным, вырабатывает способы обоснования и механизмы их ус-

воения. Эта внутренняя работа культуры разворачивается в духовном про-

странстве, задаваемом историческими формами мировоззрения. Так, в

  189

пространстве магии формируются предельно локальные нормы (ценности)

культуры, способом их обоснования выступает обращение к авторитету

духов, а механизм их усвоения представлен страхом. В пространстве мифа

закладываются нормы более универсального характера, способом их обос-

нования, придания им статуса легитимных является обращение к авторите-

ту богов, а механизм их усвоения включает в себя страх и стыд. В го-

ризонте религии единобожия формируются и принимают кодифицирован-

ный вид культурные программы, близкие к универсальным, их обоснова-

ние осуществляется ссылкой на авторитет Бога, механизм усвоения бази-

руются на страхе, стыде и вине. Культурные программы, закладываемые в

пространстве философии, носят универсальный характер (обращены ко

всему человечеству), они обосновываются авторитетом Космоса, мирозда-

ния, механизм их усвоения имеет не психологический характер: он пред-

ставлен Логосом, Нусом, Законом. Наконец, в горизонте науки как формы

мировоззрения формируются также универсальные программы, нормы

культуры, обосновываемые такой инстанцией, как природа, а механизм из

усвоения представлен ratio с его имперсональной логикой, аргументами,

фактами, экспериментом.

2. Уникальный комплекс социокультурных факторов, сложившийся в

античной Греции и толкающий мысль на путь освобождения от религиоз-

но-мифологического способа познания со свойственными ему канонизацией

имеющихся приемов и процедур, обожествлением традиции, некритическим

отношением к наличным формам знания и организации опыта. Это ком-

плекс включает в себя развитый индивидуализм, вырастающий из преиму-

щественно торгово-ремесленного уклада хозяйственной деятельности, фор-

мирующего энергичных и предприимчивых людей, способных просчиты-

вать последствия своих действий и не боящихся отбросить традиции, если

они мешают их планам; рационализированный миф, обеспечивающий воз-

можность набросить на все мироздание сетку бинарных позиций и тем са-

мым систематизировать наличные знания; слабость религии, не способной,

как это случилось на Востоке, подчинить себе мысль, заставить ее вращать-

ся в кругу религиозных тем и образов; развитое искусство, внедряющее в

сознание мыслящего сообщества идею гармонии мира и ориентирующее

  190

мысль на отыскание точных математических значений, которым должны

отвечать идеальные фигура человека, колонна храма, весь храм как целое;

развитая философия, продемонстрировавшая возможность планомерно раз-

вертывать представление о разных типах объектов, в том числе радикально

порывающих со здравым смыслом, и процедурах их мысленного освоения;

демократическая форма организации политической жизни, породившая

диалог как естественный способ коммуникации и вызвавшая повышенный

интерс к «мускульной атлетике слова» (С. Аверинцев) — точности форму-

лировок, обнаружению противоречий, последовательному выведению след-

ствий из принимаемого основания и т. п.

Множество факторов, оказывающих воздействие на мысль антич-

ной Греции: потребности ремесла, торговли, познания, инокультурные

влияния, воздействия со стороны вненаучных форм постижения мира и

т. п., проходя горнило такого условия, как рациональный характер культу-

ры, очищались от чужеродной ей (мысли) «окалины» и превращались в за-

конченные по форме продукты научного познания. Этот канал обу-

словленности мысли дополняется детерминацией ее со стороны идеала

человека, который в качестве ядра содержит представление об отстранен-

но-теоретичсском, незаинтересованном всматривании в природу вещей

как занятии, наиболее достойном свободнорожденного, что трансформи-

руется в устремленность мысли на придание мыследеятельноети тео-

ретической формы, выливается в развитие абстрактно-логического

способа познания. Каналы социокультурной детерминации познания в ко-

нечном итоге определяют стилевые характеристики мышления.

Итогом детерминирующего воздействия на мысль уникального со-

циокультурного пейзажа античной цивилизации, осуществляемого в гори-

зонте рациональной культуры, выступает идеал знания, из которого ис-

ключены все субъективные моменты познавательного акта — пристра-

стия, склонности, предубеждения, симпатии, антипатии, надежды, ожида-

ния, свойственные субъекту познания. Следование процедурам научного

рассуждения и тем самым подчинение мысли жестким правилам и схемам

внутренней дисциплины было необходимым средством, предохраняющим

познание от скатывания в жизненный поток, пребывание в котором ведет к

  191

пробуждению массы «идолов разума», разрушающих объективность и об-

щезначимость знания. Сама теория как форма организации научного зна-

ния есть результат отношения к мысли и се продуктам как совершенным

проявлениям творчества и потому нуждающимся в придании им соответст-

вующей совершенной формы, обеспечивающей возможность получения

истинного знания без участи человека как носителя субъективности. Древ-

негреческих ученых привела бы в восторг современная ЭВМ, работа кото-

рой строится на исключении всего человеческого.

3. Наличие на границах греческой ойкумены варварского мира, от ко-

торого исходят Вызовы, требующие поиска Ответов. С этими Вызовами

греческая цивилизация сталкивается, встречаясь с варварским ми-

ром в открытых военных столкновениях и в ходе этно-культурных кон-

тактов в процессе колонизации новых территорий. В обоих случаях для

греческого мира речь идет об опасности утраты своей культурной иден-

тичности, причем опасность во втором случае более страшна, так как не

несет непосредственной угрозы и не требует постоянной этнокультурной

дисциплины.

Колонии как компонент экономической и политической жизни обще-

ства основывались во все эпохи. Причинами их появления были вытесне-

ние старых родов новыми; изгнание обедневших старых родов нарождаю-

щимися нуворишами; желание правящих элит избавиться от переизбытка

безземельного населения, представляющего собой источник смут и потря-

сений; потребность в постоянных стоянках и портах для растущей морской

торговли, во ввозе сырья для развивающихся ремесел. Результатом дейст-

вия комплекса названных причин было появление пояса греческих коло-

ний, простирающегося от областей донских казаков – на севере до оазисов

Сахары – на юге и от побережья Черного и Эгейского морей – на востоке

до берегов Испании – на западе. Колонии были тем местом, где история

«ставила» опыты взаимодействия и смешения народов – в данном случае

греческих народностей с негреческими. В этом этнокультурном тигле

формировалось сознание, свободное от прежних родовых предрассудков и

национального эгоизма, способное принять новые обычаи и культурные

формы как норму жизни. В этом историей поставленном эксперименте вы-

  192

ковывалась личность, полагающаяся на себя, свои способности и дарова-

ния. «Колонии, – отмечает Т. Гомперц, – были как бы огромными ”опыт-

ными полями” эллинского духа, на которых он мог испытать свои способ-

ности при наибольшем разнообразии условий и развить все дремлющие в

нем задатки» [11].

Колонии были тем местом, где история «ставила» опыты взаимодей-

ствия и смешения народов — в данном случае греческих народностей с не-

греческими. Обосновывающиеся на новых местах греческие колонисты

сталкивались с необходимостью решения сложной двуединой проблемы: с

одной стороны, наладить контакт с другими народами — носителями иных

цивилизационных принципов и культурных ценностей, с другой — сохра-

нить собственную идентичность. Основанием налаживания диалога не

могли быть мифы или религии вступающих в контакт народов: слишком

несхожими были античный рационализированный миф и античная религия

с культом олимпийских богов, олицетворяющих собой порядок, форму, ра-

зумное начало природы, и мифы и религии народов варварского мира — с

их исполинским, несоразмерным человеку масштабом богов, олицетво-

ряющих собой буйство, неистовство, постоянный порыв стихийных сил

природы.

Вставшая перед необходимостью отыскания Ответов на Вызовы вре-

мени «творческое меньшинство» решает проблемы, создав новую форму

мыследеятельности, обеспечивающую отличный от мифа и религии способ

обоснования ценностей культуры и стратегий жизнедеятельности — фило-

софию. Она возникает не в метрополии, а в колониях и здесь же дает пора-

зительно мощные ростки в учениях представителей милетской школы, Ге-

раклита, Эмпедокла, Пифагора, Анаксагора и др.

Однако и философия, принимая во внимание принципиально не фило-

софский характер культуры варварского мира, не могла быть единым ос-

нованием согласования ценностей и программ жизнедеятельности челове-

ка. И античная культура создает новую форму мировоззрения — науку,

обеспечивающую возможность обоснования и состыковки норм, ценно-

стей культуры и социальных проектов, принадлежащих разным цивилиза-

ционным типам.

  193

Таким образом, именно признание социокультурной детерминации

генезиса и динамики науки позволяет создать объемную картину ее ста-

новления и развития.

Список литературы:

1. Волков М.П. Античная наука как социокультурное явление. –

Ульяновск: УлГТУ, 2008.

2. Гомперц Т. Греческие мыслители. – Минск: Харвест, 1999.

3. Границы науки: о возможности альтернативных моделей познания.

Научно-аналитический обзор. – М.:ИНИОН РАН,1981.

4. Марков Б.М. Научное познание и процесс цивилизации //Наука в

культуре. – М.: Эдиториал УРСС, 1998.

5. Мамчур Е.А. Проблемы социокультурной детерминации научного

знания. К дискуссиям в современной постпозитивистской философии

науки. – М.:Наука, 1987.

6. Lilley S. Causa and Effect in the History of Science //Centaurus. – 1953.

– Vol.3. – NN1-2. Copenhagen, 1953.

УЧЕНЫЙ СОВРЕМЕННОГО ТИПА: ИДЕАЛ И РЕАЛЬНОСТЬ

Е.Ш. ТАШЛИНСКАЯ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

SCIENTIST OF MODERN TYPE: IDEAL AND REALITY

E.SH. TASHLINSKAY

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Бытие науки – особое социокультурное образование в единстве онтологических,

эпистемологических и аксиологических аспектов. Специфика деятельности ученого

определяется содержанием данной сферы, ее структурой и предназначением. Цен-

тральная фигура – личность ученого, чей образ составляет единство характерных черт

(интеллектуальных, морально-психологических, эстетических).

  194

Ключевые слова: истина, нравственные и эстетические ценности, личность учено-

го, наука как социальный институт, системное мышление, интеллигентность.

Выдающийся ученый муж бесхитростен и прям,

он любит справедливость, вникает в то,

что люди ему говорят, и изучает выражение их лиц,

заботится о том, чтобы поставить себя ниже других.

Конфуций

Ученый – это человек науки. Наука имеет собственное бытие и осо-

бым образом влияет на культуру, на различные сферы общественной жиз-

недеятельности: образование, промышленное производство, политику и

др., неразрывно связана с ними. Бытие науки обладает культурным значе-

нием, укореняется в социуме: а) мир науки, ее действительность обладает

социальным статусом ввиду ряда онтологических аспектов, задающих спе-

цифику содержания, структуры и предназначения; б) субъект науки, обла-

дая экзистенциальной сущностью (имеющий эмоции, разного рода душев-

но-духовные состояния, переживания, думы и проч. тревоги, заботы), сам

образ ученого (в единстве определенных качеств) позволяют предполо-

жить, что «метафизика вещей» и «метафизика познания» обнаруживают в

этом роде бытия свое неразрывное единство, взаимоопределение, взаим-

ность существования. Наука (и, следовательно, жизнь ученого) связана с

поиском истины, рациональным постижением ее, с бытийно-смысловыми,

понятийно-категориальными структурами, ценностными образованиями.

Эпистемологическим основанием трансформаций идеалов и норм

науки выступает понимание научного познания как особого компонента

культуры и социальной жизни, детерминированного ее базисными ценно-

стями. Начиная с эпохи Нового времени, наука (и научное знание) стала

пониматься как доминанта, центральное звено социальных преобразова-

ний, а ученость как благородное занятие просвещенных мужей.

Традиционно наука связывается с рациональным постижением бытия.

Исторически научная рациональность меняется. Типы рациональности опи-

саны В.С. Степиным [6]. С течением времени трансформируется идеал цен-

  195

ностно-нейтрального исследования. Аксиологический подход как особая

объяснительная программа обогащает объективно-истинное описание «че-

ловекоразмерных» объектов. Фундаментальные внутринаучные ценности –

поиск истины, рост знаний соотносятся с вненаучными ценностями (обще-

человеческими гуманистическими принципами и нормами). Современные

научно-исследовательские проекты и программы предполагают проведение

социальной экспертизы. Возникает ряд проблем этического, экологического

характера, которые приходится решать с тем, чтобы устанавливать возмож-

ные изменения системы, ее предельно допустимые границы. Внутринауч-

ные нормы этического характера служат стимулом для поиска истины, ори-

ентируют на приращение нового знания, резонирующего в современных ус-

ловиях с общесоциальными ценностями. Этическая экспертиза включается

в качестве компонента в идеал обоснования научных знаний.

Аксиологическая трактовка позволяет рассматривать истину, благо и

красоту как ценности, соразмерные Единому (verum, bonum, virtus quod

unum). Традиционно ценности Запада и Востока различают. И все же в

представлениях об истине, красоте и благе философы обнаруживают уди-

вительное сходство. Так, западноевропейскую культуру связывают пре-

имущественно с рациональностью. Сочетаемость же моральных категорий

с научным подходом находим, прежде всего, у Сократа, затем – у Канта.

Знание мыслится как добродетель, долженствование – как основной закон

жизни. На вопрос, кого можно считать счастливым, Сократ ответил: «Того,

у кого честный образ мыслей и острый ум» [3;41]. «Жизнь людей, предан-

ных только наслаждению без рассудка и без нравственности, не имеет ни-

какой цены», – утверждал И. Кант [3;345].

Принципиальным подходом, характеризующим восточную культур-

ную традицию, считается неразделимость истины и нравственности, при-

чем нравственное совершенствование полагалось условием и основанием

для постижения истины. В древнекитайской культуре иероглиф «дао» обо-

значал закон, истину и нравственный жизненный путь. Конфуций на во-

прос, как понимать «дао», давал разные ответы, в зависимости от пути

нравственного совершенствования ученика. А о правильном отношении к

знанию говорил: «Зная что-либо, считай, что знаешь; но зная, считай, что

  196

не знаешь» [5;49]; о нравственности у него же находим: «Владеть собою

настолько, чтобы уважать других, как самого себя, и поступать с ними так,

как мы желаем, чтобы с нами поступали, – вот что можно назвать учением

о человеколюбии. Выше этого нет ничего» [5;145].

Постнеклассический тип рациональности, который в настоящее время

утверждается в науке и технологической деятельности и имманентно вклю-

чает рефлексию над ценностями, соотносим с представлениями о связи ис-

тинности и нравственности, свойственной традиционным восточным культу-

рам. Наука становится одним из важных факторов диалога культур Востока и

Запада. Примером нового типа рациональности может послужить конструк-

тивистский подход. Такую позицию развивает Д. Деннет, применяя функ-

ционалистский подход не только к трактовке сознания, но и к познанию, по-

нимая его как конструирование в соответствии с законами и запретами эво-

люции, как инжиниринг знания. В его трактовке познание – это одновремен-

но и метафизика, которую называют «метафизикой дизайна» [8].

Эволюционный конструктивизм использует такие понятия, как

«реальность», «субъект», «объект», «знание», «познание», с новыми

оттенками смысла. Под объективной реальностью понимается не внешняя

и не внутренняя реальность, по отношению к которой познающий субъект

занимает внешнюю позицию. Это реальность, в которой теряется дуализм

материи и сознания, субъекта и объекта, внешнего и внутреннего. Это

процесс, в котором познающий человек с его когнитивным аппаратом и

нормами деятельности – звено и участник. Субъект и объект, бытие и

сознание находятся не в противопоставлении друг другу, а во взаимном

дополнении, взаимоопределении друг друга (образ, навеянный

литографией голландского художника Эшера «Рисующие руки»).

Познавательная ситуация характеризуется как автопоэтический процесс.

Познание в этом процессе есть не только интеллектуальная активность: его

смысл в конструировании объекта в культурном пространстве

деятельности человека. Категории «субъект» и «объект» суть не только

гносеологические категории, но имеют и онтологическую размерность.

Субъект понимается не как абстрактная мыслительная способность, а как

человек, когнитивная способность которого детерминирована его

  197

телесной, социальной, коммуникативной природой [8]. Именно поэтому

изучение синтеза качественных характеристик, определяющих образ

ученого сегодня, представляется особенно важным.

Личность ученого, его образ – центральная фигура в научном творче-

стве, очень значимая компонента в формировании статусности научной

деятельности. В советское время занятия наукой расценивались как эли-

тарная сфера. Поэтому статус ученого был достаточно высок. По психо-

типу ученый – это особый тип, человек неординарных данных. Прежде

всего, это высокий уровень природных задатков в умственном развитии.

Многим талантливым людям присущи, как правило, высокая самооценка

(а отдельным – лидерские качества), а также самоорганизация, самодисци-

плинированность, неустанное повышение своей квалификации, эрудиция,

богатство внутреннего мира; трудолюбие, целеустремленность, ценностная

мотивация, увлеченность своим делом. Их отличают разнообразие вкусов

и талантов. Жизненно-практические наблюдения убеждают также и еще в

одном: ученый очень наблюдателен и внутренне собран, сконцентрирован.

Он интересуется не только своей отраслью, но также глубоко и неорди-

нарно размышляет и по многим другим вопросам, т. е. склонен философ-

ствовать. Как правило, это люди, достигшие определенных высот на своем

профессиональном поприще и умеющие приподняться над наличными ус-

ловиями, обозреть ситуацию с высоты «птичьего полета» и не только ана-

литически, но и обобщенно, системно представить мир. Поразительно, но

факт: ученые одарены не только интеллектуально, но и художественно.

Так, например, известны их увлечения живописью, литературой (многие

не только читают, но и пишут стихи, а не только научные труды), имеют

художественные таланты и интересы (например, музыкальные способно-

сти, владеют инструментом), т. е. у них развит эстетический вкус, они –

ценители прекрасного. Нравственно ученые стремятся реализовывать мо-

ральные идеалы: у них развито чувство ответственности, совестливость,

долг, чувство меры, гуманизм, милосердие и справедливость, порядоч-

ность, ориентация на Истину в различных ее проявлениях. Они остро чув-

ствуют несправедливость, готовы к жертвенности. Потребность в позна-

нии, широта кругозора, смелость в суждениях, дерзновенность ума, ари-

  198

стократизм духа – неотъемлемые качества подлинного ученого. А также

им присущи свободомыслие, творческий порыв, гражданская позиция. Че-

ловеческое и человечное ничто им не чуждо. Это не просто «идеальный

тип» ученого, но такие люди встречаются в реальной жизни.

Наука как социальный институт системно организована, что не может

не отражаться на деятельности ученого. Современный ученый вынужден

быть тоже системно организованным, поскольку совмещает деятельность

юриста, экономиста, организатора, менеджера и проч. Насколько это «хо-

рошо», продуктивно? Ответ неоднозначен. С одной стороны, системный

подход предполагает развитие аналитических способностей, позволяет

обширно видеть проблемы, понимать место и роль своего труда в общест-

венной жизни, уметь комплексно оценить противоречия, в идеале – осуще-

ствлять синтез. С другой стороны, такие усилия отнимают огромное коли-

чество времени, требуют от человека недюжинных, титанических затрат –

не только временных, но и энергетических, интеллектуальных, мораль-

ных, физических. Останется ли время и силы собственно на главное дело –

занятия наукой? Видимо, в малой степени.

Трансформируется и сама «научная сфера», и образ ученого. Коммер-

циализация ведет к массовому производству сборников, монографий, статей,

диссертаций (зачастую сомнительного качества), поскольку процесс постав-

лен на поток с целью зарабатывания денег либо оправдания своего пребыва-

ния в этой сфере. Меры по сокращению вузов, советов, академических ин-

ститутов проблемы не решают. Здесь также возобладал не идейный подход и

стремление к инновациям. Это работа в какой-то степени на износ, на выжи-

вание, а не на развитие и совершенствование, самосовершенствование, сво-

боду творчества. Но жизнь диктует свои условия, и «эффективен» лишь тот,

кто соответствует им, встраивается в логику событий или даже идет с опере-

жением. Возникают парадоксы и противоречия. «На плаву» остаются либо

люди действительно с именем, репутацией, заинтересованные собственно в

познании, либо те, кто в большинстве своем руководствуясь «инстинктом»

«прислонились» к науке, паразитируя на ней, строя карьеру, и из соображе-

ний личной выгоды не покидающие отрасль, – так называемые «дельцы от

  199

науки» (по выражению В.И. Белозерцева), ловко приспособившиеся, нашед-

шие нужные подходы, контакты, покровителей и т. п.

Образ ученого в России неразрывно связан с русским характером, оп-

ределяется особенностями национального менталитета. Вот как это выра-

зил известный режиссер Кустурица, склонный к философским размышле-

ниям. Почему провалилась австрийская война, потерпели поражение На-

полеон, неудача и крах постигли вероломно напавших фашистов, почему

слабо работают в отношении России санкции? Потому что не понят рус-

ский характер: жертвенность, любовь к страданию, обожение его. Н.С.

Михалков объясняет принцип «все или ничего» склонностью к выбору

скорее такой ситуации, когда русский человек скажет: «Если не хватает

чего-то – так и не надо, обойдемся, Бог с ним».

П.Я. Чаадаев увидел неизжитое духовное «кочевничество», «поверх-

ностное и часто неискусное» заимствование и подражание русских другим

нациям, причем тех идей, что на Западе превратились уже в хлам. Это ве-

дет к тому, что нет истинного прогресса идей, но происходит вытеснение

новыми представлениями старых идей без следа, отсутствие преемствен-

ности. В характере русского народа есть беспечность, отсутствие предви-

дения, что ведет к «необычайной пустоте и обособленности» социального

существования, делает его равнодушным к «великой мировой работе»,

осуществляющейся в истории европейской культуры. Отсюда, по мысли

Чаадаева, происходит «какая-то странная неопределенность», более того –

поразительная «немота наших лиц» [7]. К чертам русского национального

характера Чаадаев отнес «бесшабашную отвагу» и неспособность «к уг-

лублению и настойчивости», «равнодушие к житейским опасностям» и

«равнодушие к добру и злу, к истине и ко лжи», а также «пренебрежение

всеми удобствами и радостями жизни». Все это, возможно, ставит Россию,

на его взгляд, вне всемирной истории, вне логики мировых цивилизаций,

вне логики истории мировой культуры.

Русский мыслитель Н.А. Бердяев одной из важнейших характеристик

русской народной индивидуальности считал ее глубокую поляризованность и

противоречивость. «Противоречивость и сложность русской души, – отмечал

  200

он, – может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во

взаимодействие два потока мировой истории: Восток и Запад. Русский народ

есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая

часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в

русской душе боролось два начала, восточное и западное» [1].

Н.А. Бердяев считал, что существует соответствие между необъятно-

стью, безграничностью русской земли и русской души. В душе русского на-

рода есть такая же необъятность, безграничность, устремленность в беско-

нечность, как и в русской равнине. Русский народ, утверждал Бердяев, не был

народом культуры, основанной на упорядоченных рациональных началах. Он

был народом откровений и вдохновений. Два противоположных начала легли

в основание русской души: языческая дионисийская стихия и аскетически-

монашеское православие. Эта двойственность пронизывает все основные ха-

рактеристики русского народа: деспотизм, гипертрофия государства и анар-

хизм, вольность, жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность,

мягкость, обрядоверие и искание правды, индивидуализм, обостренное соз-

нание личности и безличный коллективизм, национализм, самопохвальство и

универсализм, всечеловечность, эсхатологически-мессионерская религиоз-

ность и внешнее благочестие, искание Бога и воинствующее безбожие, сми-

рение и наглость, рабство и бунт. Эти противоречивые черты русского на-

ционального характера и предопределили, по мнению Бердяева, всю слож-

ность и катаклизмы российской истории [1]. Все эти качества так или иначе

отражались и на облике русского ученого, и на типологии личности: высота

духовных помыслов и сервилизм, подвижничество и раболепие. Россия воис-

тину «страна чудовищных контрастов» (Бердяев Н.А.).

Проблема современного этапа в развитии науки в России – это также

проблема взаимоотношения науки и власти, государства и свободы науч-

ного творчества. Гжегож Колодко (бывший премьер-министр Польши, в

его бытность страна имела прирост ВВП 7%) говорит и пишет о необхо-

димости политики, основанной на научных знаниях. Лихачев также счи-

тал, что «в целом, забота о специальности и ее углублении – совсем не-

плохое правило жизни. Тем более что в России слишком много непро-

  201

фессионалов берется не за свое дело. Это касается не только науки, но

также искусства и политики, в которой также должен быть свой профес-

сионализм» [4].

Глобализация и интеграция как фундаментальные особенности совре-

менной цивилизации выдвигают необходимость для политиков долго-

срочного видения, перспективного, стратегического мышления преданно-

сти идеалам. Речь идет о сочетании идейного содержания и моральных ка-

честв. Политики должны интересоваться и воспринимать идеи научного

сообщества с тем, чтобы с пользой ставить их на службу общественному

прогрессу, «финансируя ее разумно и щедро» (по выражению академика В.

Гинзбурга).

Нобелевский лауреат Ж. Алферов, в свою очередь, считает, что в ву-

зах должна обучаться поистине талантливая молодежь. А для этого подго-

товка и отбор научных кадров должны осуществляться еще на стадии от-

бора абитуриентов путем проведения конкурсов, олимпиад разных уров-

ней и проч. Профориентационная работа в вузах недостаточно развита, и

институт кураторства слабо включен в эти процессы.

Преемственность научных школ и направлений, сохранение и переда-

ча традиций, общение между поколениями – решительно важно в воспита-

нии молодых ученых. Истинное служение науке и ее ценностям, понима-

ние своего предназначения и призвания – эти доминантные положения

подлежат трансляции и привитию в научной среде.

В современном обществе деление исследователей по принципу их ис-

ключительного положения в обществе (или в отдельном коллективе) недо-

пустимо. Тем самым попирается принцип равенства и свободы, развивае-

мый еще Кантом. Как итог – ранжирование университетов и специально-

стей (направлений) подготовки, подушевое финансирование, что губит са-

му идею равного и свободного творческого единения. Университеты тра-

диционно были воплощением и оплотом свободомыслия. Научный дис-

курс основан на признании примата творческой личности, свободы поиска,

ориентации на нормы и принципы научного этоса, культуры общения, во-

площения принципа справедливости.

  202

В непростом вопросе сочетания научной деятельности и интеллигент-

ности – также не все самоочевидно и просто. Ученый и интеллигент – это

не одно и то же; «неинтеллигентны они тогда, когда, слишком замыкаясь в

своей специальности, забывают о том, кто и как может воспользоваться

плодами их труда. И тогда, подчиняя все интересам своей специально-

сти, они жертвуют интересами людей или культурными ценностями» [4].

То есть интеллектуал и интеллигент могут сочетаться, но не всегда. Более

того, в среде самих интеллигентов бытовали разные представления и неод-

нозначное отношение к ним (ср. Л.Н. Гумилев, А.П. Чехов и др.).

Д.С. Лихачев считал, что профессионализм не всегда совпадает с ин-

теллигентностью, «интеллигентность в России – это прежде всего незави-

симость мысли при европейском образовании» [4]. Интеллигентный чело-

век нацелен на творчество, но обладает всей совокупностью морально-

эстетических качеств.

Идеальный тип описан в литературной форме у Гете, а в философско-

психологическом ключе – у Г. Селье. Здесь видим соединение типических

черт с нравственными качествами, совестливостью. Об идеале ученого

есть интересные раздумья у многих выдающихся ученых, философов. Так,

Симон Шноль, один из основателей биофизики в МГУ (первая кафедра в

этой отрасли в Советском Союзе) обозначил такие качества: иметь стой-

кость, терпение, уметь переживать все беды и невзгоды, понимать, что ты

занимаешься трудным, но замечательным делом – узнавание, постижение

нового, и в этом находить счастье.

М. Вебер, размышляя о науке как профессии и призвании, приходит к

выводу, что «одной только тоской и ожиданием ничего не сделаешь, и

нужно действовать по-иному – нужно обратиться к своей работе и соответ-

ствовать “требованию дня” – как человечески, так и профессионально» [2].

Вебер ратует за «строгую специализацию» человека, работающего в нау-

ке», так как именно благодаря ей «он сделает, что-то такое, что останется

надолго». Ученому присущи страсть, вдохновение, упоение, увлеченность;

науку отличает, прежде всего, интеллектуалистическая рационализация.

Науку отличает идейность, труд и внезапно пришедшая догадка, но чтобы

  203

проверить догадку, нужен рабочий метод; а для нововведений нужна «ге-

ниальная выдумка», фантазия, или эстетические качества. На наш взгляд, в

проявлении целостности человеческого и личностного в деятельности, а не

узкопрофессионального и частичного, этой «простоты», «обыкновенно-

сти» таится сложная, напряженная душевная работа [12; 26].

Социально-экономический кризис, политическая ситуация и техно-

генный надлом приводят к обесцениванию труда ученых – не в том смыс-

ле, что им нечем заняться и их труд не оплачивается, а в том истинно цен-

ностном предназначении ученого сообщества – искреннего служения Ис-

тине в различных ее проявлениях. А. Эйнштейн подчеркивал социальную

миссию ученого в формировании и поддержании свободного общества:

«В связи с этим для нас представляет интерес не только техническая про-

блема обеспечения и поддержания мира, но и важная задача образования и

просвещения. Если мы хотим дать отпор тем силам, которые угрожают по-

давить личную и интеллектуальную свободы, то следует ясно сознавать,

чем мы рискуем и чем мы обязаны той свободе, которую наши предки за-

воевали для нас в результате упорной борьбы» [9]. Научная работа требует

определенной отрешенности от суеты повседневных дел, спокойного и

полного посвящения себя творчеству. Благоприятная ситуация для занятий

наукой – это освобождение от жизни второпях. При этом, обращает вни-

мание выдающийся физик, молодой ученый в условиях «экономической

депрессии и политических неурядиц» может зарабатывать на жизнь «с по-

мощью какой-нибудь практической специальности, разумеется, если эта

его деятельность оставляет достаточно времени и энергии для научной ра-

боты». Долг ученого – «сохранить те из наших благ, которые носят наибо-

лее возвышенный и непреходящий характер, благ, наполняющих смыслом

нашу жизнь, благ, которые мы хотим передать нашим детям в более пре-

красном и чистом виде, чем получили их от наших предков» [9].

Одной любознательности для науки мало, не отягощаемая совестливо-

стью и чувством меры, долга, чести, она превращает открытия ученых в мон-

стров. По Л.Н. Толстому, «знание без нравственной основы – ничего не зна-

чит» [11;445]. А недавнее открытие биологов позволяет вывести еще одну

  204

любопытную закономерность: любознательность подрывает здоровье. Ин-

формобмен увеличивает риск подверженности заболеваниям, ведет к исто-

щению – психоэмоциональному, физиологическому. С другой стороны,

можно возразить: научные идеи являются питательной средой для личност-

ного возрастания. Но это возможно лишь при условии морального самосо-

вершенствования. Согласно Ключевскому В.О., «науку часто смешивают с

знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и созна-

ние, т. е. уменье пользоваться знанием как следует» [10;607]. Ценностное су-

ждение нельзя смешивать с субъективизмом. Вебер отвергает «субъективное

пристрастие именно в чисто научных интересах». Человек науки отличается

полным пониманием фактов, он разрабатывает «технику овладения жизнью

– как внешними вещами, так и поступками людей – путем расчета»; разра-

батывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки

обращения с ними; содействует в обретении ясности, дает себе отчет (и по-

могает другим) в конечном смысле собственной деятельности (не внушая

свою точку зрения, позицию, избегая говорить о ней) [2]. Ему вторит Чаадаев

П.Я.: «каким бы отсталым ни было разумное существо, как бы ни были огра-

ничены его способности, оно всегда имеет некоторое понятие о начале, по-

буждающем его действовать. Чтобы размышлять, чтобы судить о вещах, не-

обходимо иметь понятие о добре и зле. Отнимите у человека это понятие, и

он не будет ни размышлять, ни судить, он не будет существом разумным.

(…) И эта-то несовершенная идея, непостижимым образом вложенная в нашу

душу, составляет всю сущность разумного человека» [7].

Завершая анализ, следует отметить двойственность положения места

и роли науки и ученого: с одной стороны, они традиционно значимы, по-

скольку большинство отраслей и сфер общественной жизни так или иначе

связаны, определяются и исходят из науки, с другой – они сами подверга-

ются мощному воздействию социальных трансформаций, политических и

экономических факторов, что во многом нивелирует, девальвирует, фаль-

сифицирует ценности и идеалы науки.

  205

Список литературы:

1. Бердяев Н.А. Судьба России. Сборник статей // 

http://litirus.ru/istoriya/rol-rossii-v-sovremennom-mire.html 

2. Вебер М. Наука как призвание и профессия / пер.: А.Ф. Филиппов,

П.П. Гайденко // М. Вебер. Избранные произведения. – М.: Прогресс,

1990. – С.707-735// http://lib.ru/POLITOLOG/weber.txt

3. Золотая энциклопедия мудрости. – М., 2009.

4. Лихачев Д.С. О русской интеллигенции. Письмо в редакцию // Но-

вый мир. – 1993. – №2. – С. 3- 9.// http://lib.ru/POLITOLOG/lihachev.txt

5. Мудрецы Поднебесной империи. – М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп»,

2010. – 304 с.

6. Степин В.С. Научная рациональность //

http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=533&Itemid=52

7. Чаадаев П.Я. Философические письма. Письмо третье //

http://az.lib.ru/c/chaadaew_p_j/text_0010.shtml

8. Черникова И.В. Типология науки в контексте современной филосо-

фии науки // Вопросы философии. – 2011. – №11. – С.71-79

9. Эйнштейн А. Наука и цивилизация // А. Эйнштейн. Собрание науч-

ных трудов. Т. IV. – М.: Наука, 1967. – С. 187 – 189 –

http://scepsis.net/library/id_41.html.

10. Энциклопедия Мудрости. – Тверь: РООССА, 2008. – 814 с.

11. Энциклопедия ума / Автор-сост. С. Дмитриенко. – М.: ОЛМА Ме-

диа Групп, 2007. – 606 с.

12. Ромазанова (Ташлинская) Е.Ш. Проблема становления человека

антропогенной цивилизации // Теоретические и методологические пробле-

мы философской антропологии. – Ульяновск : УлГТУ, 1999. 

  206

ФЕНОМЕН ВЕРУЮЩЕГО УЧЕНОГО И ПРОБЛЕМА

КОГНИТИВНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ ЛИЧНОСТИ

Ю.Ю. ФЕДОРОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный университет

THE RELIGIOUS SCIENTIST PHENOMENON AND THE

INDIVIDUAL’S COGNITIVE INTEGRITY PROBLEM

U.U.FEDOROVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается проблема соотношения веры и разума, познавательных способ-

ностей человека и религиозной веры, форм их взаимоотношений.

Ключевые слова: верующий разум, когнитивная целостность, научное знание, ре-

лигиозная вера, вера и знание, религия и наука, личность в науке.

Вопрос о том, может ли ученый быть религиозным человеком, сохра-

няя свою когнитивную целостность, приобретает в последнее время замет-

ную остроту, поскольку в современной ситуации пути научного и религи-

озного познания, как правило, весьма далеко расходятся. Хотя определен-

ные противоречия в этой сфере были очевидными уже в эпоху формирова-

ния науки современного типа в XVII-XVIII вв., черты настоящей мировоз-

зренческой альтернативы они приобрели только в ХХ веке. Однако в кон-

тексте религиозной философии тема когнитивной целостности субъекта

познания имеет еще более давнюю историю, чем современная наука. Име-

ется в виду проблема соотношения веры и разума, как она формулирова-

лась, например, в схоластическом дискурсе. Проблема эта имеет несколько

хорошо известных в истории философии решений. По крайней мере, в за-

падной средневековой философии, как показал Э. Жильсон, можно выде-

лить пять различных вариантов таких решений: от попытки элиминировать

разум (вопрос Тертуллиана: «Зачем Афины Иерусалиму? Зачем Академия

Церкви?»), до противоположной крайности – элиминировать веру как

  207

«препятствие учености» (вопрос латинских аверроистов: «Зачем факульте-

ту свободных искусств теология?»). Промежуточные варианты, разумеет-

ся, предполагали тот или иной способ сочетания «естественного» и

«сверхъестественного» в познании [2].

Для патристической традиции православного Востока подобное обсу-

ждение проблемы соотношения веры и разума нехарактерно, поскольку

сама вера, как правило, понималась как в высшей степени разумное «дела-

ние», а то, что мы сейчас называем дискурсивным мышлением, понима-

лось как воплощение опыта веры в понятиях. Именно поэтому русские

славянофилы в XIX веке, осмысляя наследие святых отцов в поисках воз-

можности «новых начал для философии», пришли к идее «верующего

мышления» или «целостного мышления», «умственной цельности», как

необходимого условия разумения высшей истины. Если кратко описать

сущность этой идеи, то она исходит из понятия «цельной личности», рож-

дающейся в Богочеловеческом отношении. Для такой личности вера ста-

новится доминантой, вокруг которой она собирает все свои энергии, в том

числе познавательную. Вера начинает быть в таком случае для человека,

по словам А.С. Хомякова, «высшей точкой всех его помыслов», горизон-

том всей его деятельности. Причем происходит все это «в уме и умом че-

ловека, не теряющем своей сознательной активности». Все «внешние»

знания, таким образом, демонстрируют свою ограниченность, и могут

быть представлены как совокупность частей, как некая потенциальная бес-

конечность по отношению к вере как целому, как бесконечности актуаль-

ной [1] .

Какое значение в этом контексте могут иметь занятия наукой для че-

ловека, достигшего цельности, обретшего живую и твердую веру? В на-

следии славянофилов ответ на этот вопрос может быть найден двоякий.

Наука может стать греховной страстью, разрушающей веру, – это в том

случае, если она будет претендовать на онтологически «существенное» в

личности, то есть если она будет «заменять» собой главное в жизни отно-

шение – отношение Богочеловеческое, то есть часть выдавать за целое. Об

этом красноречиво пишет И.В. Киреевский: «чем глубже такое мышление,

чем оно важнее по видимому, тем в сущности делает оно человека легко-

  208

мысленнее. Поэтому серьезное и сильное занятие науками принадлежит

также к числу средств развлечения, средств для того, чтобы рассеяться,

чтобы отделаться от самого себя. Эта мнимая серьезность, мнимая дель-

ность разгоняет истинную. Удовольствия светские действуют не так ус-

пешно и не так быстро» [3; 357]. Главные страсти, питаемые такой дея-

тельностью: гордыня, тщеславие, самодовольство. Однако наука же может

стать и средством обуздания этих же и других страстей, - в том случае, ес-

ли она действует на фундаменте веры как существенного и цельного от-

ношения к жизни. Здесь научная деятельность может выступать как форма

служения Богу, требуя максимальной серьезности и ответственности. Та-

кая «серьезная и многотребовательная» наука, по словам А.С. Хомякова,

«отрезвляет страсти и приводит человека к разумному смирению» [5; 235].

Несмотря на то, что наука и религия в современной культуре весьма

далеко расходятся, путь к тому, чтобы соединить всю полноту веры и са-

моотдачу науке в единстве и цельности личности, и сегодня не закрыт. В

качестве близких нам во времени и пространстве примеров таких лично-

стей можно назвать имена наших соотечественников: выдающийся хи-

рург, профессор медицины и святитель Лука (Войно-Ясенецкий), знамени-

тый физик и математик, академик Н.Н. Боголюбов, известный исследова-

тель туберкулеза, доктор биологических наук и монахиня Игнатия (В.И.

Пузик), всемирно известный кристаллограф, диакон Сергей Кривовичев,

доктор геолого-минералогических наук, профессор, протоиерей Глеб Ка-

леда. Глубокая вера и интенсивная духовная жизнь не только не разрушила

«когнитивной целостности» этих ученых, но, напротив, по их собственным

свидетельствам, способствовала достижению выдающихся научных ре-

зультатов.

Последний из названных ученых, протоиерей Глеб Каледа, профессор,

доктор геолого-минералогических наук, около тридцати лет успешно ру-

ководил сектором литологических исследований во ВНИГНИ (Всесоюз-

ный научно-исследовательский геологический нефтяной институт), создал

свою научную школу, и одновременно, в течение восемнадцати из этих

тридцати лет, являлся тайным священником. Только в 1990 году, за 4 года

до кончины, о. Глеб вышел на открытое священническое служение. Отец

  209

Глеб Каледа, как и многие другие, по-настоящему верующие ученые, оста-

вил после себя значительное не только научное, но и духовное наследие:

ряд апологетических и педагогических работ, проповеди, статьи, воспоми-

нания. Во многих из них он осмысляет свою позицию верующего ученого

и ее предпосылки, показывая определенный пример реализации тех самых

оснований «верующей науки», что были указаны в гносеологии и антропо-

логии славянофилов.

Интересно, что в начале своего жизненного пути, после окончания ин-

ститута, будущий ученый и священник колебался в выборе: целиком посвя-

тить свою жизнь Богу и удалиться в монастырь или продолжить занятия

наукой. Об этом он спрашивал совета у своего духовника, насельника Трои-

це-Сергиевой Лавры, архимандрита Иоанна (Вендланда). В своем ответе

отец Иоанн писал: «Не бойся охватившего тебя увлечения наукой! Это бла-

городное увлечение. И неверующие, занимаясь наукой, часто испытывают

восторг перед красотою раскрывающихся перед ним горизонтов и радость

от полученных результатов. Ты же можешь эти чувства (восторга и радости)

возводить к Богу, Создателю. На этом пути верующий не забудет Бога. Ты

боишься – не есть ли твое увлечение наукой греховная страсть. Это увлече-

ние может быть греховной страстью, только если ты поддашься самомне-

нию, склонишься к чужим похвалам, сам себя будешь ставить высоко в сво-

ем мнении, одним словом, возгордишься. С учеными, особенно не очень

большими, это случается часто. Но где же это не может случиться? Само-

мнение подстерегает нас на каждом шагу, даже если мы ничего не делаем.

Поэтому нельзя тебе сказать ”я не буду заниматься наукой, потому что бо-

юсь возгордиться” – это будет неправильно. Дай Бог тебе иметь крупный

успех в науке, как следует потрудиться в ней, дай Бог тебе постоянно полу-

чать радость и утешение от этого труда» [4;13-14]. Весь научный путь о.

Глеба Каледы по сути явился выполнением этого завещания.

Веру о. Глеб определял как «полноту жизни во Христе», такую полно-

ту, которая охватывает собой и научную деятельность. В работе «Домаш-

няя церковь», посвященной проблемам современной христианской семьи и

воспитания детей (у о. Глеба было шестеро детей) несколько страниц от-

  210

водится воспитанию правильного отношения к науке. Здесь формулируют-

ся основные принципы такого отношения:

1) Наука может увлекать человека, но не должна его порабощать.

Наука «легко превращается в кумира, в идола. Ученый нередко становится

ее жрецом; впрочем, сейчас преобладают дельцы от науки, а не служители.

Христианин же не может быть ни жрецом, ни дельцом от науки».

2) «Изучение природы – творения Божия должно быть подобно мо-

литве (восторг и благоговение) и чтению Священного Писания (познание

законов творения и творчества)», поскольку «красота бытия во всех ее

проявлениях… встает перед нами при изучении природы». Такое отноше-

ние к науке о. Глеб называл «ломоносовским».

3) Научная деятельность, как и любая другая деятельность христиани-

на, может быть подобна монастырскому послушанию, то есть она есть тот

труд, который необходимо сочетать с молитвой: «Ученому надо найти

гармоническое сочетание между научной работой, деятельностью – и мо-

литвой».

4) Успехи в науке могут стать поводом для развития тщеславия и чес-

толюбия, а их не должно быть у христиан. Поэтому «нужно понимать, что

каждый в отдельности – лишь работник на научной ниве, что он растет и

трудится благодаря знаниям и навыкам, вложенным в него учителями,

трудится, имея помощников и соратников. За каждый свой успех… нужно

благодарить Господа. «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай сла-

ву» [4; 80-81].

Эти же мысли отец Глеб развивает в одной из любимых своих работ,

рождественской проповеди «Волхвы»: «Почему только трое из волхвов

поняли значение явившейся на небе звезды и отправились в Иерусалим, а

не все, кто изучал движение небесных тел? Потому что они изучали при-

роду умом, чуждым гордости, стремились к познанию истины, а не к удов-

летворению своего честолюбия» [4; 337]. Здесь же о. Глеб рисует картину

общего движения разума к вере на примере того жизненного пути, кото-

рый прошли волхвы, согласно Священному Писанию и Священному Пре-

данию Церкви. Суть этого пути, его ступени: от изучения природы – через

чтение Священного Писания – к полноте непосредственного Богообщения.

  211

Наблюдение за звездами привело волхвов в Иерусалим, здесь они узнали

от книжников иудейских то, что написано о Вифлееме у пророков, и нако-

нец, пришли и поклонились Христу, а затем, «получив во сне откровение

не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Мф. 2,12).

Таким образом, путь волхвов, это «путь от изучения природы к Библии, от

Библии к непосредственному богообщению, к высшей степени богопозна-

ния и духовной жизни» [4; 338].

Научное знание, как видим, здесь не является самодостаточным, а

служит лишь ступенью на пути к высшему состоянию, к которому призван

всякий человек (будь он ученый или нет) – состоянию богообщения. Нау-

ка, таким образом, – это один из путей, ведущих к Богу и один из путей

служения Богу. Волхвы закончили свой путь как проповедники: они учили

и об откровении в природе, и о Библии, и о Христе. Это и должно, по мыс-

ли о. Глеба, являться примером для современных ученых христиан: «про-

поведовать о раскрытии наукой Божественного Промысла» [4; 339]. При

этом сам отец Глеб, как апологет, занимался сопоставлением Библейского

повествования о творении мира и современных научных данных, видя

«удивительное между ними согласие», и во многих своих работах свиде-

тельствовал о том, что современные научные представления скорее согла-

суются с описанием творения мира в Книге Бытия, чем противоречат ему.

Более того, о. Глеб утверждает: без библейского повествования «ученый не

поймет смысла своих научных изысканий» [4; 339]. Убедительность кон-

кретных положений согласования библейских и научных положений мо-

жет вызывать возражения и иметь иные трактовки. Однако общий принцип

такого подхода возвращает нас к размышлениям славянофилов: Богоот-

кровенная истина конституирует личность, подводит ее к событию бого-

общения, в свете которого научное познание обретает свой высший и в то

же время ограниченный, с точки зрения целого, смысл.

Итак, научная деятельность может и приводить к вере, и выступать

одной из форм жизни по вере. То есть она не является помехой на пути к

Богу, так же, как и вера не разрушает «когнитивную целостность» ученого,

а напротив, созидает ее. Не следует забывать только, что основание этой

целостности – это цельная личность и ее живая вера, а не просто желание

  212

как-то внешне связать сумму религиозных и научных положений между

собой, или, что еще хуже, выдавать одно за другое. Последнее уже не име-

ет никакого отношения ни к науке, ни к религии.

Список литературы:

1. Антонов К.М. Философия И.В. Киреевского: антропологический

аспект. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2006.

2. Жильсон Э. Разум и Откровение в Средние Века.// Богословие в

культуре Средневековья. – Киев: Путь к Истине, 1992. – с.5-48.

3. Киреевский И.В. Критика и эстетика. – М.: Искусство, 1998.

4. Священник Глеб Каледа – ученый и пастырь. – М.: Издательство

Зачатьевского монастыря, 2007.

5. Хомяков А.С. О старом и новом. – М.: Современник, 1988.

  213

ФИЛОСОФСКИЕ ИСКАНИЯ

МОЛОДЫХ

  214

ЭЛЕМЕНТЫ, ФОРМЫ И УРОВНИ ТЕХНИЧЕСКОГО

ТВОРЧЕСТВА

К. А. ФЕДОРОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

ELEMENTS, FORMS AND LEVELS OF TECHNICAL CREATIVITY

K.A.FEDOROVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk state technical university

На основе системного подхода рассматриваются элементы, формы и уровни тех-

нического творчества.

Ключевые слова: техническое творчество, интерес, идея, цель, форма творчества

В 2015 году исполняется 85 лет со дня рождения Владимира Ильича

Белозерцева (1930–1999) – крупного советского и российского философа,

оставившего яркий след в разработке проблем техники и технического

творчества.

В одной из своих работ «Техническое творчество. Методологические

проблемы» [1] Владимир Ильич уделяет особое внимание техническому

творчеству и его структуре. Что же является техническим творчеством?

Техническое творчество – одна из важнейших составляющих развития

современного общества. Для того чтобы понимать, что является техниче-

ским творчеством, необходимо знать его составляющие, то есть разобрать-

ся в самой его архитектонике.

Структура технического творчества может быть рассмотрена в ком-

плексе с изучением элементов, форм и уровней творчества. Что понимают

под словом «структура»? Есть разные мнения и точки зрения по этому по-

воду, но неоспоримым является то, что структурированность технического

процесса – основная компонента, определяющая технический процесс.

Процесс творчества состоит из двух взаимодействующих факторов:

предметная область (объективная сторона) и преобразование этой пред-

метной области (субъективная сторона). Любая творческая деятельность

начинается с интереса; по мере того как творец вникает в суть самого дей-

  215

ствия, в нем просыпаются ответные импульсы и посылы, то есть в его соз-

нании разворачивается комплекс идей для реализации своего увлечения.

Идея – основание для дальнейшего развития. Но не стоит наивно полагать,

что, имея идею, мы можем «свернуть горы», это только начало творения.

Великую силу могут дать знания, так как только они способны рас-

крыть творческий потенциал человека. Важной ступенью в продвижении

по пути созидания является стремление открыть новое, доселе неизвестное

и мало изведанное. Но новое возможно также найти и в глубоко изученном

старом. Невозможно изучить все технические творения от начала и до

конца, да и кто может сказать, где это самое начало и где тот самый конец

исследования? Любое техническое открытие начинается с появления про-

блемы и должно завершиться ее разрешением. Но все ли проблемы разре-

шимы? У каждого может быть свое понимание разрешимости проблем,

каждый человек индивидуален в своем роде, он может иметь разные под-

ходы к изучению и творению. Для одного творца объект творчества полно-

стью изучен, и невозможно на его основе создать новый шедевр, для дру-

гого же открывается «чистое поле». Отметим также, что любое техниче-

ское исследование зависит от времени, в котором совершается нахождение

ответа на поставленный вопрос.

Продвигаясь далее, необходимо рассмотреть цель осуществления

творческой деятельности. Как писал В. И. Белозерцев, «цель технического

творчества – удовлетворение осознанной технической потребности»

[1;110]. Творческий процесс имеет смысл только тогда, когда деятельность

актуальна в обществе. Каждая проблема – поиск, в ходе которого обрета-

ется опыт, он же тесно связан со знаниями (необходимым элементом тех-

нического творчества).

Не стоит полагать, что каждый творец по своей природе уникален и его

техническое творчество не может быть кем-то опровергнуто или оспорено,

также не нужно считать, что всякий созданный деятелем элемент творения

является ошибочным или непродуманным. Необходимо относиться к произ-

веденным созданиям с разумным критицизмом. Ведь верно подмечено, что

«отсутствие результата – это тоже результат», и из любого неверного реше-

ния возможен самый неожиданный выход в правильном направлении.

  216

Рассмотрев работу разных специалистов, можно отметить, что, на-

пример, труд конструктора определенными людьми может трактоваться

по-разному. Можно ли считать деятельность творческой, если она предпи-

сана схемами и шаблонами? Это зависит от конкретной ситуации. Напри-

мер, создание деталей для сборки компьютера не является техническим

творчеством, но если рассмотреть процесс нахождения необходимого для

программирования алгоритма, который также предписан определенными

правилами, то данный вид деятельности уже можно отнести к техническо-

му творчеству. По мере того как программист реализует процесс програм-

мирования, он привносит в него свои детали и особенности написания

программы, в результате чего получается новое творение. Все человече-

ские устремления направлены на достижение и преобразование. Можно,

конечно, работать, не вникая в суть дела, но это нельзя считать творчест-

вом. Бессмысленная штамповка по готовому, без участия своего внутрен-

него «я», – бесполезная трата времени.

Форма творчества определяет, уникальным является открытие или

обычной, повседневной деятельностью, с которой может справиться лю-

бой человек. Переосмысление и применение на практике опыта раскрывает

сущность формы технического творчества. Одна техническая форма отли-

чается от другой по уровню новизны решения, то есть по разным способам

открытия, реализации, применения и распространения.

По своей сути, техническое творчество – это все что возможно про-

извести, используя знания и накопленный опыт, имея интерес и возмож-

ность реализации своих идей. Главным для структуры и формы творчества

является стремление к осознанию, формулировке проблем и их дальней-

шему решению. Творение нового – суть технического творчества.

Список литературы:

1. Белозерцев В.И. Техническое творчество: Методологические про-

блемы. – Ульяновск : Приволж. кн. изд-во. Ульяновское отделение, 1975. –

248 с.

  217

К ПРОБЛЕМЕ СУБЪЕКТА НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО

ТВОРЧЕСТВА

М.В. ДУЛОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

TO A PROBLEM OF THE SUBJECT SCIENTIFIC TECHNICAL

CREATIVITY

M.V.DULOVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматриваются предпосылки возникновения субъекта научно-технического

творчества и его изменение в связи с развитием науки и техники.

Ключевые слова: субъект творчества, научно-техническое творчество, информа-

ционное общество, эмерджентность.

Современный мир невозможно представить без различного вида тех-

нологий. Мир техники активно развивается, постоянно удивляя нас новы-

ми достижениями.

Профессор В. И. Белозерцев, чьими идеями я руководствовалась и па-

мяти которого данный текст посвящен, считал, что центральной пробле-

мой изучения технического творчества является вопрос о субъекте творче-

ской деятельности в системе субъектно-объектных отношений.

Что же из себя представляет субъект научно-технического творчества?

Само понятие «научно-техническое творчество» появилось лишь в

XVII веке. До этого времени научное и техническое творчество развива-

лись параллельно. Наука была уделом элиты, аристократии, представите-

лей высших сословий. Техническим творчеством занимались в основном

слои населения, не имевшие образования: крестьяне, ремесленники. Наука

в то время имела теоретический, а не прикладной характер, и в образован-

ности большей части членов аграрного общества не видели смысла. К тому

же у низших сословий не было мотивации в усовершенствовании орудий

труда с целью получения большего количества продукта или улучшения

  218

его свойств, так как в качестве вознаграждения они получали лишь малый

процент урожая или изделий. Субъект творчества в данном социуме может

быть назван стихийно-утилитарным, учитывая, что в аграрном обществе

обозначение субъекта творчества как научно-технического условно [2;80].

По Канту, труд ученого состоит в фиксации и объяснении того, что

уже имеется в природе. Техническое творчество же представляет собой

создание того, чего еще нет в природе, и в усовершенствовании уже

имеющихся изобретений [2;18].

В XVII-XVIII веках произошел научный и технический прорыв, обес-

печивший переход от аграрного общества к индустриальному. Техника не

могла дальше развиваться без науки. В индустриальном обществе процесс

интеграции науки и техники, подразумевающий техническое творчество на

основе научных достижений, привел к возникновению научно-

технического творчества и его субъекта.

Данный субъект имеет институциональную коллективную форму. В.

И. Белозерцев солидарен с Н. Винером: «Изобретательство стало означать

не случайную проницательность рабочего мастерских, а результат тща-

тельного, всестороннего исследования коллектива квалифицированных

ученых» [1; 290].

В связи с активным развитием массового производства появляется но-

вая профессия, сочетающая в себе ученого и техника, – профессия инжене-

ра. Открываются новые институты, образование становится доступнее,

массовее.

В индустриальном обществе субъектом научно-технического творче-

ства является коллектив, так как научно-технические творческие способ-

ности отдельного человека как субъекта сформировались под влиянием

социальных отношений [2;29].

С середины XX века происходит постепенный переход от индустри-

ального общества к постиндустриальному, или информационному. Данный

вид общества характеризуется большим количеством разнообразной дос-

тупной информации, высоким уровнем развития средств коммуникации и

информационных технологий, глобализацией среды научно-технического

творчества.

  219

Примером глобализации среды научно-технического творчества мо-

жет служить большой адронный коллайдер, являющийся самой крупной

экспериментальной установкой в мире; в строительстве и исследованиях

участвуют более 10 тысяч ученых и инженеров более чем из 100 стран.

Также можно упомянуть о международной космической станции, которая

является совместным проектом 15-ти стран.

В связи с широким распространением компьютеров заниматься науч-

ной деятельностью стало возможным не только в научных центрах. С по-

мощью современных компьютеров выполняется построение моделей раз-

личных процессов, быстро и повсеместно внедряется распределенный вы-

числительный эксперимент. В связи с этим среда научно-технического

творчества приобретает сетевой и цифровой характер.

«Субъект творчества становится эмерджентным, соединяя в себе со-

циальный коллектив и цифровую машину» [2;35]. Являясь сложной систе-

мой, он представляет «взаимосвязь и взаимозависимость социальной груп-

пы и цифровой техники, причем ни одна из составных частей этой системы

не сможет продемонстрировать качества, которые приобретаются только

во взаимодействии» [2;37]. На смену специализации приходит системное

соединение творческого коллектива и цифровых технологий, междисцип-

линарный синтез на основе мультимедиа и в форме гипертекстов.

После представления этапов развития науки и техники можно сделать

вывод, что на протяжении всего своего существования человек подстраи-

вает мир под себя, под свои потребности, преобразуя его. Субъект научно-

технического творчества претерпевает изменения со сменой эпох. Но эво-

люционирует ли при этом сам человек?

В.И. Белозерцев в своей книге ставит следующие вопросы: «способ-

нее ли современные люди по сравнению с прошлыми эпохами?; возрастает

ли уровень их интеллектуальных способностей в сопоставимые историче-

ские эпохи?; изменяется ли удельный вес одаренных, талантливых и гени-

альных людей по мере развития человеческого общества?» [1;278].

Данные вопросы рождают множество гипотез и обоснований, зачас-

тую противоположных друг другу. Существует точка зрения, что человек

не прогрессирует: имеется лишь видимость прогресса, современный чело-

  220

век опирается на достижения предыдущих поколений. Французский уче-

ный Луи де Бройль считал, что дело лишь в разной сумме знаний, а уро-

вень интеллектуальных способностей современных творческих работников

не выше, чем у предшественников [1;280].

В.И. Белозерцев также приводит мнение советского физика Л. Арци-

мовича, который полагал, что распределение людей по уровню интеллек-

туального развития существенно не меняется в течение тысячелетий, что

современные ученые по уровню талантов не уступают своим предшест-

венникам. Однако большое число творческих кадров, массовость и «одно-

временность» открытий и изобретений усредняют таланты сегодняшних

гениев, не позволяют осознать их уникальность [1;280-281].

В.И. Белозерцев обращал внимание на процесс дифференциации в

развитии науки и техники, что ведет к углубленной профессионализации

ученых и творцов. Характерной чертой современного творческого поиска

является интеграция знаний, умений, традиций и методологий, когда ре-

шение какой-либо проблемы возможно с помощью средств, которые были

разработаны в других науках и отраслях знаний.

Это сопряжено с повышением требований к специалистам. Требуются

знания, выходящие за рамки определенной профессии, особенно в связи с

повсеместным распространением компьютеров в информационном общест-

ве. Зачастую требуются навыки работы с компьютером, включающие поиск

информации, программирования, широкие и глубокие экспертные оценки,

прогнозирование, что выходит за рамки большинства специальностей.

По мнению В.И. Белозерцева, каждый сталкивается с альтернативой:

либо наиболее глубокие знания в одной отрасли, либо дилетантская много-

сторонность: яркая творческая способность всегда остается предпочти-

тельней, чем «серая» универсальность [1;296].

Итак, субъект научно-технического творчества претерпевает изменения

в связи с развитием науки и техники. Каждое новое поколение овладевает

опытом, знаниями предыдущих поколений и обогащает память человечества

новыми достижениями. Техническое творчество направлено непосредствен-

но на создание инноваций, внедрение которых оказывает воздействие на су-

ществующий мир. Следует отметить, что с учетом возрастания объема ин-

  221

формации и увеличения ее сложности имеется тенденция повышения требо-

ваний к человеку как к носителю научно-технического творчества. Необхо-

димость обладания знаниями и умениями, выходящими за рамки определен-

ной специальности, приводит к междисциплинарному синтезу.

Философия помогает человеку ориентироваться в объективной реаль-

ности, формирует его представления о мире, что необходимо для после-

дующего осуществления им преобразований. Благодаря своей универсаль-

ности, она занимается изучением сущности субъекта научно-технического

творчества, исследует его роль в мире, выводя и обобщая основные зако-

номерности его развития.

Список литературы:

1. Белозерцев В.И. Проблемы технического творчества как вида ду-

ховного производства . – Ульяновск, 1970.

2.  Бессарабов-Гончаров М. В. Специфика субъекта научно техниче-

ского творчества в постиндустриальном обществе: дис... канд. фил. наук;

Волг. гос. техн. университет. – Волгоград, 2014. //

http://www.ncfu.ru/uploads/doc/disser_bessarabov-goncharov_mv.pdf

КРИТЕРИИ НОВОГО В ТЕХНИКЕ

В.Ф. АЛИЕВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

CRITERIA OF NEW IN TECHNIC

V.F.ALIEVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается проблема критериев нового в технике, выявляется системная

природа их функционирования.

Ключевые слова: критерии нового в технике, технический критерий, экономиче-

ский критерий, критерий физиологической функциональности, критерий психологиче-

  222

ской функциональности, критерий нравственной функциональности, критерий эстети-

ческой функциональности, критерий экологичности.

Трудность творческого поиска

как раз и состоит в том, чтобы найти

техническое решение задачи

в специфических условиях

каждой проблемной ситуации.

В.И. Белозерцев

Владимир Ильич Белозерцев (1930–1999) – доктор философских наук,

профессор кафедры философии УлГТУ. За свою жизнь он добился уваже-

ния не только в нашем университете, в нашем городе, но и в стране и даже в

мире. Многие и сейчас вспоминают этого замечательного человека с тепло-

той в сердце. Им написано множество трудов, одним из которых является

книга «Техническое творчество. Методологические проблемы» [1]. Мне по-

казался интересным вопрос о критериях нового в технике, рассмотренный в

этой книге. Именно этот вопрос я бы хотела затронуть в своей работе.

По словам Белозерцева, «техническое творчество – это самодеятель-

ность субъекта с формулировкой или выбором технической задачи, поис-

ком условий и способа ее решения и созданием нового (в социологическом

ее значении)» [1;88]. Для того чтобы проанализировать новое в технике,

нужно рассмотреть критерии внедрения и разработки новых технических

решений. Важно учитывать, что наравне с тем, как изменяются факторы

производства и как меняются потребности человека и самого социума, ме-

няются и сами критерии нового. Автор выделяет критерии технического,

экономического, физиологического, психологического, эстетического и

экологического характера.

Смысл технического критерия состоит в том, что техника должна со-

четать в себе высокую скорость и точность обработки, улучшение качест-

ва, повышение срока морального и физического устаревания, простоту

конструкции и использования. Все это составляет технологическую функ-

циональность новой техники.

  223

Суть экономического критерия заключается в максимальном сниже-

нии издержек при производстве. Это достигается при экономии средств на

материалы, при замене ручного труда на автоматизированный, при ком-

плексной утилизации побочных продуктов своего функционирования. Чем

больше учитываются условия данного критерия, тем выше экономическая

эффективность новой техники. Однако преувеличение достоинств эконо-

мии живого труда, а также одностороннее увлечение экономией материа-

лов могут привести к снижению экономической эффективности.

Еще одним из важных критериев является критерий физиологической

функциональности новой техники. При создании новой техники основопо-

лагающей задачей является совпадение физиологических качеств человека

с параметрами автоматической техники, ведь большинство нарушений

технологических процессов в сложных технических системах происходят

по причине того, что при конструировании машин не было учтено соответ-

ствие между возможностями технического объекта и ограниченностью

психофизических возможностей человека.Немаловажную роль играет

удобство в использовании. Так, например, раньше не было мобильных те-

лефонов, а были только стационарные телефоны. Для того чтобы связаться

с другим человеком по линии, нужно было обязательно находиться вблизи

телефона и обязательно в том помещении, где находится сам телефон.

Сейчас технический прогресс дает возможность в любое время связаться с

другим человеком, не смотря на то, где ты находишься, ведь средство свя-

зи можно всегда иметь при себе.

Критерий психологической функциональности отображает возраста-

ние роли человеческого фактора и внимания к человеку через мир вещей.

При создании новой техники в рамках данного критерия важными задача-

ми являются оптимизация психических возможностей человека и парамет-

ров техники, а также создание наиболее благоприятной обстановки произ-

водственно-технической среды деятельности человека. Важно учесть, что

техника влияет на развитие психики и образа мышления человека, а также

на развитие духовных потенций.

Критерий нравственной функциональности проявляется в степени

воздействия техники на моральное состояние человека и отношение чело-

  224

века к ее использованию. Нужно, чтобы человеку нравилась его работа,

чтобы он был заинтересован в результате своего труда, а нервная напря-

женность была сведена к минимуму, процесс труда был не монотонен.

В. И. Белозерцев отмечает, что человеку нужна «очеловеченная тех-

ника», которая выступает как средство гуманизации и способствует разви-

тию его способностей и активности, переходу всех видов труда в потреб-

ность человека.

Суть критерия эстетической функциональности состоит в том, что в

техническом конструировании должны быть учтены психология потреби-

теля, психофизиологические свойства производителя, социальные формы

производства и потребления новых изделий, материал, цвет, форма, визу-

альные, тактильные и акустические свойства изделия. Единство многооб-

разных задач и функций художественного конструирования способствует

устранению недостатков в проектах, уменьшает издержки производства.

Цель дизайна – достижение оптимального психофизиологического состоя-

ния человека в процессе его деятельности, оптимальной его работоспособ-

ности и производительности, а для наиболее благоприятного воздействия

на органы чувств и эмоции человека – обеспечение единства формы и

функции объекта. Так, например, от цвета страницы в глобальной сети за-

висит, будет ли пользователь вникать в суть информации, либо поспешит

перейти по другой ссылке на другой сайт, где цвет не мешает восприятию

информации.

Эстетические особенности технических объектов вытекают из их

функционального назначения. Важно отметить, что основным критерием

эстетического уровня технического объекта должна служить его «социаль-

ная функциональность».

Еще одним критерием является критерий экологичности новой техники.

Повышение роли экологичности новой техники объясняется ростом объема

общественного производства и степени воздействия человека на природу.

Значение этого критерия возрастает в связи с необходимостью защиты воз-

духа, воды, почвы от загрязнения и биосферы от разрушения. Так обеспечи-

вается равновесие природы и человека, при этом природные ресурсы исполь-

зуются рационально, а отходы от их употребления утилизируются.

  225

Вклад В. И. Белозерцева в разработку проблемы критериев нового в

технике состоит в том, что он берет все критерии в системе, то есть не просто

их рассматривает, а показывает, как они друг друга взаимообусловливают.

В настоящее время при создании новой техники учет некоторых кри-

териев сведен к минимуму, но, тем не менее, некоторые критерии допол-

няются новыми показателями. Так, например, несоблюдение технического

критерия приводит к серьезным нарушениям технологических процессов

на заводах. Причиной этого является недостаток физической силы при ис-

пользовании того или иного оборудования либо непонимание того, как им

пользоваться. Конструкция оборудования может быть настолько сложна,

что для того, чтобы понять суть его работы, нужно очень долго разбирать-

ся в способах его эксплуатации. Что касается физической силы, то многие

машины и приборы на заводах предполагают рабочего-мужчину, тогда как

в настоящее время в связи с материальными сложностями на заводы идут

работать женщины, а работа бывает им зачастую непосильна.

Одним из новых показателей является мода. Этот показатель можно

связать с несколькими критериями: с экономическим – мода приводит к

увеличению спроса на ту или иную продукцию, что приводит к увеличе-

нию экономической эффективности производства и увеличению прибыли

производителя; с критерием психологической функциональности – мода

воздействует на психику человека, и это приводит к тому, что мода пере-

растает в потребность человека купить эту продукцию; с эстетическим –

соответствие моде означает, что это стильно и современно; с социальным

критерием (как к характеристике взаимосвязи разных социальных групп) –

потребитель, приобретая что-то модное, пытается повысить свою социаль-

но-статусную самооценку: если у него имеется что-то модное, это свиде-

тельствует о его особом статусе.

Рассмотрим критерии нового в области современных информацион-

ных технологий. Превалирующим критерием для разработчиков является

экономический критерий, потому что разработчики стремятся к макси-

мальной прибыли при минимальных издержках. Если рассматривать ин-

формационные технологии с позиции программистов, то основными кри-

териями будут логико-математический и технический критерии, так как

  226

для программистов наиболее важным является качество, срок использова-

ния, а также другие технические характеристики. Основными критериями

для пользователей являются технический критерий (простота конструкции,

повышение срока использования), экономический критерий (пользователь

стремится к минимизации затрат), критерий физиологической функцио-

нальности (возможности пользователя должны совпадать с параметрами

техники, тогда функционирование человека будет наиболее успешным),

критерий психологической функциональности (психологическая адаптация

должна происходить как можно быстро), критерий нравственной функ-

циональности (пользование не должно быть изнуряющим и монотонным, а

напротив, интересным и целенаправленным), критерий эстетической

функциональности (материал, цвет, форма, визуальные, тактильные и аку-

стические свойства должны повышать качество работы), критерий эколо-

гичности (использование не должно вредить здоровью пользователя и не

должно приводить к загрязнению или разрушению окружающей среды, но,

к сожалению, возможность загрязнения или разрушения окружающей сре-

ды беспокоит далеко не многих). Можно сделать вывод, что степень учета

того или иного критерия зависит от рода выполняемой деятельности.

Достижение целостного и системного рассмотрения новой техники,

взаимосвязи и взаимодополнения ее критериев должно вести к повышению

качества техники и человеческой жизни. Критерии взаимообусловливают

друг друга, а это означает, что нужно исключить абсолютизацию какого-

либо критерия. Именно это пытался донести до нас Владимир Ильич Бело-

зерцев в своей работе.

Список литературы:

1. Белозерцев В.И. Техническое творчество. Методологические про-

блемы. – Ульяновск : Приволж. кн. изд-во, 1975. – 248 с.

  227

ТЕХНИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ

ЯВЛЕНИЕ

А.Д. БАРТ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

TECHNICAL CONSERVATISM AS PUBLIC PHENOMENON

A.D. BART

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается технический консерватизм как общественное явление, просле-

живается эволюция его форм на разных этапах зрелости технического развития.

Ключевые слова: технический консерватизм, техническое творчество, техника.

В эпоху глобальной информатизации одним из векторов социального

развития является техническое творчество. Одним из факторов, сдержи-

вающих развитие техники и технологий, является технический консерва-

тизм.

Техническому творчеству и техническому консерватизму уделялось

исследовательское внимание на протяжении длительного периода времени,

данная проблема актуальна и сегодня. В настоящее время развитие научно-

технического прогресса достигло высокого уровня развития, но все же мы

не всегда можем спрогнозировать его результаты и последствия. Еще в

1975 году В.И. Белозерцев в своей книге «Техническое творчество. Мето-

дологические проблемы» особое внимание уделил структуре технического

творчества и антитворчества, техническому консерватизму [1].

В справочно-энциклопедической литературе под консерватизмом по-

нимается приверженность ко всему устаревшему, отжившему; враждеб-

ность и противодействие прогрессу в общественной жизни, науке, технике,

искусстве и т. п.; часто консерватизм трактуется как общее определение

мировоззрения консерваторов и членов реакционных сообществ.

  228

Такое определение консерватизма является неполным, так как указы-

вается лишь одна черта консерватизма – «приверженность к устаревше-

му», рассматривается лишь одна форма консерватизма – сознательный, во-

инствующий, и считается, что консерватизм – наследие прошлого. Обозна-

ченные причины не позволяют точно определить носителей консерватиз-

ма, их поведение. С одной стороны, носителями технического творчества

выступают ученые, инженеры, рационализаторы-изобретатели, создающие

новую технику, а с другой стороны – «строгие» консерваторы, выступаю-

щие против ее создания и внедрения.

Реальную ситуацию развития и продвижения технического прогресса

следует рассматривать с учетом указанных обстоятельств. По мнению В.И.

Белозерцева, «к техническому консерватизму относится все ... то, что пре-

пятствует созданию условий для творчества и внедрения нового, сдержи-

вает реализацию объективных возможностей развития техники, не отвеча-

ет объективным потребностям технического прогресса и обрекает на от-

ставание и застой в различных звеньях техники» [1; 199-200].

Технический консерватизм связан с действием различных факторов:

1. Факторы, которые действуют во все исторические эпохи: природа

мышления и психические свойства человека.

2. Факторы, определяющие характер и формы существования техники.

3. Факторы исторического характера, выражающие природу социаль-

ного порядка: экономические, политические, идеологические.

Влияние данных факторов весьма различно на разных стадиях разви-

тия общества.

В первобытном обществе технический консерватизм связан со всеми

указанными факторами, обусловливающими психику и мышление людей,

ту или иную природу социальности, характер и формы существования тех-

ники. В основе этого строя лежит родовая общность людей и построенный

на ней коллективный труд. В первобытном обществе люди производят

продукт и сами его потребляют. Техническое развитие характеризуется

примитивным уровнем орудий, сводится к использованию ручных орудий.

  229

В эпоху античности, средних веков и Нового времени действуют все

группы факторов, но реализуются они по-разному. Античность характери-

зуется тем, что производство, применение и изменение техники рассмат-

ривается как труд отверженных обществом рабов, в свою очередь, рабы не

являются «двигателем» технического развития. Эта эпоха пропитана тех-

ническим консерватизмом.

Основными признаками средневекового уклада жизни были господ-

ство натурального хозяйства, сочетание крупного феодального и мелкого

крестьянского землевладения, личная зависимость крестьян от феодала

(внеэкономическое принуждение), низкий уровень состояния техники,

также для увеличения производительности труда и дохода использовались

кабальные формы найма.

В индустриальном обществе главным фактором получения дохода ста-

новится повышение производительности труда и снижение издержек произ-

водства за счет развития машинной техники, возникновения эффективных

форм организации труда, применения достижений научно-технологического

прогресса. Общество характеризуется массовым, поточным производством,

механизацией труда, развитием рынка товаров и услуг.

Постиндустриальное общество – общество, в котором, казалось бы,

нет места техническому консерватизму. Основой постиндустриального

общества является развитие творческой личности, высокопроизводитель-

ная промышленность с большой долей инновационных и качественных ус-

луг, создание автоматизированных машин. Однако можно ли утверждать,

что здесь исчезают условия и предпосылки технического консерватизма?

В книге В.И. Белозерцева сформулированы основные направления в

развитии технических нововведений при соответствующем уровне разви-

тия общества. Каждому этапу развития были характерны определенные

консервативные взгляды на технический прогресс, поэтому всегда сущест-

вовали трудности в творческом развитии. «Творчество всегда сталкивалось

с трудностями, неудачами, риском, так как оно требует напряжения всех

сил человека. Для утверждения нового всегда не хватает тех или иных

объективных условий, т. е. оно не утверждается без борьбы» [1; 206].

  230

Особый интерес представляют выявленные автором основные недос-

татки в подходах к рассмотрению проблемы технического консерватизма:

1. Действие технического консерватизма связывают лишь с фактора-

ми, выражающими природу социального строя, и игнорируют другие фак-

торы, которыми был обусловлен технический консерватизм в советское и

постсоветское время.

2. Неполный анализ факторов действия технического консерватизма,

отсутствие диалектики в ходе анализа взаимодействия этих факторов.

3. Акцент лишь на отдельных сферах и формах проявления техниче-

ского консерватизма.

В соответствии с перечисленными выше недостатками в постиндуст-

риальную эпоху сложно конкретно обозначить носителей технического

консерватизма, их приемов и действий.

На мой взгляд, развитие техники, технологий, нововведений в на-

стоящее время достигло достаточно высокого уровня развития. Однако та-

кое бурное развитие не всегда хорошо, ведь человек становится бесполез-

ным в производственном процессе. В итоге это может привести к тому, что

человеческие ресурсы полностью заменят «умные» машины. Но настолько

ли они умны…?

Список литературы:

1.Белозерцев, В.И. Техническое творчество. Методологические про-

блем. – Ульяновск : Приволж. кн. изд-во. Ульяновское отделение, 1975. –

248 с.

  231

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА И ЕЕ РОЛЬ

В ФОРМИРОВАНИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ

КАЧЕСТВ СПЕЦИАЛИСТА

А.В.БОДРЯКОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

PROFESSIONAL CILTURE AND ITS ROLE IN INFORMATION OF

PROFESSIONAL QUALITIES OF THE EXPERT

A.V.BODRYAKOVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматриваются проблемы структуры профессиональной культуры и ее прояв-

лений в деятельности личности специалиста.

Ключевые слова: профессиональная культура, личность, мотивационно-

ценностная компонента, эмоционально-чувственная компонента.

На сегодняшний день подготовка молодых специалистов перестает

быть исключительно процессом подготовки человека только к определен-

ной профессиональной деятельности. Назначение профессионального об-

разования также заключается в выполнении определенных гуманистиче-

ских задач и функций по воспитанию будущего специалиста, формирова-

нию и развитию его личности. К гуманистическим задачам можно отнести

«привитие» культуры и морально-этических принципов, умение понимать

и реализовывать человекоразмерность любого профессионального знания

и навыка, впаянность человеческих ценностей, идеалов, смыслов во все

сферы и формы деятельности, включая профессионально-специальную и

образовательную.

Изучению профессиональной культуры будущих специалистов раз-

личных профессий посвящены труды профессора философии В.И. Бело-

зерцева, в течение многих лет возглавлявшего кафедру философии УлПИ –

УлГТУ.

  232

В своей статье «Роль философии в становлении культуры профессио-

нала» В.И. Белозерцев выделяет ведущие элементы внутренней культуры,

такие, как интегративные профессиональные знания, чувство реальности,

чувство меры, чувство нового, чувство долга и совести, чувство ответст-

венности за последствия своей деятельности [1].

Предметная область исследования каждого указанного элемента про-

фессиональной культуры содержит вопросы о сущности социализации как

феномена культуры; важность норм культуры как способа социализации;

статусное значение культурных норм в разных социальных средах; статус-

ную роль культуры в условиях масштабного производства молодых спе-

циалистов. Основной частью профессиональной культуры, по мнению В.И.

Белозерцева, является стремление к постоянной плодотворной творческой

деятельности. В.И. Белозерцев считал, что в процессе самой творческой

деятельности происходит понимание и освоение личностью общественно-

исторического опыта, который закрепляется в предметах материальной

и духовной культуры. Эффективность творческой деятельности в большой

степени зависит и от эмоционального окружения самого человека, что яв-

ляется одним из существенных составляющих понятия «личный смысл

жизни».

Исходя из данных суждений, отметим, что среди наиболее значимых

качеств высокоэффективной профессиональной подготовки будущих спе-

циалистов выделяются основные составляющие их профессиональной

культуры, которыми являются: профессиональная грамотность, профес-

сиональная компетентность, осведомленность и подготовленность, моти-

вационно-ценностная и эмоционально-чувственная компоненты. Следует

отметить, что эти компоненты профессиональной культуры по большому

счету взаимосвязаны, а межкомпонентные связи взаимообусловлены. Для

формирования профессиональной культуры будущих специалистов суще-

ственное значение имеет мотивация саморазвития и самореализации бу-

дущего профессионала. Как отмечает А. А. Деркач [2; 575], личность

должна овладеть способностью к проектированию саморазвития и к орга-

низации в границах своей творческой деятельности условий для самореа-

лизации.

  233

С другой стороны, в структуру профессиональной культуры личности

будущего специалиста следует добавить такие ее качества, как способно-

сти, мотивацию, социальные навыки общения, темперамент, возможность

воспитать в себе лидера и самореализовываться. С. Л. Рубинштейн так

обобщил личностные качества: «Способности человека — это проявление

его способностей к учебе и труду. Воля в специфическом смысле этого сло-

ва, которая поднимается над уровнем природных органических влечений,

предполагает существование общественной жизни, в которой поведение че-

ловека регламентируется нравственностью и правом» [цит. по: 3; 108].

Таким образом, можно сказать, что под профессиональной культурой

будущего специалиста необходимо понимать не только совокупность про-

фессиональных знаний и способность к анализу и вычислениям. Профес-

сиональная культура будущего специалиста также подразумевает развитие

в нем личности, раскрытие скрытых талантов, стимуляцию его к самореа-

лизации и самосовершенствованию, способности принимать самостоя-

тельные решения и быть субъектом не только своей профессиональной

культуры, но и культуры в целом.

Список литературы:

1. Белозерцев В.И. Роль философии в становлении культуры профес-

сионала // Тезисы докладов XXXI научно-технической конференции про-

фессорско-преподавательского состава университета. Ульяновск. –

Ульяновск : УлГТУ, 1996. – 80 с. – С. 53-57.

2. Деркач А.А. Акмеологические основы развития профессионала. —

М.: Изд-во Московского психолого-социального института. — Воронеж :

НПО «МОДЭК», 2004.

3. Чернова Ю.К. Профессиональная культура и формирование ее со-

ставляющих в процессе обучения. — Москва–Тольятти : Изд-во ТолПИ,

2000.

  234

ПРОТИВОРЕЧИЯ СОВРЕМЕННОЙ ТЕХНОГЕННОЙ ЦИВИЛИЗА-

ЦИИ И НЕОБХОДИМОСТЬ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО ИЗМЕРЕНИЯ

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА

Д. И. САЗОНОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

THE CONTRADICTIONS OF MODERN INDUSTRIAL CIVILIZATION

AND THE NEED FOR A HUMANISTIC DIMENSION OF SCIENTIFIC

AND TECHNICAL PROGRESS

D.I. SAZONOV

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается противоречие техногенной цивилизации и обоснование необхо-

димости в подведении под научно-технологический прогресс гуманистических ценно-

стей.

Ключевые слова: техногенная цивилизация, творчество, антропогенная цивилиза-

ция, гуманистическая мотивация.

Способствовать реформированию общества в свете его развития, а

также в свете развития антропогенной цивилизации в целом – вот одна из

основных задач современной философии.

Сегодня развитие человечества нельзя рассматривать отдельно от

состояния техногенной ситуации в мире. Становление человека модерна –

это становление новой цивилизации, техногенной, в которой ведущую

роль играют действия, направленные на научные исследования и техниче-

ские изобретения, а главным принципом которой является принцип про-

гресса, базирующийся на преобладании новаций над традициями. Нега-

тивные последствия бесконтрольного технико-технологического прогресса

становятся все отчетливей, например: увеличение числа людей с разного

рода заболеваниями, полученными из-за загрязнения воздуха, почвы и

водных ресурсов в результате деятельности промышленных предприятий,

  235

которые круглосуточно сбрасывают в атмосферу и в воду загрязняющие

вещества.

Владимир Ильич Белозерцев в своей работе «Философско-

методологические аспекты проблемы человека в условиях кризиса

техногенной цивилизации и становления цивилизации антропогенного ти-

па» ставит вопрос о необходимости контроля над деятельностью человека,

а особенно людей, тесно связанных с техническими науками и научными

открытиями [1].

Негативный опыт развития техногенной цивилизации должен быть

осознан и переработан, если мы не хотим, чтобы «эра человека» пришла к

своему логическому завершению, а на смену человеческому разуму при-

шел разум искусственный. Спонтанное, неконтролируемое и неуправляе-

мое развитие науки и техники может привести не к совершенствованию

человеческой цивилизации, а, напротив, к ее угнетению и экологической

катастрофе на планете.

Любознательность ученых, их поиски и научно-технические прорывы,

которые мотивируются не гуманистическими целями, а интересом к тому,

что может получиться, просто недопустимы. Далеко не все, что современ-

ные ученые, благодаря накопленным знаниям и опыту, могут реализовать

на деле, должно быть реализовано и воплощено в жизнь.

Мало кто из разработчиков и научно-технических работников

задумывается о последствиях, к которым может привести их открытие.

Изучением реальных и возможных последствий социально-экологической

проблемы занимаются, как правило, в последнюю очередь, определяя это

направление как не столь важное и полезное, как само непосредственное

открытие чего-либо нового. Однако последствия порой могут быть

необратимыми. Более того, губительные последствия ряда открытий могут

быть выявлены лишь спустя длительный период времени, когда изменения

в экологическом состоянии планеты будут губительными.

Двигателем творчества современных ученых должно быть не только и

не столько любопытство, сколько гуманистическая мотивация, осознание

необходимости для человечества того или иного открытия. Если продук-

том творчества ученого не пользуются, теряется социально-ценностный

  236

ориентир прогресса, а самим разработчиком теряется чувство ответствен-

ности перед социумом.

Жертвами творческого азарта, научного любопытства, которое не

контролируется ни одним из существующих социальных институтов, мо-

гут стать не только сами ученые, но и не связанные с ними люди, их жизнь

и вся среда обитания. Можно сказать, что от такой неконтролируемой

деятельности страдает вся планета, в первую очередь ее экологическое

состояние.

Становление антропогенной цивилизации невозможно, если поведе-

ние человечества не изменится и новые ценностные ориентиры не будут

установлены. Более того, продолжение неконтролируемых открытий без

осмысления их последствий вполне способно привести к неотвратимой

гибели человеческой цивилизации.

Спасти и направить в нужное русло современное общество может

только реформа сознания и переориентация науки в сторону выявления

гуманистического смысла технико-технологического развития.

Список литературы:

1. Белозерцев В.И. Философско-методологические аспекты пробле-

мы человека в условиях кризиса техногенной цивилизации и становления

цивилизации антропогенного типа // Человек в контексте выбора путей ци-

вилизационного развития. – Ульяновск : УлГТУ, 1998. – С. 4-7.

  237

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ В ЭКОНОМИЧЕСКИХ

КОНЦЕПЦИЯХ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (НА ОСНОВЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

АВГУСТИНА БЛАЖЕННОГО И ФОМЫ АКВИНСКОГО)

Л.Ф. ЕМЕЛЕЕВА Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

SOCIO-PHILOSOPHICAL IDEAS IN THE ECONOMIC CONCEPTS OF

THE MIDDLE AGES (BASED ON THE WORKS OF SAINT

AUGUSTINE'S AND THOMAS AQUINAS)

L.F. EMELEEVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается процесс переосмысления сути жизни человека и способов ее

проживания в средневековой Европе, в ходе которого получившие религиозно-

философскую интерпретацию экономические представления постепенно включались в

сферу хозяйственных отношений людей и создавали необходимые условия совместной

жизнедеятельности людей в обществе.

Ключевые слова: природа человека, град земной, град Божий, труд, благо, торгов-

ля, цена, товар.

Начало нового периода в истории Европы − Средневековья − ознаме-

новалось кардинальными преобразованиями во всех сферах жизни, в том

числе в представлениях о человеке и обществе. Однако полностью отказать-

ся от наследия античности средневековые мыслители не смогли. Это насле-

дие было преобразовано с учетом формировавшегося христианского пони-

мания человека, его места среди себе подобных, цели и смысла жизни.

В данном процессе основополагающая роль отводится Августину Ав-

релию (лат. Aurelius Augustinus Hipponensis, 354 − 430 гг.). Размышления

Августина Блаженного о человеке проникнуты бесконечной жалостью к

нему и состраданием. Жизнь людей, пишет Августин, «пропитана» несча-

стьями и лишениями. Но страдание не объединяет людей, каждый человек

одинок и еще более несчастлив из-за недоверия к себе подобному. Беспро-

  238

светность, неопределенность, одиночество – таково мироощущение средне-

векового человека. Взаимоотношения людей, построенные на насилии, ко-

рысти, предательстве, лжи, Августин Блаженный назвал градом земным.

Живя по законам града земного, люди несчастны и не способны обрести

счастье. Согласно Августину, каждый человек проходит свой жизненный

путь один, для этого ему не нужны другие люди (семья и общество). Нет

необходимости в разработке целостной экономической концепции как ос-

новы понимания общества и человека. Град земной грешен и преходящ, по-

этому главная цель жизни человека – достижение высшего блаженства –

града Божьего. Град Божий не является моделью устройства государства,

как, например, модели идеального государства у Платона и Аристотеля. Он

является одновременно целью и причиной существования человека на Зем-

ле. Изначально грешный человек достигает града Божьего, очищаясь в стра-

даниях града земного. Однако жизнь человека немыслима без ведения хотя

бы элементарной хозяйственной деятельности. Поэтому Августин обраща-

ется к рассмотрению отдельных экономических понятий, таких как нажива,

ростовщичество, богатство, труд, характеризующих базовые экономические

отношения. Они имеют место в граде земном, посему греховны по сути. И

только труд является благом, если он не приносит выгоды, а служит благим

целям. Решению этой задачи как раз и должны были способствовать прави-

ла ведения хозяйства, в соответствии с которыми труд признавался добро-

детелью. Трудиться – значит обретать блага духовные и материальные. Ду-

ховные блага выше по отношению к материальным, так как первые при-

ближают человека к высшему благу, а тяга ко вторым происходит из поро-

ков человека (корыстолюбие, невоздержание, тщеславие, гордыня). Именно

поэтому пользоваться материальными благами Августин Блаженный при-

зывает скромно, трезво, умеренно и благочестиво. Материальное благопо-

лучие не считается целью трудовой деятельности, поскольку стремление к

нему (изобилию богатств) продиктовано желанием получать больше, чем

нужно (больше меры). Подобное стремление ведет к нравственной распу-

щенности и развращенности, бесконечному разнообразию наслаждений,

расточительности, беспечности. Это Августин называет извечным врагом

слабых душ. Благополучие представляется злом жизни, так как путь к нему

  239

идет через убийства, мятежи, грабежи, страсть к господству, междоусобные

войны, конфискацию имущества [1; кн.1, гл.30,31].

Цель деятельности заключается не в почете внешней жизни, власти,

чести, но в самом деле, которое создает благосостояние (благое состояние)

человека. К тому же у Августина есть рассуждение о том, что пока человек

познает части, он трудится, а объединив познанное в целое, успокаивается.

Таким образом, и жизнь, и каждодневная деятельность человека – это

постепенная, шаг за шагом, подготовка к будущему блаженству – наивысшей

цели. «Цель – не эта суета, а та жизнь – где цель – истина» [1; 1064].

Отсюда следует, что категории, характеризующие хозяйственную жизнь

общества (среди которых цена, товар, деньги, стоимость, прибыль,

соперничество) выражали в первую очередь не экономические представления

того времени, а религиозно-философское видение человека и общества.

Одновременно они презентировали уровень развития материально-

производственной сферы, поэтому в основе экономических идей Августина

лежит моральное требование обеспечения человека средствами к

существованию в пределах скромности, разумности, воздержности. Такая

целевая установка вполне соответствовала существовавшему тогда

натуральному хозяйству и товарному обмену и обосновывала отрицательное

отношение к развитию товарного производства и товарно-денежных

отношений, повышению производительности труда. Все, что имело

отношение к приумножению материальных благ, не признавалось ценным.

Августин Блаженный писал, что большая часть людей любит более пороки с

их соблазнами, чем добродетель с ее полезной суровостью. «Деятельны с

трудом, а ленивы без труда» [1; кн.22, гл.22]. Таким образом, и труд – даже

полезный – это наказание. Следовательно, в труде не выявляется его

социальная сущность, тем самым он не может быть понят как одно из

основополагающих условий бытия общества. Даже рабство Августин

описывал прежде всего как результат греховности человека. Рабство может

быть духовным, когда проявляется «дурная воля» человека и подчиняет душу

похоти. В результате многочисленных войн побежденным сохраняли жизнь, и

они становились рабами человека. Быть рабом человека, согласно Августину,

лучше, чем стать рабом своей похоти. И если человек не может освободиться,

  240

то хотя бы может служение в рабстве сделать свободным, пока не настанет

освобождение [1; кн.19, гл.15]. То, что рабство имеет сугубо экономические

причины, осталось вне поля зрения. Признавая факт и источники рабства,

Августин трактовал его в религиозном контексте как свидетельство

греховности человека.

Другим важнейшим следствием внеэкономического понимания труда

стало отрицание античного представления о человеке как «социальном

животном». Августин Блаженный исходит из противоположной позиции:

процветание целого общества свидетельствует о благополучии одного

человека, так как «множество слагается из единиц». И следует заботиться о

добродетели одного человека, которая может сделать счастливым и

гражданское общество. «Ведь не одним же счастливо общество и совсем

другим – человек» [1; 77]. Тем не менее, целью жизни человека и целью

общественной жизни является истинное блаженство. Однако в настоящей

жизни блаженства нет. Бог дает человеку надежду на то, что в конце

настанет истинное блаженство.

Августин Блаженный описывает, как создавалось множество

религиозно-философских течений, предлагающих ответ, где человеку

искать «конец блага», то есть проживать жизнь, двигаясь к совершенству, и

где «конец зла» – в душе человека, в теле или в душе и теле.

Рассматривается три рода жизни: жизнь свободная от житейских дел

(наука, созерцание), жизнь деятельная (занятие государственными делами)

и соединение созерцательной и деятельной жизни. Благо, с достижением

которого достигается блаженство, разные философы видели в добродетели,

похоти, природных началах человека (таких, как чувства, здоровье, красота

тела) и в сочетании этих явлений. Августин Блаженный указывает, что эти

ценности пригодны в качестве цели блаженства в настоящей жизни, а по

существу, они суетны, неистинны [1; кн. 19, гл. 2].

Благо достигается только верой. Вера затрагивает душу отдельного

человека, чтобы верить, не нужен союзник, нужна высшая цель и

наставления, как пребывать в вере и не отступить от нее. Таким образом,

человек мог бы существовать в одиночестве, если бы он не был обременен

телом с его греховными устремлениями. Общество необходимо именно в

  241

силу этого обстоятельства, но в то же время является вторичным,

поскольку никоим образом не может стать условием достижения

блаженства. Действительно, люди объединены совместной деятельностью,

но экономические взаимосвязи слабы (ведение натурального хозяйства,

разорение городов, ослабление торговли), социальные связи также

непрочны (страх предательства, голод, болезни). Однако устрашения,

запреты, назидания, наказания не дают человеку чувствовать себя

уверенным в настоящей жизни, и только вера остается единственной

опорой и надеждой. Вера сильна, когда с надеждой ожидают того, что еще

не случилось [1; кн. 13, гл. 3].

Образ жизни не важен, важно чтобы человек жил в соответствии с

заповедями, которые ведут к Богу. Вера помогает человеку жить «по богу»:

быть добрым и ненавидеть зло, но не ненавидеть другого человека, а

ненавидеть пороки в человеке, а самого человека любить. Добродетель

открывает человеку путь в «град Божий» и вечное царствие с Богом.

Человек может проживать жизнь «по человеку» в «земном граде»,

где он ищет пользу, удовлетворяет свои желания, а когда возникает

недостаток, начинается борьба и побеждает сильнейший; голос природы

призывает побежденного покориться. Там человек живет, следуя

материальным ценностям, и выгоду ставит выше благодетели. Этот град

для Августина Блаженного интереса не представляет. Град Божий – вот что

приковывает внимание мыслителя. Человеку представляется возможность

посредством благодетели и добрых дел попасть в «град Божий» и достичь

высшей цели – Бога.

Произведение «О граде Божьем» Августина Блаженного выполняло

просветительскую и методологическую функции в условиях становления и

утверждения христианства в качестве основной религии в

многонациональном европейском сообществе. Его значение заключается в

том, чтобы показать человеку его действительное, с точки зрения

христианства, положение и открыть ему существование иных принципов

прохождения жизненного пути. Перед человеком открылась некая тропа

добродетели и блага, двигаясь по которой он достигнет истинного смысла

своего существования.

  242

Другим крупнейшим мыслителем Средневековья, чья деятельность

так же на многие столетия определила понимание людьми самих себя и

своего места в мире, был Фома Аквинский (лат. Thomas Aquinas, итал.

Tommaso d'Aquino, 1225 - 1274 гг.).

Фома Аквинский родился и жил в эпоху, когда христианство уже крепко

утвердилось в качестве основной религии на территории Европы, церковь

имела значительное влияние на государственное управление, а уровень

материального производства и социальное развитие значительно отличались

от периода, когда жил Августин Блаженный. Для Фомы христианские идеи

были естественными, не требующими специального обоснования. Они

повсеместно выражались в готовых нормах и правилах жизни. Да и сам

жизненный путь Фомы кардинальным образом отличался от биографии его

великого предшественника. Вся эта совокупность обстоятельств не могла не

отразиться в его социально-экономических и антропологических

представлениях. Именно поэтому в отличие от Августина Блаженного Фома

не игнорирует град земной, а впоследствии в собственных произведениях

предлагает способы и варианты сосуществования «града Божьего» и «града

земного». В связи с этим экономические отношения, действующие в «граде

земном», Фома Аквинский представляет не одномерно (как греховные,

ведущие исключительно к наживе), но складывающиеся в меняющихся

условиях, из которых священник помогает выбрать ведущие к благой цели и

предостерегает от грехов.

Прежде всего, следует заметить, что взгляды на происхождение

человека по ходу истории изменялись. Если Августин Блаженный утверждал,

что Бог создал человека прекрасным, но желание запретного побудило его

душу к первородному греху, в результате чего что бы человек ни предпринял,

жизнь его независимо будет проходить в страданиях и невзгодах – в расплате

за совершенный грех. Однако если человек следует по пути добродетели, он

может надеяться в будущей жизни обрести блаженство, но в земной жизни

люди не могут знать, кто в ином мире окажется избранным. Здесь ясно

проявляется идея о предопределенности, которая затем станет краеугольным

камнем протестантизма. Согласно же Фоме Аквинскому, все созданное несет

в себе пассивную потенцию и может реализоваться различным образом, то

  243

есть нет предопределенности, что позволяет предположить наличие в

человеке потенциально разных качеств.

Чтобы явить ум Божий, Бог сотворил мыслящих тварей. Речь идет о

человеке, сотворенном разумным, мыслящим и обладающим волей, чтобы

действовать, познавать. В этом заключается суть человека. Другая проблема,

решение которой является для Фомы Аквинского первостепенной в

понимании человека и общества, это проблема блага и зла. В трактовке

природы блага и возникновения зла его позиция совпадает с позицией

Августина. Благо есть результат божьего творения. Если все сущее – это

благо, то зло – не сущее, у него нет первопричины. Зло получается вне

намерений Создателя, случайно. Благо и зло не есть результаты одного и

того же начала. Зло – это лишенная чего-то сущность, лишенность. «Первое

начало всех вещей есть единое первое благо; а к последствиям его действий

случайно присоединяется зло» [2; 181]. Для человека благо оборачивается

злом, когда человек поступает дурно, то есть пренебрегает (лишает себя)

благом. Поскольку в трудах Фомы Аквинского представлена иная, чем у

Августина, картина понимания человека, его жизни, то меняется понимание

сути общества. Согласно Фоме Аквинскому, «благо народа божественнее,

чем благо одного человека». Это рассуждение он строит по принципу:

результаты пропорциональны причинам [2; 185]. Отсюда, причины, ведущие

к благу народа (общества), то есть причины объединяющие, сильнее,

важнее, чем направленные на благо отдельного человека.

В этом вопросе мнение Аквинского, следующего традициям

Аристотеля, не совпадает с утверждением Августина о том, что благо для

одного не может не быть благом для многих.

Изменение взгляда на общество не могло не изменить понимание

основы его существования – понятие труда как наказания за грехи

трансформировалось в характеристику труда как ценности. Ход

рассуждения Фомы таков: человек и мир сотворены Богом-творцом.

Активность Бога проявляется в акте творения. Человек, сотворенный по

подобию Бога, являет собой акт и потенцию (способность к активности).

Способность к активности у человека есть способность к деятельности,

труду. Она естественна. Высшая активность человека состоит в созерцании

  244

Бога, то есть высшем блаженстве. Это, наверное, можно рассматривать как

лучший результат жизнедеятельности человека. Следование принципам

христианства, жизнь во граде Божьем, позволяют человеку достичь этого

результата. Однако люди чаще живут во граде земном, где порок

преобладает над добродетелью. Аквинский, переосмысливая Священное

Писание под влиянием идей Аристотеля, открывает перед человеком

срединный путь.

Экономические отношения характеризуют град земной. Деятельность

по изготовлению различных предметов была и являлась проявлением

активности и совершалась в соответствии с действовавшими нормами и

правилами. Однако Фома особо выделил и подверг религиозно-

философскому анализу сферу торговли, поскольку в его времена

производство не было столь развито, как торговля.

Именно распределение и потребление оказывались на «поверхности»

экономической сферы, поэтому они, в первую очередь, становились

предметом изучения и характеризовались через призму христианской

религиозной позиции; «…торговле как таковой сопутствует некоторая

порочность, а именно в той мере, в какой она по самой своей природе не

предполагает добродетельной и необходимой цели» [10; 337], но тем не

менее она есть демонстрация активности человека, то есть в ней

присутствует благое.

Греховное и естественное, правосудное и неправосудное – таковы

основания, по которым выделяются противоположные стороны торговли и

осуществляется классификация ее видов. Торговля разделяется на меновую

(товар обменивается на товар или товар покупается на деньги для

удовлетворения естественных потребностей человека) и на торговлю ради

прибыли (деньги обмениваются на деньги или товары приобретаются для

последующей перепродажи). Меновая торговля признается благим делом.

Торговля ради прибыли способствует распространению греха (жажда

наживы не имеет предела) и должна быть осуждена. Однако Фома

Аквинский здесь преодолевает критический момент, который ставит под

сомнение благость торговли, и вводит дополнительные правила: первое –

мера прибыли должна быть умеренной, и второе – прибыль, полученная от

  245

торговли, может быть направлена на благие цели, как то: на содержание

семьи, на помощь нуждающимся, ради достижения общественного блага (к

примеру, когда страна испытывает недостаток в жизненно необходимых

товарах). В подобном случае прибыль не является целью, а становится

платой за труд.

Продавать вещь дороже ее стоимости законно. Продавец и покупатель

в ходе взаимного соглашения договариваются о цене, при этом каждый

получает выгоду; оба обмениваются необходимыми для жизни товарами и

получают равную выгоду.

Мерой ценности любого товара является его стоимость (то есть

затраченные на его изготовление материалы и труд). В данном случае речь

идет о справедливой цене. Фома указывает и на иные случаи, когда

стоимость товара превышает его ценность или, наоборот, ценность товара

выше его стоимости, то есть нарушается равновесие ценности и

стоимости. Поэтому для достижения равновесия законно покупать товар

дешевле его стоимости или продавать дороже. Цена товара, отличная от

справедливой, называется заплаченной ценой.

Фома Аквинский описывает ситуацию, когда справедливая цена

превышает стоимость вещи и включает также ущерб, причиняемый

собственнику в результате продажи. В таком случае продажа товара выше его

стоимости законна. Особо важно подчеркнуть, что он вводит при этом

правило, что цена заплаченная и цена справедливая не должны различаться

больше чем наполовину. Это значит, что экономическая ситуация

осмысливается во внеэкономическом, то есть религиозно-философском

контексте.

Также возможна ситуация, когда заплаченная цена устанавливается

ниже справедливой. В этом случае, если покупатель заплатит

справедливую цену товара, то он проявит свою добродетель, а именно,

честность.

Далее рассматривается продажа вещей с дефектами и изъянами. При

продаже товара с изъяном продавец не обязан сообщать об этом

покупателю, это считается неразумным, так как ставит под вопрос саму

суть явления купли-продажи. Однако если дефект или изъян товара

  246

скрывается умышленно, и более того, может стать причиной ущерба или

опасности для покупателя, то продавец является мошенником. Если дефект

товара не замечен ни продавцом, ни покупателем, то его продажа законна и

правосудна. Если же покупатель впоследствии обнаружил изъян, о котором

продавец не знал, последний все же должен возместить покупателю ущерб.

Тем самым будет восстановлен социальный порядок и реализовано

требование добродетельного поведения.

Не ускользнуло от внимания Фомы такое широко распространенное в

его время явление, как ростовщичество. Свои рассуждения о

ростовщическом проценте, законности давать деньги и брать деньги под

проценты Аквинат обосновывает цитатами из Священного Писания и

гражданскими нормами [10; 340]. Если человек профессионально

занимается ростовщичеством, то он грешит. Однако брать деньги взаймы у

ростовщика не грех, если они направляются на удовлетворение

необходимых потребностей или на помощь нуждающимся. Тот, кто берет у

ростовщика деньги, не одобряет грех ростовщика, а использует его, при

этом, пишет Фома, человек получает удовольствие от получения займа, а

это благо. Когда ростовщик предоставляет деньги, он может отказаться от

взимания процента и выдать деньги на условиях ссуды, то есть поступить

благочестиво. Вверение денег ростовщику для безопасного сохранения

основано на использовании грешности ростовщика ради благой цели.

Вверение же денег ростовщику, когда у последнего недостает средств для

ведения деятельности, греховно.

Таким образом, использование грешника или деятельности грешника

может вести к благим целям. Но и грешник имеет возможность вернуться

на праведный путь и способствовать росту благих дел в граде земном.

Приведенные правила-наставления Фомы Аквинского носят

новаторский для своего времени характер, поскольку открывают

возможности развития экономики, в том числе торговли, на основе

прагматических принципов, но направляющих к непротиворечащим

христианской морали целям. С одной стороны, закладываются основы

приращения богатства отдельных людей, а с другой – направление

прибыли на благие дела создает условия процветания общества.

  247

Изменение понимания человека, произошедшее со времен Августина,

меняет и отношение к нему со стороны церкви. У Августина Блаженного

человек понимается изначально греховным, а его существование вызывает

жалость и сочувствие. И призвание служителей церкви – помочь

страждущему. У Фомы Аквинского внимание к человеку проявляется по-

иному: с одной стороны, он дает конкретные правила-наставления,

позволящие избегать греховного поведения в житейских делах, и этим

облегчает жизненный путь человека, с другой стороны, участь человека

уже не выглядит такой безысходно горькой.

Жизнь человека – обладателя души и тела, располагающего волей и

разумом, наполнена различными стремлениями: к внешним благам (так

называемые блага фортуны), к благам телесным, к душевным благам,

относящимся к чувственной части души, к душевным благам,

относящимся к разумной части души (моральные и интеллектуальные

добродетели: искусство и рассудительность). И не все в человеке находится

в пределах его разума и, следовательно, под его контролем. Только Бог

способен охватить все целиком здесь и сейчас. Высшей целью познания

является познание Бога. Но достижение этой цели осложняется для одних

– вследствие физической неспособности к познанию, для других –

вследствие преимущественной занятости хозяйственными делами

(«управление временными вещами»), а для третьих – вследствие их

порочности (к примеру, лени). Фома Аквинский описывает движение к

истине как длительный, требующий сосредоточения человека и обуздания

всевозможных волнений, терзаний, желаний процесс. Подобные сложности

большинством людей трудно преодолимы. К тому же истина не лежит на

поверхности. В ее поисках человек может приходить к ложным выводам

(поскольку воображение при этом играет свою роль). Божественная истина

сообщается человеку через веру.

Фома Аквинский как бы разделяет общество на людей в принципе

способных приблизиться к истине через познание (состоятельным людям

доступно образование, они располагают большим досугом) и людей,

способных достичь истины посредством веры (при этом имеют значение

  248

воспитание, суровость нравов, сила страха, распространенные среди

простого народа).

Истина, сообщаемая Богом через веру, охватывает больше, чем может

охватить человеческий разум. Согласно Фоме Аквинскому, истина разума и

истина веры не противоречат одна другой. Поэтому и разные сословия в

обществе не находятся в состоянии противоречия, а составляют единое

целое – общество.

Но как человек может получить знание о Боге и о неведомом?

Подавляющее большинство населения было неграмотным, образование

являлось привилегией богатых, жизнь которых часто была преисполнена

наслаждений и утех и прочих пороков и грехов. Кто откроет человеку град

Божий? Кто поможет обнаружить и проявить благие качества и

предостережет от дурных поступков? Кто поможет сохранить остатки

культуры и не допустит духовного разложения? Для Фомы ответы на эти

вопросы очевидны: таким посредником между Богом и человеком является

священник, между градом земным и градом Божьим – церковь. Церковь

уже на протяжении почти десяти веков являлась гарантом соблюдения

нравственных и духовных ценностей. Инструменты, обеспечивающие

соблюдение этих законов, отличались многообразием, но первым среди них

было Слово, переданное через слово священника.

Итак, вышеизложенные рассуждения могут быть завершены

несколькими выводами. В эпоху Средневековья в Западной Европе

проходил длительный процесс переосмысления сути жизни человека и

способов ее проживания. Человек проходит свой жизненный путь в

деятельном труде. Цель жизни человека – достижение высшего блага –

находится за пределами его земной жизни. Но несмотря на это, создание и

использование материальных благ признается неотъемлемой частью

земной жизни и способствует при определенных условиях достижению

благ духовных. Особенностью экономических представлений

средневековья является их религиозно-философская интерпретация.

Другой важный вывод касается переоценки сути общества. Признание за

человеком больших возможностей создает условия для обоснования

необходимости совместных действий и жизни людей в обществе. Благо

  249

общества в целом признается приоритетным по отношению к благу

отдельного человека. При этом можно заметить и другую особенность.

Жизнь по Богу мотивирует человека к смирению и усмирению

агрессивных начал и, следовательно, служит спаду агрессивных

настроений в обществе в целом. Поэтому создается возможность

стабилизации общества, переориентации интересов на земные, в том числе

экономические, дела, постепенного преодоления отчаяния жизни в граде

земном и обнаружения перспектив такого существования в нем, которые

открывали совершенно иные образы и человека, и общества.

Список литературы:

1. Блаженный А. О Граде Божие. – Минск: Харвест, 2000.

2. Аквинский Ф. Сумма против язычников. Книга 2 / пер. и примеч.

Т.Ю. Бородай. – М. : Институт философии, теологии и истории св. Фомы,

2004.

3. Аквинский Ф. Сумма против язычников. Книга 3. Отрывки (гл. 1-3,

16-20, 25, 26, 37). Историко-философский ежегодник / пер. В.П. Гайденко.

– М. : Наука, 2005.

4. Хачатурян В. История мировых цивилизаций с древнейших времен

до конца XX века. – http://www.gumer.info.

5. Аквинский Ф. Трактат о правлении государей. / Публикация,

перевод, вступительная статья и примечания Н.Б. Срединской //

Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе (VI – XVII

вв.): [сб. ст.] / под ред. В.И. Рутенбурга, И.П. Медведева. – Ленинград :

Наука, Ленингр. отд-ние, 1990.

6. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: пер. с фр./

общ.ред. Ю.Л. Бессмертного; послесл. А. Я. Гуревича. – М. : Издательская

группа Прогресс, Прогресс-Академия, 1992.

7. Аквинский Ф. Сумма теологии. Часть II-II. Вопросы 47-122. –

Киев: Ника-Центр, 2014.

8. Архиепископ Питирим (Нечаев). О Блаженном Августине /

Богословские труды, сборник XV. – М.: Издательство Московской

Патриархии, 1976.

  250

РУССКАЯ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ О ФОРМАХ

ПОНИМАНИЯ РУССКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

(НА МАТЕРИАЛЕ СБ. «ВЕХИ»)

А.С. ТИМОШИН

Ульяновский государственный технический университет

RUSSIAN SOCIAL AND PHILOSOPHICAL THOUGHT OF THE

FORMS OF UNDERSTANDING OF RUSSIAN IDENTITY (BASED ON

SAT. "VEKHI")

A.S. TIMOSHIN

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Раскрывается понимание русской идентичности отечественными мыслителями –

авторами сборника «Вехи». Рассматриваются «болезни» русской интеллигенции и ее

духовные достижения, указываются пути выхода русской интеллигенции на соответст-

вующую ее историческим задачам нравственную и деятельную высоту.

Ключевые слова: сборник «Вехи», русская идентичность, русская интеллигенция,

православие, атеизм.

В статье раскрывается понимание русской идентичности отечествен-

ными мыслителями – авторами сборника «Вехи». Следуя внутренней ло-

гике самих статей, анализ дается в контексте авторской парадигмы: снача-

ла рассматриваются «болезни», «изъяны», «ущербность» русской интелли-

генции, затем ее духовные достижения, и, наконец, формулируются наде-

жды и указываются пути выхода русской интеллигенции на соответст-

вующую ее историческим задачам нравственную, интеллектуальную и

деятельную высоту.

Впервые термин «интеллигенция» введен писателем П.Д. Боборыки-

ным в 1860-х гг. В дальнейшем он получил разнообразную трактовку в

трудах Р.В. Иванова-Разумника, Г.В. Плеханова, В.Я. Богучарского,

П.Б. Струве, Д.С. Мережковского [2] и других ученых и мыслителей.

История русской интеллигенции – это, прежде всего, история ее

идей, идейных течений и идеологии, направлявших поколение мыслящих

  251

современников по определенному пути действия: внутренней духовной

работы над собой, самосовершенствования или просвещения народа, слу-

жения ему и организации рабочего класса, крестьянства на борьбу за свои

интересы и, наконец, на революционную борьбу.

Русская интеллигенция как основной двигатель общественной мыс-

ли, общественного движения аккумулировала в себе все противоречия об-

щественного сознания. И именно в идейных исканиях интеллигенции, спо-

рах славянофилов и западников, религиозных и атеистических установках,

либеральных и консервативных ориентациях обозначились основания для

поиска русской идентичности.

Таким образом, трактовка социальной идентичности оказывается тес-

нейшим образом связанной с пониманием такого феномена, как интелли-

генция. Для авторов «Вех» вопрос об идентичности оказывается тождест-

венным вопросу о самоопределении интеллигенции. Насколько верно или

ошибочно русская интеллигенция идентифицировала себя и свою роль в

русской истории показали последующие события трех революций в России.

Направления, по которым исследуется идентичность русской интел-

лигенции, следующие: как она сама себя понимает и оценивает, какую

роль отводит себе в истории России, каковы ее идеалы, каков ее духовный,

нравственный облик, каково ее отношение к жизни общества, к народу, к

поиску решения социальных проблем и оптимальных путей развития

страны, к европейской цивилизации и взаимоотношениям с ней, к вопросу

о средствах достижения социальной справедливости.

Анализ этих направлений логично провести по следующим основани-

ям: духовным, идеологическим, психологическим (интеллектуальным,

этическим, волевым), социальным, правовым, профессиональным и исто-

рическим, в соответствии с тем спектром оснований, которые даны в рабо-

тах авторов «Вех».

Первое, на что указывают практически единодушно все авторы «Вех»

(Бердяев, Булгаков, Гершензон, Струве, Франк), это то, что русская интел-

лигенция духовно идентифицирует себя с атеизмом, не знает и не любит

религиозных мыслителей и писателей, русскую религиозную философию,

осуждает религиозность, «тех считают врагом, кто любит Бога» (Франк),

  252

«в лучшем случае на религиозность смотрят как на забаву, в худшем –

осуждают других, и стыдливо прячут в себе» (Франк) [1; 154-157]. Вместо

веры в Бога утверждается вера в науку, в прогресс (Булгаков), в «социаль-

ную метафизику», в «научный социализм» (Франк) [1; 164-165]. Однако

сам прогресс мыслится без внутреннего самосовершенствования человека

(Струве), поэтому причины добра и зла ищут во внешних условиях (Стру-

ве). Поврежденная в духе, отошедшая от Бога и общения с Ним, интелли-

генция «дичает», начинает лгать, извращает глубоко духовные понятия

«смирение» и «грех».

Авторы сборника указывали на болезни, болевые точки русской ин-

теллигенции с целью ее исцеления, достижения ею духовного здоровья.

И это совсем не было «пасквилем» (по оценкам некоторых). Эти обличе-

ния нужны были для очищения, покаяния русской интеллигенции, для того

чтобы она вышла из своего поражения более сильной, правильно оценив

причины этого поражения, чтобы она переоценила свое духовное состоя-

ние, признала свои ошибки и постаралась их исправить.

Подмена православного фундамента на атеистический делает все

дальнейшие построения на нем шаткими, неустойчивыми, и, наконец, раз-

рушительными и погибельными. Такую причину духовного нездоровья

выявляют почти все участники сборника. Таким образом, согласно авторам

«Вех», антирелигиозность русской интеллигенции является коренной при-

чиной ее глубокого духовного кризиса. Все остальные болезни идентич-

ности русской интеллигенции являются лишь следствием названной выше

антирелигиозности. 

Второе основание, по которому идентифицируется русская интелли-

генция, – идеологическое.

Поскольку, как известно, «свято место пусто не бывает», то опустевшее

место: ум, сердце, воля – сразу же занимаются идолами. Обожествляется и

«идолизируется» человек и народ. «Бог – есть народ». Единственная цель – 

это счастье большинства, мораль состоит в служении этой цели с ненави-

стью или пренебрежением к духовным запросам. Если Бог – «суть народуш-

ко» (М. Горький), то все остальные – «лжебоги, идолы или дьяволы» (Франк)

  253

[1; 154-157]. Человек объявляется сам себе спаситель и божество (Булгаков).

Если воздвигнут идол, то требуется поклонение и культ жертвы.

Из этого вытекает специфический образ жизни русской интеллиген-

ции. Идея жертвы, самопожертвования во имя счастья народа становится

ритуалом, превращается в особую «героическую» социальную практику, а

сам русский интеллигент превращается в «монаха-аскета-революционера»

и объявляет миру войну с целью насильственно облагодетельствовать этот

мир и удовлетворить его земные, материальные нужды (Франк). «Геро-

изм» интеллигенции, стремление принести себя в жертву, установка на

смерть выделены у Булгакова и Изгоева, которые отмечают, что такой ге-

роизм очень похож на самоубийство («Иди и умирай!» – у Изгоева). Тем

самым формируется крайне противоречивое отношение к людям, счастье

которых полагается в качестве главной цели жизни интеллигенции.

Социалист «любит уже не живых людей, а лишь свою идею – именно

идею всечеловеческого счастья…, жертвуя ради этой идеи самим собой, он

не колеблется приносить ей в жертву и других людей. Так из великой люб-

ви к грядущему человечеству рождается великая ненависть к людям»

(Франк) [1; 166-167].

Другим идеологическим основанием идентификации русской интел-

лигенции выступает ее утилитаризм: «истина только тогда оправдана, если

от нее есть польза» (Бердяев) [1;12]. Поэтому интеллигенция готова отка-

заться от истины во имя счастья людей (Бердяев), истина должна обяза-

тельно иметь прикладное значение, «пользу для жизни» (Франк). Идеоло-

гическая идентичность русской интеллигенции оценивается Франком как

«утилитарный нигилистический морализм, отрицающий абсолютные цен-

ности, морализм, требующий самопожертвования делу общественного

служения, русская интеллигенция исповедует противокультурную тенден-

цию – стремление свести к минимуму высшие потребности человека во

имя всеобщего равенства и солидарности» [1; 161-162]. Такая зависимость

от западноевропейской, прежде всего позитивистской, философской мыс-

ли коренится, согласно Гершензону, в том, что русская интеллигенция не

пережила эволюции своей национальной идеологической мысли, идеи, за-

имствованные ею с Запада, не были ею пережиты во внутреннем развитии.

  254

Если в своем атеизме русская интеллигенция признается сама и вы-

двигает его как ведущий принцип отношения к религии, то психологиче-

ские характеристики русской интеллигенции дали авторы «Вех», выявив в

ней много нелицеприятного.

К сожалению, русская интеллигенция полагалась на свое мироощу-

щение, не озаботясь вопросом, насколько оно ошибочно или истинно.

Единственным основанием для подтверждения его истинности служила

принадлежность к их миропониманию. В основе этого миропонимания –

человек с «лжеименным разумом». Опора на человеческий разум в отрыве

от Бога порождает все заблуждения и беды в человеческой истории.

Начиная с высокомерия, самомнения, сознания своей непогрешимо-

сти, пренебрежения к инакомыслящим (Булгаков, Изгоев), русская интел-

лигенция закономерно не знает и не желает знать других взглядов и поро-

ждает узость собственных, что приводит к слабой культуре ума и воли

(Изгоев). Русская интеллигенция не ценит чтения книг и приобретения

знаний, не «желает знать никаких объективных истин, у нее – упорное не-

желание познакомиться с зачатками русской философии» (Бердяев) [1; 5-

14]. Когда нет сдерживающих религиозных начал, естественно возникает

нравственное разгильдяйство (Изгоев), моральная трусость (Бердяев). Если

во всем виноваты внешние обстоятельства и внешние причины, по убеж-

дению русской интеллигенции, то нет необходимости внутренней работы

над собой и не нужна дисциплина (Изгоев). Отсюда проистекает празд-

ность, недобросовестность в работе, неряшливость (Гершензон). Нравст-

венность, а вернее, безнравственность, простирается и в политическую

жизнь. Логическим развитием отсутствия уважения к чужой личности

(Гершензон) явились своеволие, массовый террор, экспроприаторство

(Булгаков), деспотизм (Гершензон) русской интеллигенции.

Русская интеллигенция в психологическом отношении поражена нев-

растенией, желчна, угрюма, недовольна, вечно неудовлетворена, озлобле-

на, огорчена, работает кое-как (Гершензон), подвержена фанатической не-

терпимости и взаимным распрям и соперничеству (Булгаков, Гершензон,

Изгоев), страдает рабьей психологией сваливать свою неудачу на внешние

силы (Франк), отрицает идею личной ответственности (Струве). И, нако-

  255

нец, по слову Священного Писания: «горе тебе земля, когда царь твой от-

рок…», русская интеллигенция подверглась и этому недугу, который Бул-

гаков обозначил как педократия (зависимость воли русской интеллигенции

от студенческой молодежи).

Как утверждают авторы «Вех», русской интеллигенции недостает чувст-

ва исторической действительности, в марксизме она проигнорировала его

производственно-созидательную часть, восприняв идею распределительной

справедливости (Франк): распределить и уравнять, экспроприировать – вме-

сто созидать и строить (Бердяев). Русская интеллигенция не любит богатство,

а любит бедность, идеологически она привержена принципу разрушения

(Франк). Сила народная воспринимается ею как разрушительная, направлен-

ная против мощи государства (Струве), в политике она проповедует «поли-

тический импрессионизм» (Струве). И вместе с тем, основание историческое

– единственное, по которому авторы «Вех» делают снисхождение для иден-

тичности русской интеллигенции. Русская интеллигенция ведет свое начало

со времен петровских реформ (именно тогда впервые дети из дворянских се-

мей были отправлены в Европу для подготовки из них квалифицированных

кадров). Именно западная просвещенность, по мнению Гершензона, сыграла

и продолжает играть роковую роль в повреждении русской интеллигенции,

ее последствия он называет расколом личности, отрывом сознания от воли,

идей от чувств. Западное знание, никак не соединенное с верой, быстро по-

менялось в сознании и сердце русской интеллигенции местами и заняло пер-

венствующее, главенствующее место. Историческое сравнение современной

Европы и России произвело свою разрушительную работу. И этой работе,

конечно, очень сильно «помогли» крепостное право в России, нищета, бес-

правие и малограмотность народа, насилие, бюрократизм. И нельзя отрицать,

конечно, по мнению авторов (Изгоев), что русская интеллигенция занималась

исторически творческой работой: организацией рабочего класса и крестьян

для борьбы за свои интересы, работала над просвещением народа, земства

трудились над начатками местного самоуправления.

По социальному основанию русская интеллигенция идентифицирует

себя как силу, противостоящую современным социальным институтам:

государству, школе, семье, а также гимназическим и университетским нау-

  256

кам, старшему поколению (Бердяев, Изгоев). У русской интеллигенции

«стремление политизировать все и вся («если ученый или наука не полити-

зированы, то они ”ненастоящие”)» [1; 5-14], исповедуемый ею гуманисти-

ческий прогресс оказывается на деле презрением к отцам, отвращением к

своему прошлому, его осуждением, узаконением духовной распри отцов и

детей, исторической неблагодарностью (Булгаков).

По отношению к культуре русская интеллигенция идентифицируется

как чуждая ей. Понятие культуры сводится к сугубо материальным ее про-

явлениям (Франк). Изгоев отмечает, что русской интеллигенцией не созда-

но серьезной культуры и называет главную причину этого – бездухов-

ность. Одно из лучших проявлений социальности русского народа – со-

борность и коллективизм русская интеллигенция никак не воплотила в

своей жизни и деятельности (Булгаков). А отношения с народом разделены

пропастью опять по той же главной причине: религиозности народа и без-

духовности интеллигенции.

По правовому основанию русская интеллигенция идентифицируется

как имеющая низкий уровень правосознания. Идея права отсутствует в

мировоззрении русской интеллигенции. Русская интеллигенция отказыва-

ется от борьбы за правовое государство, делает ставку на силу и захват

власти, с одной стороны, а с другой – обнаруживает пристрастие к фор-

мальному праву и мелочной регламентации («интеллигентский бюрокра-

тизм» у Кистяковского). Право интеллигенция воспринимает не как право-

вое убеждение, а как принудительное правило (Кистяковский).

И последнее основание, по которому идентифицируется русская ин-

теллигенция, – профессиональное, деловое. И здесь, увы, русская интелли-

генция оценивается отрицательно. Она не любит и, как правило, не знает

своего дела, не обнаруживает для этого глубоких знаний, равно как и для

управления и переустройства России (Изгоев), что и выразилось в факте

неорганизованности, неделовитости, борьбе амбиций после 17 октября

1905 года и после февральской революции 1917 года.

Как известно, одним из успешных воспитательных приемов является

опора на позитивные качества воспитуемых. Почти все авторы «Вех» вос-

  257

пользовались им. Они назвали то положительное, что было присуще рус-

ской интеллигенции.

В духовном плане это обнаруживалось в потребности русской интел-

лигенции в целостном общественно-философском миросозерцании (Бердя-

ев), в напряженных исканиях Града Божия на земле, в стремлении к испол-

нению воли Божией на земле (Булгаков), в святой жажде истины (Гершен-

зон), в поиске веры и стремлении подчинить ей свою жизнь (Франк).

В идеологическом и социальном плане русской интеллигенции при-

ходилось и приходится бороться со «всеобщими» врагами: произволом

бюрократического абсолютизма, крепостным правом, телесными наказа-

ниями, смертной казнью, грубостью нравов, вообще, за лучшие условия

жизни. Русская интеллигенция глубоко антибуржуазна и несет в себе чув-

ство социального покаяния перед народом (Булгаков). Русская интелли-

генция верит в общественный идеал, неравнодушна к тому, что искажена

жизнь, подавлена мысль, миллионы гибнут в нищете и невежестве (Гер-

шензон). Франк прибавляет, что русской интеллигенцией в период ее

«хождения в народ» был сформирован положительный тип «культурного

работника». Изгоев называет студенчество (интеллигентную молодежь)

чуть ли не единственной группой образованных людей, думавшей не толь-

ко о своих личных интересах, но и об интересах всей страны, будившей

общественную мысль и стимулирующей к действиям правительство. Эта

социальная группа вела интенсивную общественную жизнь.

В этическом плане русская интеллигенция иногда являла высокомо-

ральную жизнь, ее героизм и мученичество за веру в общественный идеал

вызывают уважение. Для нее были неприемлемы делячество и карьеризм,

которые на Западе стали общепризнанной нормой (Гершензон). В лучший

период своего активного хождения в народ русская интеллигенция явила

живую любовь к людям (Франк). Особый дух товарищества, царящий в

университетах, отмечает Изгоев.

В историческом плане русскую интеллигенцию может оправдать ее

искреннее стремление к установлению в ближайшей исторической пер-

спективе социальной справедливости и лучшей участи для народа и для

всей России.

  258

Что касается правового основания, то Кистяковский с оптимизмом и

надеждой заключает, что правосознание русской интеллигенции сделается

созидателем и творцом нашей общественной жизни.

Говоря о перспективах развития русской идентичности и интеллиген-

ции, авторы «Вех» сходятся в одном и настаивают: преображение должно

начаться изнутри.

А Бердяев называет необходимые для этого духовные средства: само-

критика, самообличение, самоотречение, освобождение от внутреннего

рабства, смирение перед истиной, возложение ответственности на самих

себя…

Прошло более ста лет с момента опубликования сборника «Вехи», но

трудно переоценить его критический багаж по вопросу собственной иден-

тичности русской интеллигенции. Вся российская история за эти годы под-

твердила многие пророчески прозвучавшие предостережения: русская интел-

лигенция отреклась от Бога, позже это довела до конца советская власть; рус-

ская интеллигенция хотела революции, насилия и террора и в итоге получи-

ла тоталитарное государство. Русская интеллигенция упивалась социалисти-

ческой идеей равного распределения и позже получила равномерную бед-

ность, нищету и упадок творческих сил в производстве; она надеялась на со-

хранение и консервацию русской общины и получила колхозы и раскулачи-

вание; она стимулировала идею «смерти за идею», и многие пошли в тюрьмы

и концлагеря; она презирала абсолютные ценности и нравственность, и рево-

люция продемонстрировала безнравственность и распущенность… Мысли и

идеи русской интеллигенции материализовались.

Но главное отступничество, как указывают авторы «Вех», отступни-

чество от Христа, от православия. Все остальное – только следствие.

Употребляя термин «интеллигенция», авторы «Вех» говорили о неко-

ей своей противоположности, которую они не ассоциировали со своей са-

моидентичностью. Ведь они тоже интеллигенция. У Бердяева – это проти-

воположная по духу истинной интеллигенции – «кружковая интеллигент-

щина», у Булгакова – интеллигенция «героизма» в противовес интеллиген-

ции подвижничества, у Гершензона – массовая интеллигенция.

  259

Авторы «Вех» указывают на одну общую особенность русской интелли-

генции: она обращена к Западу. Возможно, тут дело не только в том, что

русская интеллигенция считала западноевропейскую мысль более сильной,

правильной и истинной. Скорее всего, она смотрела на европейскую практи-

ку, на ее материальную жизнь и земную обустроенность как на более циви-

лизованную и потому кипела негодованием по поводу российской действи-

тельности с ее бесправием и нищетой. А потому отрицала ее полностью, вме-

сте с ее православием и религиозной философией. И в духовном смысле это

была продажа своего первородства за чечевичную похлебку.

Читая статьи авторов сборника «Вехи», часто ловишь себя на мысли:

это про нас, про нашу современную жизнь, про нашу интеллигенцию, про

нашу молодежь, про наше студенчество… Как бы нам не пропустить опять

пророческого предостережения.

Список литературы:

1. Вехи: сборник статей о русской интеллигенции / Н.А. Бердяева,

С. Н. Булгакова, М.О. Гершензона, А.С. Изгоева, Б.А. Кистяковского, П.Б.

Струве, С.Л. Франка. – Репринтное издание 1909 г. – М. : Изд-во «Ново-

сти» (АПН), 1990.

2. Общественная мысль России XVIII – начала XX века: Энциклопе-

дия – М. : «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2005.   

  260

ДВОЙСТВЕННАЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА: ЭГОИЗМ И

АЛЬТРУИЗМ

Е.Н. ЧЕЧЕБЕЙКИНА

Самара, Самарский государственный технический университет

DUAL HUMAN NATURE: EGOIZM AND ALTRUISM

E.N. CHECHEBEIKINA

Samara, Samara State Тechnical University

Дается анализ онтологических оснований укорененности в природе человека та-

ких феноменов, как эгоизм и альтруизм, рассматриваются варианты решения проблемы

в разных философских учениях.

Ключевые слова: эгоистическая природа человека, моральное качество человека,

эгоизм-грех, эгоизм-выживание, альтруист, самосохранение, самосовершенствование

личности.

В гуманитарных науках давно укоренилось представление о

дуалистической природе человека: «С одной стороны, как и любое

животное, он подчиняется физическим и биологическим условиям

выживания, но с другой стороны, руководствуется социальными нормами,

обладает сознанием свободы и стремится к исполнению духовных идеалов

добра, справедливости, красоты и истины». Эта полярность проявляется и в

оппозиции эгоизм-альтруизм. Рассмотрим несколько определений эгоизма.

В Толковом словаре Даля под эгоизмом понимается «забота об одном самом

себе, без внимания к другим». Словарь по общественным наукам содержит

следующее определение: « Эгоизм – ценностная ориентация; морально-

этический принцип, характеризующий поведение человека: стремящегося к

удовлетворению лишь собственных потребностей и интересов;

пренебрегающего интересами других; относящегося к другому человеку

как к объекту и средству достижения своекорыстных целей». В новейшем

философском словаре «Эгоизм – это принцип жизненной ориентации и

моральное качество человека, связанное с предпочтением собственных

интересов интересам других (индивидуальных и коллективных) субъектов».

  261

В христианской антропологии эгоизм имеет однозначно негативную

оценку, ибо он равнозначен понятию греховности человека. В Библии нам

дается заповедь любить ближнего как самого себя. Это говорит о том, что

каждый из нас прекрасно знает, как себя любить, потому что каждый из

нас любит себя, то есть является прирожденным эгоистом. Стало быть,

эгоизм есть грех. А так как все люди являются грешниками, то все люди

являются и эгоистами. Итак, согласно религии слова «грешник» и «эгоист»

являются синонимами. Эгоизм проявляется как совокупность страстей,

которые противоположны добродетелям и имеют своим источником

самолюбие. Самолюбие порождает три основные страсти: славолюбие,

сребролюбие и сластолюбие, которые в свою очередь пробуждают

остальные многочисленные страсти. Спасение и совершенство человека

напрямую связано с искоренением страстей, а следовательно, и эгоизма

как их источника. До конца эту задачу в условиях земной жизни решить

невозможно, ибо нет ни одного человека, полностью очистившегося от

страстей, но в то же время существует однозначная обратная корреляция

между совершенством и эгоизмом. Широкое распространение эгоизма

является одним из признаков приближающегося конца света. Следуя

религиозной точке зрения, получается, что искоренение эгоизма напрямую

связано с дальнейшим существованием человечества.

В философии эпохи Возрождения «эгоизм» начинает оцениваться

положительно. Трактат Л. Валла принято считать манифестом

гуманистической этики. В нем неискоренимость эгоизма человеческой

природы обосновывается стремлением к самосохранению. Автор трактата

основывается на том, что основным мотивом человеческой деятельности

является стремление к удовольствиям (сластолюбие)[2]. Собственная

жизнь человека более предпочтительна, нежели жизнь других людей, и все

помыслы человека направлены на заботу о самом себе. Таким образом, в

эпоху Возрождения утверждается позиция, согласно которой эгоизм не

просто имеет врожденную основу, но и обеспечивает выживание человека,

запускает инстинкт самосохранения.

Книга Николо Макиавелли «Государь» стала одним из первых

пособий по политической науке и одновременно самой яркой апологией

  262

(оправданием) эгоизма. Философско-политическое учение Николо

Макиавелли вызвало неоднозначную реакцию и резкое неприятие со

стороны римско-католической церкви. Наблюдения над жизнью привели

Макиавелли к глубочайшему убеждению, что человек – это существо

сугубо эгоистическое. По мнению Макиавелли, эгоистический интерес –

самый могущественный и чуть ли не единственный стимул человеческой

деятельности, и самое значительное проявление этого интереса связано с

сохранением и приобретением собственности, имущества [4]. Данное

утверждение звучит как прямая антитеза христианскому учению, для

которого «корень всех зол есть сребролюбие». Само государство, в

понимании Макиавелли, возникло как результат все той же эгоистической

природы человека. Государство – это высшая сила, способная поставить

достаточно жесткий предел эгоистическим устремлениям отдельных

людей и тем самым спасти их от самоуничтожения. Здесь мы сталкиваемся

с противоречием: с одной стороны, эгоизм является главным стимулом

развития, но, с другой стороны, эгоистические устремления приводят к

самоуничтожению, от которого защитить призвано государство, имеющее

своим источником все тот же эгоизм.

Иной взгляд на «эгоизм» зарождается в эпоху Просвещения. По мне-

нию просветителей, в соответствии со своей телесной сущностью каждый

человек, стремясь к самосохранению, хочет получить удовольствия и из-

бежать страданий, то есть выступает как себялюб. Однако, будучи про-

свещен светом разума и воспитан, человек понимает необходимость согла-

совывать свой личный интерес с интересами других. Делает он это не из

любви к другим, а из любви к себе. В этом суть теории разумного эгоизма,

получившей широкое распространение в XYIII в. Теория разумного эгоиз-

ма была разработана как во французском, так и в англо-шотландском Про-

свещении наиболее ярко у А. Смита и А. Гельвеция. Смит соединяет в

единой концепции человеческой природы представление о человеке эко-

номическом и человеке нравственном. По мнению Гельвеция,

рациональный баланс между эгоистической страстью индивида и общест-

венным благом не может сложиться естественно. Лишь бесстрастный за-

конодатель с помощью государственной власти, используя награды и нака-

  263

зания, сможет обеспечить пользу «возможно большего числа людей» и

сделать основой добродетели «выгоду отдельного индивида». Подробную

разработку учение разумного эгоизма получило в поздних работах Л. Фей-

ербаха. Нравственность, по Фейербаху, опирается на чувство собственного

удовлетворения от удовлетворения Другого — основной моделью его кон-

цепции служит взаимоотношение полов. Разумно-

эгоистическая концепция Н. Г. Чернышевского опирается на такую антро-

пологическую трактовку субъекта, согласно которой истин-

ное выражение полезности, тождественной добру, состоит в «пользе чело-

века вообще» [1]. Благодаря этому при столкновении частного, корпора-

тивного и общечеловеческого интересов должен превалировать последний.

Однако в силу жесткой зависимости человеческой воли от внешних об-

стоятельств и невозможности удовлетворения высших потребностей до

удовлетворения простейших разумная коррекция эгоизма, по его мнению,

будет эффективна лишь при условии полной переделки структуры общест-

ва (подчеркивается необходимость революционной борьбы). В философии

XIX в. идеи, родственные концепции разумного эгоизма, высказывались

И. Бентамом, Дж. С. Миллем, Г. Спенсером. С 50-х гг. XX в. разумный

эгоизм стал рассматриваться в контексте понятия “этический эгоизм”. Та-

ким образом, разумный эгоизм – это умение жить собственными интере-

сами, не пренебрегая ценностями окружающих людей.

Негативное отношение к данному понятию на уровне обыденного

сознания связано, вероятно, с отождествлением эгоизма не только с «поль-

зой для себя», но и подразумеваемым «вредом для других». С последним

трудно согласиться: что это за злонамеренный индивид, имеющий столь

вредные для окружающих цели? Очевидно, подавляющее большинство

людей, являясь «прирожденными» эгоистами, и, желая получить собствен-

ную выгоду, вовсе не стремятся сознательно принести несчастья своим со-

гражданам. Эрих Фромм в одной из своих работ пишет: «Современная

культура вся пронизана табу на эгоизм. Нас научили тому, что быть эгои-

стичным грешно, а любить других добродетельно. Несомненно, это учение

находится в вопиющем противоречии с практикой современного общества,

признающего, что самое сильное и законное стремление человека – это

  264

эгоизм…» [6; 560] . «Оттого и пожелание человеку ”не быть эгоистом”

столь же двусмысленно, поскольку может означать директиву ”не любить

себя” и ”не быть собой”, подавляя тем самым спонтанное и свободное раз-

витие личности» [6; 564]. Сравнение эгоизма со «змеиной кожей» в работе

И. А. Рудзит [5] демонстрирует то же двойственное отношение к данному

понятию. С одной стороны, эгоизм служит защитной, т. е. полезной для

человека «оболочкой», а с другой – метафора змеи намекает на «низость»

эгоизма. По большому счету, моральный запрет на большую любовь к себе

противоестественен. Он означает, что человек не может совершенствовать

это чувство к себе, развивать его, культивировать, усиливать. Ему остается

только постоянно сдерживать себя в этом чувстве или лицемерить. Лю-

бовь, любая любовь — это такая «вещь», которая внутри себя имеет пру-

жину расширения, усиления, развития, совершенствования, и постоянное

сдерживание ее может привести к самоуничтожению или к взрыву в пове-

дении, к непредсказуемым хаотическим действиям. Таким образом, чело-

век объективно не в состоянии избежать собственного эгоизма, однако

может научиться делать выбор в пользу его более «высоких», качественно

иных форм, связанных с индивидуальной самореализацией, самовыраже-

нием и саморазвитием. Об этом говорится в Личностно-ориентированной

концепции счастья (ЛОКС) разработанной Л.З. Левитом. Согласно ЛОКС,

полноценная жизнь субъектом достигается за счет взаимодействия двух

систем – «Эгоизм» и «Личностная Уникальность» [3]. Систему «Эгоизм»

по данной концепции можно представить в виде четырехэтажного дома.

Первый «этаж» составляет так называемый «Биологический Эгоизм», род-

ственный у человека и животных и отвечающий за выживание индивида.

Это чисто «телесный» уровень, уровень «организма», связанный с генети-

ческой полноценностью и нормальной работой систем жизнеобеспечения.

Второй уровень системы «Эгоизм», так называемый «Базовый Эгоизм»,

относится к уровню «индивид», использует врожденные предпосылки

первого уровня и отвечает за самоутверждение человека. На втором уровне

также берет начало гедонистический эгоизм, связанный с получением

«фундаментальных» удовольствий в процессе удовлетворения «основных

инстинктов» – пищевого и полового. Человек – существо общественное,

  265

поэтому третий уровень представлен понятием «Разумный Эгоизм». По-

добно тому, как «Биологический» (и до некоторой степени «Базовый) Эго-

изм» способствуют приспособлению и самосохранению индивида в «ди-

ких» условиях, «Разумный Эгоизм» позволяет успешно адаптироваться к

жизни в обществе, создавая возможности для социальной реализации ин-

дивида. Если «Базовый Эгоизм» в большей степени касается немедленного

удовлетворения витальных потребностей, то «Разумный Эгоизм» в боль-

шей степени основан на долгосрочных интересах, включающих не только

сотрудничество с другими людьми, но и пользу для них. Именно на треть-

ем уровне системы находятся альтруистические компоненты, занимающие,

разумеется, подчиненное положение. Истинный альтруизм субъекта, сво-

бодный от каких-либо скрытых эгоистических мотивов, мог бы проявиться

в отношении людей, «Личностная Уникальность» которых подавляется.

Трудно представить стопроцентного альтруиста, непрерывно помогающе-

го другим и при этом абсолютно равнодушного к собственным нуждам.

Такой гипотетический идеалист быстро умрет от перенапряжения и «выго-

рания», поскольку даже еда и сон, требующиеся для восстановления соб-

ственных сил, могут расцениваться им как проявление эгоизма. Получает-

ся, что альтруизм должен быть «защищен» долей эгоизма хотя бы в це-

лях самосохранения. Наконец, четвертый уровень представлен высшими

формами эгоизма, когда субъект, пройдя три предыдущих этапа, принима-

ет осознанное решение посвятить свою жизнь уникальной самореализа-

ции. Имеет место преодоление «низшего» – «Базового Эгоизма» с его

«принципом удовольствия», а также существенная переориентация «Ра-

зумного Эгоизма» на третьем уровне системы. Благодаря «Высшему Эго-

изму» индивид научается терпеть свою «непохожесть» на других и про-

должает стремиться к индивидуально значимым целям. Функция «Высше-

го Эгоизма» на данном этапе заключается в его защитных и мотивирую-

щих свойствах, позволяющих индивиду стремиться к максимуму, выходя

за собственные пределы. Глубокая поглощенность субъекта своим делом,

своим предназначением, кажущаяся со стороны «эгоистической», на самом

деле означает движение по «пути совершенства», связанного с реализаци-

ей «Личностной Уникальности» [3]. Возьмем творчество. Творчество —

  266

это и воспитание, и обучение, и познание, и искусство, и философия, и

управление, и изобретение. Практически любое творчество предназначено

не только для себя, но и для других, оно не разделяет «для себя» и «для

других». Творя, человек испытывает высшую радость жизни и в то же

время работает на всех людей, служит прогрессу жизни. Таким образом,

«Высший Эгоизм» лежит в основе самосовершенствования личности и

прогрессивного развития общества. Еще А. Шопенгауэр отметил: «Я и

эгоизм – это одно: если исчезнет последний, то, собственно, нет уже боль-

ше и первого» [7].Однако большинство людей устроены таким образом,

что для того, чтобы почувствовать себя счастливыми, им необходимо ви-

деть вокруг себя такие же счастливые лица. А это значит, что эгоизм и аль-

труизм не являются взаимоисключающими проявлениями личности, что

доказывается в личностно-ориентированной концепции счастья.

Слово «альтруизм» происходит от латинского слова «alter» — другой.

В мягком варианте альтруизм означает большую заботу о других, чем о

себе. В жестком варианте он может означать заботу о других в ущерб себе,

вплоть до самоуничтожения. И в мягком, и в жестком варианте альтруизм

как норма поведения несостоятелен и губителен — как для самого аль-

труиста, так и для других. Альтруизм может иметь разрушительные, ката-

строфические последствия для тех, на кого он направлен. Чрезмерная за-

бота о других обычно приводит к тому, что эти другие почти буквально

перестают заботиться о себе, становятся иждивенцами, паразитами, духов-

ными и даже физическими инвалидами. Шопенгауэр наиболее четко пока-

зал единство и противоположность эгоизма и альтруизма: эгоизм происхо-

дит от страдания, а альтруизм, – от сострадания как разновидности страда-

ния. Он первым увидел в страдании их общий природный источник. Несо-

мненно, в поведении каждого человека в отношении свойств эгоизм-

альтруизм проявляется естественный дуализм. Ведь человек должен вы-

живать и как отдельный организм (для этого необходим эгоизм), и как

член сообщества (для этого необходим альтруизм). Если эгоизм для чело-

веческого общества необходим как биологическая основа борьбы за суще-

ствование индивидов (индивидуальный отбор), то альтруизм необходим

как условие сохранения культурных отношений и выживания человече-

  267

ской популяции с ее культурной структурой (популяционный отбор). Та-

ким образом, в жизни людей важны и необходимы как эгоистические, так

и альтруистические мотивы поведения. Однако для нормальной жизнедея-

тельности человека и общества необходимо оптимальное соотношение

эгоизма и альтруизма, поскольку и чрезмерный альтруизм, и чрезмерный

эгоизм являются деструктивными формами поведения, то есть угрожают

безопасности самого человека и его окружению. Эгоизм и альтруизм – по-

нятия, расщепить которые можно лишь теоретически, чтобы разуму можно

было понять. На практике же они неразделимы, сосуществуют и взаимно

обусловливают друг друга. А наша жизнь – это постоянное балансирова-

ние между эгоизмом и альтруизмом. Поиск этого баланса – сложная задача

для человека, но только он сам способен установить этот баланс и стать

счастливее.

Список литературы:

1. Кантор В.К. Что значит разумный эгоизм Чернышевского в

общинной стране? // Вопросы философии. – 2014. – №3.

2. Корелин М.С. Этический трактат Лоренцо Валлы «Об удовольствии

и об истинном благе» // Вопросы философии и психологии. – 1895. – № 4 .

3. Левит Л.З. Эгоизм как системное понятие и его роль в достижении

счастья //Горизонты образования. – 2013. – №1 .

4. Макиавелли Н. Государь. – СПб. : Изд-во «Азбука», 2000.

5. Рудзит И. А. Эгоизм как внутренний нравственно-этический фактор

развития самосознания человека // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. –

2006. – №1.

6. Фромм Э. Человек для самого себя. – М.: АСТ, 2008.

7. Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. – М. : Издательство

«Республика»,1992.

  268

ЯЗЫК В МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ 

И.Ю. КИЛЬЯНОВА

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет 

THE LANGUAGE IN INTERCULTURAL COMMUNICATION: 

CHALLENGED AND DIFFICULTIES 

I.U. KILIANOVA

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University  

Статья посвящена проблемам межкультурной коммуникации. Так же

рассматриваются происхождение имен, что такое «язык» и «культура».

Ключевые слова: язык, культура, речь, мышление, коммуникация, имена.

Язык – это знаковая система, соотносящая понятийное содержание и

типовое звучание. Язык служит для передачи информации другим с

помощью как письменной, так и устной речи. Если речь основана по

правилам языка, то она будет понятной другому человеку. Речь человека –

это наша индивидуальная способность использования языка как связной

совокупности социально значимых средств общения. Роль и статус языка

постоянно меняется. На историю языка влияло его распространение – это

были пути завоевания чужих земель и торговля. Таким образом, язык

становился международным, поскольку люди, жившие в других землях,

могли также разговаривать на нем. Например, русский язык становится

мировым в XX веке. Деятельность сначала Российской империи, затем

СССР, а ныне Российской Федерации повлияла на территориальное

распространение русского языка.

Одним из основных вопросов языкознания является вопрос о

происхождении языка, но ни одна из гипотез не может быть подтверждена

фактами в силу отдаленности события во времени. Они так и остаются

гипотезами, потому что их нельзя ни наблюдать, ни воспроизвести в

эксперименте.

  269

Основы теории происхождения языка заложили древнегреческие

философы. Язык как целое есть лишь совокупность имен, которая может

быть противопоставлена совокупности имен чужого языка, но не

заключает в себе ничего специфически-языкового, несвойственного самим

вещам, и не создает никаких проблем, кроме отношении отдельных имен к

отдельным предметам, то есть правильность наименования. Осмысление

имени путем выявления его связей с другими словами служило средством,

с помощью которого пытались раскрыть природу обозначаемого предмета.

Гераклит, «объявив Логос конституирующим принципом космоса, стал

основателем понимания истинности имен ”по природе”. В этом случае

природа, связанная в единство формализмом, требует от человека

предельного исчерпания значения задаваемых ею знаков-имен; на нее же

будет падать постоянное подозрение в утаивании тайн» [2,c.103].

Введенному Гераклитом принципу имен по природе был

противопоставлен Демокритов принцип имен «по установлению»:

«Демокрит же говорит, что имена – по установлению, и доказывает это

четырьмя эпихейремами» (выводами – И.Ю.):

1) На основании одноименности. Ибо различные вещи называются

одним и тем же именем. Следовательно, имя – не по природе.

2) На основании многоименности. Если различные имена прилагаются

к одной и той же вещи, то они равнозначны между собой, что невозможно,

[если имена по природе].

3) В-третьих, на основании перемены имен. Ибо каким образом мы

переименовали Аристокла Платоном, Тиртама же – Теофрастом, если

имена – по природе?

4) На основании недостатка подобных [имен]. Почему то от

«мышления» мы говорим «мыслить», а от «справедливости» мы уже не

производим [подобным же образом] другого имени? Следовательно, имена

– по случаю, а не по природе». За введенным принципом стояло признание

того, что слово отнюдь не представляет собой истинное бытие, а является

по своей природе конвенцией. В этом случае на знаниях же будет лежать

подозрение в плохом согласовании с действительностью вследствие

произвола, вносимого субъектом.

  270

И тогда возникает проблема представления истин языком и в языке,

поскольку именно язык является главным средством познания и освоения

внешнего мира. Тем самым он дает нам возможность познакомиться с

культурами других языков, поскольку в нем отражается не только

природный мир, окружающий человека, не только реальные условия его

жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, образ

жизни, традиции, система ценностей, мироощущение, видение мира.

Каждая локальная культура формируется в особенных исторических и

природных условиях, создает свою картину мира, образ человека и свой

язык общения. Каждая культура имеет языковую систему, с помощью

которой ее носители общаются друг с другом, однако не только в этом

заключается роль языка в культуре. Вне языка культура просто

невозможна, ибо язык образует фундамент для культуры. Путем языка

люди передают и устанавливают символы, нормы, обычаи, представляют

информацию, научные знания и модели поведения, верования, идеи,

чувства, ценности, установки. Так происходит социализация, которая

выражается в усвоении культурных норм и освоении социальных ролей,

без которых человек не может жить в обществе. Благодаря языку в

обществе достигаются согласованность и гармония.

Роль языка в процессах человеческого общения стала предметом

научного анализа с начала Нового времени. Ее исследовали И. Гердер,

В. Гумбольдт и др., заложив тем самым основы лингвистики. Сегодня язык

изучается также психолингвистикой, социолингвистикой и нейро-

лингвистикой. Большой вклад в понимание связи языка и культуры внесла

гипотеза Сепира-Уорфа, согласно которой язык — это не просто

инструмент для представления мыслей; он сам составляет наши мысли,

более того, мы видим мир так, как говорим. Чтобы прийти к этой идее,

ученые проверяли не состав разных языков, а их структуры. Но, однако, не

стоит преувеличивать значение гипотезы Сепира-Уорфа, поскольку в

конечном счете суть мыслей человека и его представлений задается их

предметом. Человек может жить в реальном мире только потому, что

жизненный опыт может принудить его к исправлению ошибки восприятия

  271

и мышления, когда они вступают в противоборство. Поэтому культура

живет и имеет развитие в системе языка, а не система предписывает

основание культуры. Но также не следует и уменьшать роль связи языка,

мышления и культуры. Именно язык служит центром картины мира,

которая развивается у каждого человека и приводит в порядок множество

предметов, которые можно наблюдать в окружающем мире. Любые

предметы открыты для человека только тогда, когда они имеют название,

иначе предметы без названия для человека просто не существуют. Придав

им название, человек вносит новое определение в ту систему понятий,

которая существует в его сознании, другими словами, встраивает новый

элемент в существующую картину мира. Каждый язык не просто

отображает мир, но формирует картину действительности. Поэтому язык и

мировоззрение человека прочно связаны.

В обыденном представлении язык и культура являются автономными,

но в действительности они тесно взаимодействующие знаковые системы,

соотнесенные с мышлением и коммуникацией. В общественной жизни язык

является важнейшим средством общения и, как говорилось выше, передачи

информации. Это его главная функция и отличие от других явлений

общества, таких, как культура, техника, наука, мышление. Язык является

одной из многообразных знаковых систем, которые люди используют для

общения. Они сообщают о каких-либо ситуациях в мире, о своих мыслях,

эмоциях, переживаниях, целях, обмениваются со своими собеседниками

информацией о результатах деятельности. Знаки, из которых складывается

сообщения, выполняют роль носителей определенных понятий. Именно

благодаря понятиям оказывается возможным шифрование информации и

осуществление общения. Знаки словно заменяют предметы, на которые они

показывают и которые они называют. Такая замена в жизни людей возможна

довольно часто, так что может сложиться мнение, что люди живут не

столько в мире вещей, сколько в мире знаков.

В прошлом проблема выживания касалась особенно языков

зависимых и отставших в своем развитии стран и народов, то теперь она

волнует и развитые европейские страны. Она порождается растущей

  272

экспансией английского (и его американской версии) языка, который все

больше оказывается универсальным средством общения людей разных

стран. По этой причине возникают смешанные, гибридные языки. При

этом страдает, конечно, не только язык, но и вся его культура.

В межкультурной коммуникации больше всего проблем появляется при

переводе информации с одного языка на другой. Очевидно, что точный

перевод никак невозможен из-за разных картин мира, которые образуются

разными языками. Наиболее частым случаем языкового несоответствия

выступает недостаток точного эквивалента для выражения того или иного

понятия и даже нехватка самого понятия. Это вызвано тем, что понятия

или предметы, обозначаемые такими терминами, естественны для данной

культуры, в других культурах отсутствуют и, получается, не имеют

терминов для их выражения. Самыми непростым в межкультурной

коммуникации являются ситуации, когда одно и то же понятие по-разному

— в избытке или в недостатке — выражается в разных языках. Проблема в

том, что значение слова не исчерпывается одним лишь лексическим

понятием, а в значительной степени зависит от его лексико-

фразеологической совмещенности — культурного представления народа о

тех или иных предметах и явлениях реальности. Также очень трудно

выражаться на неродном языке, не всегда народ другой культуры будет

понимать то, что хотели бы сказать носители другого языка.

При коммуникации мы используем тактику поведения, которая

зафиксировалась в родной культуре. Согласно взгляду П.С. Тумаркина

[1, с. 13], межкультурная коммуникация предполагает знание

инокультурного коммуникативного кода, т. е. прежде всего языка, норм и

правил поведения, психологии и менталитета. Высшим уровнем

компетентности в сфере межкультурной коммуникации является умение

свободно переходить на соответствующий коммуникативный режим. При

отсутствии такой компетентности люди чаще всего общаются с

носителями иной культуры и оценивают их на основе собственных

национальных норм, что особенно затрудняет коммуникацию между

представителями разных культурных сфер. Общее действие

коммуникативного кода в процессе коммуникации мы называем

  273

национальным коммуникативным режимом. Все это усиливает внимание к

вопросам общения, главным условием эффективности которых является

взаимопонимание, диалог культур, терпимость и уважение к культуре

партнеров по коммуникации.

Эти моменты характерны для современного общества,

содействующие расширению его межкультурной коммуникации.

В настоящее время на первый план выносится проблема взаимосвязи

языковых процессов. Трудность постановки данной проблемы

обусловлена, прежде всего, сложностью взаимодействующих явлений, а

именно, язык, культура, а также ее междисциплинарным характером.

Список литературы: 

1. Антология мировой философии: в 4 т. Т.1. Философия древности и

средневековья. Ч.1. – М. : Мысль, 1969. – 576 с. 

2. Волков М. П. Античная наука как социокультурное явление.

Проблема генезиса. – Ульяновск : УлГТУ, 2008. – С. 134. 

3. Тумаркин П. С. Русские и японцы: актуальные проблемы

межкультурной коммуникации // Вестник Московского Университета.

Сер.13. Востоковедение. – 1997. – №1. – С.13. 

ЯЗЫК КАК ИНСТРУМЕНТ ПОЗНАНИЯ

Р. С. МОЛОТОВ

Ульяновск, Ульяновский государственный технический университет

LANGUAGE AS KNOWLEDGE TOOL

R.S. MOLOTOV

Ulyanovsk, Ulyanovsk State Technical University

Рассматривается проблематика языка как инструмента познания, форм его бытия

в науке.

Ключевые слова: познание, знание, наука, информация, язык, формальный язык,

специализированный язык.

  274

Человечество на протяжении всей своей многовековой истории стре-

милось к знаниям, открытиям, старалось понять себя, устройство окру-

жающего мира, определить свое место в нем. В процесс познания так или

иначе вовлечен каждый человек: ребенок с ранних лет учится получать

информацию из окружающего мира, учится мыслить и рассуждать – обра-

батывать получаемую информацию, преобразовывать ее в знания. Знания и

сам процесс их получения и представления меняются не только с развити-

ем отдельного человека, но и с цивилизационным развитием всего челове-

чества. Становится очевидным, что данная тема крайне обширна, и ее рас-

смотрение должно учитывать динамику знания и познания.

На всех этапах познания в различных формах и способах воплощения

знаний неизбежно присутствует язык как инструмент седиментации опыта,

как способ представления модели получаемого знания или информации.

Исходя из этого, целесообразно будет остановиться на наиболее рациональ-

ном виде знания – научном знании и рассмотреть некоторые связанные с

этим аспекты его получения, представления и передачи посредством языка.

Для обозначения используемых далее понятий следует привести схе-

му процесса познания в общем виде. Человек получает информацию о ми-

ре благодаря чувствам, разуму, интуиции, осмысливает и перерабатывает

ее в знания посредством языка и, далее, с его же помощью передает ее

другим людям. Однако человек может получить знания в уже готовом,

структурированном виде – из книг, лекций, общения и т. д. В этом случае

имеет место процесс переосмысления (интерпретации) знания, а не просто

осмысление информации. Информация в таком случае понимается как

обозначение содержания, полученного нами из внешнего мира [1]; знание

же выступает как переработанная (осмысленная) и организованная инфор-

мация1.3.Значит, получаемая информации носит скорее описательный ха-

рактер (накопление без существенных преобразований), и будет также за-

висеть от используемого средства (языка). Процедура трансформации по-

                                                            13 Грань между понятиями информации и знания очень тонка. Здесь же стоит разграни-чить данные понятия, чтобы показать различия их функций и используемых инстру-ментов – языков.  

  275

лученного описания в знание также будет зависеть от инструмента, кото-

рым здесь выступает мышление со своей знаковой системой – языком.

И совершенно логично, что возможности языка как средства мышления и

коммуникации крайне важны при передаче информации и знаний.

Говоря о языке, важно помнить, что человек пользуется смесью есте-

ственного (сохраняющего повседневную и чувственную составляющую),

специализированного и формального24языков. Используя математические

формулы, системы специальных терминов и философские категории, чело-

век будет мыслить и изъясняться предельно понятно и точно (но не всегда

достаточно полно), сможет избежать трудностей перевода, снизить коли-

чество ошибок, что и обеспечивается строгой структурой языка. Проблема

в том, что формальные языки не могут полностью удовлетворить потреб-

ности получения и передачи информации и знаний, мышления, использо-

ваться человеком они могут лишь в связке с естественными языками.

Действительно, когда человек получает информацию из внешнего ми-

ра, описывает его состояние, он по большей части пользуется естествен-

ным языком: использует прилагательные, ищет синонимы – старается точ-

но и полно передать (описать)35состояние внешнего мира или себя самого.

От уровня владения языком, способности человека применять его согласно

ситуации, от гибкости, способности языка адекватно передавать информа-

цию зависит количество ошибок, возникающих на данном этапе процесса

познания, форма и полнота – объем получаемой научной информации4.6.

Далее, полученная информация должна претвориться в знание – пройти

                                                            24 Формальные языки часто конструируются на базе языка математики. Они обеспечи-вают необходимую точность фиксации и объяснения объекта исследования. 35 В таком случае стоит сказать, что информация может описываться естественным языком – словами-образами («нечеткое изображение», представление) и языком фор-мальным с помощью формулировок – кратким и точным выражением. Соотношение этих двух языков (Е и Ф) определяется соображениями баланса точности и полноты (Т/П) информации или знания. Это соотношение Е/Ф ~ П/Т в случае с информацией больше, нежели со знанием. 46 «Следовательно, наука <…> не может позволить себе ни ограничения приема ин-формации в соответствии с некоторой жесткой гомеостатической схемой, ни перевода своих данных в слишком жестко предопределенные каналы обратной связи» [2; 269]. Если говорить о научном знании, то стоит проецировать этот принцип и на язык, по-средством которого мы получаем научную информацию. 

  276

процесс осмысления человеком. Данный процесс также зависит от языка

мышления, однако здесь он более формален – на этом этапе познания ис-

пользуются универсальные точные формулы (формулировки) с целью ин-

теграции полученного cognito ex informatio в науку в самом полном ее

смысле. Также стоит отметить, что размышления и следующее из них по-

нимание при должном опыте и мастерстве могут быть не только рацио-

нально (логически и/или математически) очевидными, но и самоочевид-

ными, т. е. даже не осознаваться индивидом, протекать на уровне бессоз-

нательного, интуитивных «догадок». Это накладывает определенные огра-

ничения и на язык: человек должен не только умело использовать его в

связке с формальным языком, но и уметь делать это «неосознанно», интуи-

тивно, почти рефлекторно, иначе «инструмент» мышления будет оторван

от процесса. Благодаря языку возможна и передача знаний. Так как наука и

система знаний интернациональны и всеобщи, то данная передача будет

происходить между носителями разных естественных языков, представи-

телями разных профессий, разных эпох. Будет возникать множество раз-

ных «кодировок» знания, выполненных с определенными нарушениями.

Возникает вопрос: как же избежать неточностей трансляции знаний, оши-

бок межнациональной и междисциплинарной коммуникации?

Язык как инструмент преобразования информации в знание, осмысле-

ния и передачи этого знания многогранен. Наука не может обойтись одним

лишь естественным языком или его формальной интерпретацией – набо-

ром необходимых обобщений. Любые понятия человек выражает в словах

– функциональных единицах естественного языка. Каждый ученый, рас-

суждая, использует метаязык философии, формализмы математики, но он

не может обойтись также и без естественных языков, выполняющих здесь

еще и социокультурные функции, позволяющих ему взаимодействовать с

окружающим миром и научным сообществом, социумом в целом. Исполь-

зование их продиктовано самой сущностью человека – его творческим,

«естественно-историческим» началом, отличающим его от машины и по-

зволяющим использовать нечеткую логику. Если человек будет ограничен

в своих языковых средствах, то это ограничит его и в способности к по-

знанию. Познание теоретически бесконечно, и языковые навыки ученого

  277

должны стремиться к углублению и расширению: он должен иметь навыки

работы с языком математических отношений и метаязыком философии, а

также совершенствоваться в естественных языках (как родном, так и ино-

странных), владеть языками различных социокультурных практик (не

только народных): моды, спорта, тела, жеста, традиции, обряда, веры. Все

эти знания и умения, формы их репрезентации не будут лежать бесполез-

ным грузом; напротив, высокая степень языковой эрудированности позво-

лит свободно и широко (а, следовательно, и более ясно) мыслить, рождая

новые идеи, с высокой точностью обмениваться знаниями, тоньше «чувст-

вовать» состояние окружающего мира.

Список литературы

1. Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и ма-

шине. – 2-е изд. – М. : Наука; Главная редакция изданий для зарубежных

стран, 1983.

2. Винер Н. Человек управляющий. – СПб. : Питер, 2001.

  279

ВОСПОМИНАНИЯ

  280

ВОСПОМИНАНИЯ О В.И. БЕЛОЗЕРЦЕВЕ:

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

З.М. Каримова

Просьба поделиться воспоминаниями о Володе Белозерцеве-студенте

вызвала у меня двоякое чувство. С одной стороны, понимаю необходи-

мость сделать это, ведь из тех, кто был рядом, кто вращался в атмосфере

Московского университета в начале 50-х годов прошлого века, остались

немногие: «иных уж нет, а те – далече». С другой стороны, обуревают со-

мнения: смогу ли вспомнить главное, интересное, не «подправить» какие-

то факты, переживания и оценки в соответствии с сегодняшними взгляда-

ми, с учетом того, что многие люди с годами сильно изменились.

Я училась с Володей Белозерцевым в одной группе на философском

факультете МГУ имени М.В. Ломоносова в 1950-1955 гг. Не могу сказать,

что мы были большими друзьями, но достаточно близкими людьми, осо-

бенно на первых двух курсах. Поначалу это было определено, в частности,

тем, что я избиралась профоргом группы и занималась организацией кон-

кретной помощи со стороны студентов нашим незрячим товарищам: Воло-

де Белозерцеву и Тимофею Джумарину. Их интересы «представлял» наш

студент Валентин Голиков, который жил с ними в одной комнате в обще-

житии. С Валентином согласовывались все конкретные вопросы, именно

он служил «палочкой-выручалочкой» во многих непредсказуемых случаях.

Воспоминания шестидесятилетней давности, к сожалению, рисуют

картину в общем плане. Но, несомненно, на этом общем полотне фигура

В.Белозерцева – одна из наиболее ярких и четко очерченных.

Первое впечатление о Володе – высокий, стройный, подтянутый моло-

дой человек с правильными чертами лица. Можно сказать, красивый, не-

смотря на темные очки и небольшие шрамы на лице. Эти шрамы, как и по-

терянное зрение, – отголосок войны. Находясь на освобожденной от фа-

шистов территории, мальчишки нашли неразорвавшийся снаряд. Володя

взял его в руки, и тут произошел взрыв, который сделал его на всю жизнь

незрячим.

  281

Аккуратность проявлялась во всем, но прежде всего во внешнем обли-

ке, в одежде, и это отличало его от многих студентов. Большинство ребят

из нашей группы проживали в общежитиях – на Стромынке (этим повез-

ло!) или в частных домах, которые Университет (деканат) снимал на ок-

раинах Москвы или в Подмосковье, например, в Переделкино. В таких до-

мах не было никаких бытовых удобств – печное отопление, о дровах надо

было позаботиться заранее, хорошо протопить печку, запастись водой и

т. п. Останавливаюсь на этом подробно потому, что сама вместе с шестью

девочками жила в таком доме на 3-й Поклонной улице. Вспоминается слу-

чай, когда дрова не привезли вовремя, и, проснувшись утром, мы обнару-

жили, что вода в ведрах в холодной кухне замерзла вместе с попавшей ту-

да мышкой. Из этого, конечно, не следует, что студенты, жившие в таких

«общежитиях», приходили на занятия неумытыми и в грязной одежде…

Но подобные условия создавали трудности в поддержании соответствую-

щего внешнего вида.

Володя всегда был опрятен: черный костюм, белая рубашка, галстук,

аккуратно подстрижен и побрит. Каким образом обеспечивалась эта акку-

ратность? Во многом, конечно, благодаря заботе его старшей сестры, кото-

рая жила в Московской области в г. Электросталь. Она занималась покуп-

кой одежды и обуви, она же приводила все это в порядок, когда Володя

приезжал на выходные, в праздники и на каникулы. А ездил он регулярно

и, как правило, не один, а с друзьями. И все же, говоря о безупречном

внешнем виде студента Белозерцева, смею утверждать, что главная заслу-

га в этом – самого Володи.

Аккуратность, собранность Володи проявлялась и в таком, казалось

бы, обыденном деле, как своевременное прибытие на лекции и семинары.

Работа в группе строилась так: заранее, после предварительных согласова-

ний, составлялся график на определенный период – кто из студентов, про-

живающих на Стромынке, в какие дни и часы должен был сопровождать

незрячих ребят по пути от общежития до конкретной аудитории и обратно.

Надо сказать, что эта работа была организована довольно четко. Ребята и

девчата воспринимали такое поручение не как неприятную «обязаловку»,

которая «усложняла» их жизнь, а как человеческий, товарищеский, комсо-

  282

мольский долг. Но студенты – люди молодые и разные. Случалось, что

кто-то по какой-то причине опаздывал, не мог явиться вовремя. Это вызы-

вало острую реакцию со стороны Володи. Он-то всегда был заблаговре-

менно готов. Если случай «выходил за рамки» (пропуск лекции, семинара,

что бывало крайне редко), это непременно становилось предметом обсуж-

дения на комсомольском собрании. Что примечательно, Володя не прояв-

лял признаков личной обиды, болезненной зависимости. Все отношения

строились «на равных», исходя из общего понимания – «как должно

быть». Чувство собственного достоинства было органически присуще ему.

Запомнилась и такая примечательность наших внутригрупповых

взаимоотношений, в которых тоже ярко проявились личностные черты Во-

лоди, как чтение специальной литературы, источников, которых не было

на языке для незрячих (по Брайлю). Здесь так же составлялся график: кто,

что и когда должен был читать им вслух. К чтению привлекались не толь-

ко студенты, жившие на Стромынке, но и в других «общежитиях», разбро-

санных по всей Москве, и москвичи. Это создавало дополнительные при-

чины для опозданий и даже неявки.

Как сейчас у меня перед глазами длинный, довольно темный коридор

(общежитие на Стромынке располагалось в старом здании казарм Преоб-

раженского полка, которое имело форму прямоугольника), по обеим сто-

ронам – комнаты на 6-8 человек; в конце каждого отрезка коридора – не-

большой тупичок, где стояли длинный стол и стулья. В таких уголках все-

гда кто-то занимался: читал или конспектировал. В определенные дни и

часы мы читали здесь нашим незрячим товарищам Канта, Гегеля, Дидро,

Руссо и т. п. При этом они не только слушали, но и конспектировали: дру-

гих возможностей вернуться к этим текстам, оживить что-то в памяти, у

них не было. Надо сказать, что это была для них очень трудоемкая работа.

Объем литературы, которую надо было «пролопатить» на философском

факультете, был воистину огромный, и сама литература – довольно слож-

ная для понимания. Ведь даже зрячие студенты далеко не с первого чтения

приближались к пониманию, например, «Науки логики» Гегеля.

Опять же, повторюсь, как правило, Володя и Тимофей занимали свои

места в оговоренное время, их не надо было ждать. А вот «чтецы», и чаще

  283

из числа тех, кто не жил на Стромынке, могли и «задержаться». Это, есте-

ственно, расстраивало ребят. Володя мог высказать неудовлетворение в

довольно жесткой форме. И, вместе с тем, с его стороны всегда чувствова-

лась большая, человеческая благодарность к тем, кто оказывал поддержку

и помощь. Это сохранилось на многие годы.

Моя ближайшая подруга, с которой мы вместе учились, Рая Хафизова

(впоследствии доктор наук Раиса Ахметовна Клещева) спустя несколько

десятилетий рассказывала мне: «Бывали случаи, иду по коридору на Стро-

мынке, вижу – сидят в углу наши ребята, а того, кто должен им читать в

этот день, нет. Подхожу, говорю: «Не будем терять время, я почитаю».

Чувствую, что они испытывают какую-то неловкость, дескать, неудобно

отнимать у меня время. «Ничего, – успокаиваю я их, – мне тоже как раз

нужно почитать этот материал».

Спустя два-три десятка лет на какой-то научной конференции вижу

Володю Белозерцева, теперь уже профессора. Подхожу. «Здравствуй, Во-

лодя!» В ответ, после небольшой паузы: «Здравствуй, Раечка!»

- Ты меня узнал, не забыл?

- Разве можно забыть твой голосок, как колокольчик, и твои внимание

и теплоту?! Обнялись…Родные люди…

Чувство благодарности, наряду со строгостью в оценках и суждениях,

– качество, которое было присуще Володе.

Тщательная подготовка позволяла студенту Белозерцеву быть всегда

активным на семинарах. Его выступления отличались четкостью формули-

ровок, аргументированностью и логичностью. Нередко вступал в споры,

участвовал в дискуссиях, в ходе которых высказывал собственный взгляд

на ту или иную проблему, но, как помнится, не выходя за рамки. И при

этом – никакого словоблудия.

Достаточно принципиальным бывал и на собраниях, когда обсужда-

лись какие-то «неблаговидные» поступки кого-либо из студентов. Как пра-

вило, не уходил от «неприятного» обсуждения, не отмалчивался. Не могу,

правда, не заметить, что «неблаговидными» казались тогда многие поступ-

ки. Сегодня большинство из них просто никто бы не заметил. На собрани-

ях, как и на семинарах, Володя оставался верен себе: был строгим, прин-

  284

ципиальным, подчас жестким. Кому-то это не нравилось, но, в целом, от-

ношение студентов группы к В. Белозерцеву было положительным.

Надо сказать, что среди поступивших в Московский университет в

1950 году было немало тех, кто отслужил в армии, воевал на фронтах Оте-

чественной войны, имел боевые награды. Все они были членами партии.

Для нас, вчерашних школьников, это были люди уважаемые и авторитет-

ные. Володя по своему положению в группе, по отношению к нему студен-

тов тоже относился к этой категории. Хотя, если память мне не изменяет,

он стал членом партии, уже учась на втором курсе.

Сегодня, когда я вспоминаю годы учебы и общения с Володей Бело-

зерцевым в Университете, ловлю себя на мысли, что на ум не приходит ни

один факт, который говорил бы об «особом» отношении к нему, предпола-

гающем какую-то скидку в подходе, в оценках с учетом того, что он был

лишен зрения. Наоборот, Володя Белозерцев уже тогда был личностью,

человеком, к мнению которого прислушивались. Для многих он был авто-

ритет, кто-то его побаивался. Но, повторюсь, несомненно его уважали.

И еще… Первые годы учебы в Университете – это время нашей моло-

дости, романтики, неформального общения. Помню Володю на наших

групповых вечерах поющим, танцующим … танго, всегда остроумным со-

беседником, понимающим и ценящим юмор, достаточно ироничным.

В общем, ничто человеческое ему не было чуждо.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК И БОЛЬШОЙ УЧЕНЫЙ, ОБРАЗЕЦ

ДЛЯ ПОДРАЖАНИЯ

Н.И. Дряхлов

Я очень благодарен коллективу кафедры философии УлГТУ, что

вспомнили обо мне и пригласили приобщиться к знаменательной дате –

85-летие со дня рождения Владимира Ильича Белозерцева. Я завидую кол-

лективу кафедры, которому ряд лет пришлось работать под руководством

великого педагога, душевного человека и выдающегося ученого в разработ-

  285

ке одного из важнейших направлений философской науки. Мне пришлось

ряд лет встречаться с этим замечательным человеком. Его образ до сих пор

стоит в моих глазах: рост до двух метров, атлетическая фигура, большие

сильные ладони, проникновенный голос … Поражала его эрудиция, он сво-

им появлением всегда порождал атмосферу дискуссии, всегда придавал но-

вый аспект даже устоявшимся проблемам. Он был желанным гостем на фи-

лософском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова, в секторе научно-

технической революции в институте истории естествознания и техники

РАН. Руководитель сектора доктор технических наук проф. Шухардин и

весь состав сектора воспринимали как праздник каждую встречу с Влади-

миром Ильичом. Он чувствовал эту атмосферу и наслаждался ею. Он был

желанным гостем в Ленинградском университете, где классики по изучению

научно-технической революции в СССР проф. Мелещенко Ю.С. и Марахов

В.Г. как событие воспринимали появление ульяновского ученого.

В Питере на кафедре исторического материализма философского фа-

культета ЛГУ всегда была представительная аудитория советских и зару-

бежных ученых, которые с большим вниманием воспринимали выступления

и доклады проф. В.И. Белозерцева, и вокруг них всегда завязывались острые

дискуссии. Вызывало восхищение, как этот человек на своем аппарате запи-

сывал вопросы и содержание материалов докладов. В перерывах Владимир

Ильич всегда был окружен коллегами, студентами и аспирантами философ-

ского факультета ЛГУ, которые задавали многочисленные вопросы и вос-

хищались эрудицией и яркостью мысли ульяновского профессора.

Высокое чувство гордости порождало эта яркая форма общения с не-

ординарным ученым, богатой натурой и обаятельным человеком.

  286

ОБ ОБЩЕСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРОФЕССОРА

В.И. БЕЛОЗЕРЦЕВА

Ю.Н. Егоров

В истории каждого государства имеют место драматические периоды,

сопровождаемые войнами, революциями, разрушениями. В такие периоды

интеллигенция исправляет ошибки незадачливых государственных прави-

телей, обрекающих свои народы на потрясения. И поскольку российская

общественная среда исторически, в силу самых разнообразных причин,

всегда отличалась и отличается сложностью, культурно-политическая

миссия интеллигенции в нашей стране приобретает особое значение. В

конце ХIХ века это отчетливо проявилось в народнических тенденциях

русской интеллигенции. Авторитетнейшие русские профессора А.И. Чу-

пров, Н.А. Каблуков, С.Н. Булгаков, А.А. Исаев, П.Б. Струве и др., активно

занимаясь общественной деятельностью, всеми своими силами пытались

способствовать направлению Российского государства на путь просвеще-

ния и цивилизованности. Русский профессор сто лет назад – это профес-

сор-народник, прежде всего гуманист, приверженец лучших европейских

(если угодно, христианских) ценностей, человек активной гражданской

позиции. Во многом беда российского общества в том, что эти лучшие

традиции за последние сто лет оказались насильственно разрушенными.

Общественная мораль утрачена. Сострадание, сопереживание, сочувствие,

гражданственность сменили нетерпимость, злоба далеко не лучших слоев

общества. Разрушены академические традиции.

Человеком и ученым в духе лучших русских традиций в симбирском

обществе 1990-х гг. был Владимир Ильич Белозерцев. Мы познакомились

в драматические августовские дни 1991 г., в период путча, когда рушилось

советское государство, а общество стояло на грани гражданской войны.

В этот день в одном из городских залов проходило общественное собра-

ние, в котором принимали участие представители областных властей. Об-

становка в стране и городе была крайне напряженной. Общественность

Ульяновска требовала от властей ясной гражданской позиции. Те, в свою

  287

очередь, фактически поддерживая путчистов, всячески лавировали, не бу-

дучи уверенными в успехе переворота. Отстаивая позиции российских

демократических институтов, выступал на собрании и профессор Белозер-

цев, призывал не признавать созданный путчистами ГКЧП. Подобное вы-

ступление требовало гражданской смелости, и надо сказать, что в те дни

немногие люди решались на такие открытые выступления. Тогда же по

существу и сформировался круг демократической общественности, груп-

пировавшийся вокруг В.И. Белозерцева и редактора газеты «Симбирский

курьер» А.Г. Багдасаровой.

То, что говорил на собрании по поводу ГКЧП профессор Белозерцев,

очень не нравилось ульяновским властям1.7.На этом собрании и состоялось

наше знакомство. Потом мы много раз вместе участвовали в различных

общественных мероприятиях. Говорил Владимир Ильич на них всегда

очень уверенно, никогда не тушевался. Было видно в несколько нервной

манере, как он переживал происходящее. Я полагаю, что ему всегда еще и

выступать было непросто, ведь он не мог видеть лиц собравшихся. И здесь

надо сказать о той большой роли помощника и единомышленника, кото-

рую в общественной работе В.И. Белозерцева играла его супруга, Валерия

Ивановна. Они были всегда вместе, и это была не просто физическая не-

обходимость.

Хорошо помню манеру В.И. Белозерцева держаться во время высту-

плений, среди которых были митинги, городские собрания, предвыборные

мероприятия (ДА-ДА-НЕТ-ДА). Подбородок был всегда чуть приподнят.

Иногда Владимир Ильич имел обыкновение чеканить слова. Несомненно, в

манере говорить проявлялись незаурядные лекторские способности.

Окружающие относились к В.И. Белозерцеву всегда с уважением, хо-

тя выступать приходилось в разных аудиториях. В том числе тех, которые

были настроены по отношению к демократическому движению враждебно.

Но и там профессора Белозерцева всегда внимательно слушали. В улья-

новских газетах начала 1990-х гг. было несколько публикаций, посвящен-

                                                            17 Идеи выступления В.И. Белозерцева нашли отражение в телеграмме Президенту Ель-цину от Координационного Совета Симбирской региональной организации движения «Демократическая Россия»// Симбирский курьер. №101(117). 27 августа 1991 г. с.1. 

  288

ных полемике с В.И. Белозерцевым со стороны коммунистов, автором ко-

торых был А.Л. Кругликов (он публиковался под псевдонимом А. Леони-

дов)2.8.И в них фактически признавалось большое значение его в общест-

венной жизни области. Я слышал неодобрительный гул при появлении

В.И. Белозерцева на мероприятии участников ВОВ, которые не поддержи-

вали демократические начинания в России, но и там слушали его внима-

тельно. Он не подстраивался под аудиторию, ему вообще была не свойст-

венна манера заигрывания перед кем-либо, а уважение он заслуживал за

свои убеждения, заработанные долгим честным трудом на научно-

педагогическом поприще.

За годы знакомства, быстро переросшего в товарищеские и даже дру-

жеские отношения, мы много общались до самой его смерти; уже после то-

го, как я уехал из города, постоянно созванивались. Хотя наши отношения

пережили и драматические моменты. В то время было немало преимущест-

венно политических споров, множество из которых имели привнесенные

внешние причины. Бывало, обижались друг на друга, но это быстро прохо-

дило. При всех спорах большинство людей, которые собирались на кварти-

ре Белозерцевых, объединяли искренние чувства сопереживания происхо-

дящего в стране и нашем городе, хотя решение многих проблем виделось

по-разному. И в целом мы друг друга поддерживали. Это же можно было

отнести к С.В. Белозерцеву, сыну Владимира Ильича, который некоторое

время проживал в Ульяновске. С.В. Белозерцев сделал несколько публика-

ций в газете «Град Симбирск», помогавших новым демократическим парти-

ям, и покинул газету, когда та стала менять свою линию.

На квартире Белозерцевых нередко проходили демократические со-

вещания, на которых присутствовали очень разные люди. Наверное, жить

в таких условиях было непросто. Но квартира находилась в самом центре

города, и в ней было удобно собираться. Белозерцевы же проявляли завид-

ное терпение в отношении этих политических собраний. А так как азы по-

литической культуры мы постигали, что называется, на ходу, немалых сил

стоило Владимиру Ильичу сохранять выдержку и самообладание. Да и                                                             28 Например, в газете «Жизнь и экономика» статья А. Леонидова «Мы не можем честно выиграть выборы». 

  289

сами события, когда в стране и городе к власти приходят люди, далекие от

понимания демократии и патриотизма, происходит глубочайший парла-

ментский кризис (1993 г.), начинается война в Чечне, – все это очень силь-

но влияло на общественную среду и постоянно порождало споры.

Но было немало и «веселого», поскольку его деятельность многим

власть предержащим не нравилась, и они использовали старые, весьма

своеобразные методы борьбы… Важная черта В.И. Белозерцева, несо-

мненно профессорская, состояла в том, чтобы быть выше всей той глупо-

сти, которая подчас невольно, извне, сопровождала нашу деятельность.

Владимир Ильич был координатором демократических сил – очень

разрозненных, слабо организованных, не имевших опыта, подчас даже са-

мого маленького, что называется житейского (поскольку в их рядах было

много молодежи). То, что во главе этих сил (хотя слово «глава» было не

из его лексикона) оказался В.И. Белозерцев, – это было большой удачей

нашего общественного движения. Очевидно, для него это было непросто.

Наряду с профессиональной деятельностью он участвовал в митингах, на

которых выступал в поддержку демократических преобразований в стра-

не, был в гуще всех мероприятий, связанных с выборами и всем, что их

сопровождало. В.И. Белозерцев был одним из организаторов АБЦ (Анти-

бюрократического центра) и Блока демократических сил, в котором, как

уже было сказано, важную роль играла и главный редактор «Симбирского

курьера» Алла Григорьевна Багдасарова (поэтому часто собрания прово-

дились в редакции этой газеты и, наверное, ей было очень непросто со-

хранять рабочую обстановку).

Из политических организаций В.И. Белозерцев входил в «Демократи-

ческую Россию», которая представляла собой крупное (по тогдашним мер-

кам) общественное движение, объединяя людей широких политических

взглядов. Мировоззрение Владимира Ильича характеризует то, что он от-

стаивал свободу выборов, ответственность властей перед обществом, гра-

жданскую самоорганизацию, целесообразность развития предпринима-

тельства, частной собственности (в то время в обществе это вызывало ог-

ромные споры, преимущественно с коммунистами).

  290

Политическую борьбу В.И. Белозерцев вел не с коммунизмом или со-

циализмом как таковым, а с тем «командным» режимом, который был во-

площен в стране. 40 лет он был убежденным коммунистом, критически

относился к недостаткам партийного руководства и вышел из партии,

опубликовав в газете «Волжские новости» (№ 13, ноябрь 1990) статью

«Выхожу из тоталитарной партии», сохранявшей и в перестроечное время

«диктат и идеологический контроль... над умами людей», игнорирующей

общественное мнение, замалчивающей события и искажающей информа-

цию. В.И.Белозерцев критиковал «разрешенную гласность», свидетельст-

вовавшую «о бюрократическом характере перестройки». По его мнению,

она не мешала прямому и массированному притеснению инакомыслия и

другим проявлениям тоталитаризма.

Но мало поддерживать демократию, важно своим поведением, стилем

жизни ее продвигать. В процессе наших собраний профессор Белозерцев

совершенно определенно держался своих внутренних идейных установок,

несомненно демократических, что было удивительно для человека его

судьбы и возраста. Конечно, он мог раздражаться во время споров, но во-

обще это было не характерно для него. И он, и А.Г. Багдасарова были

людьми добрыми и порядочными, несомненно «идеалистами» 3.9Ни от ко-

го из них я ни разу не видел проявления меркантильных интересов. Вся

общественная работа велась на началах бескорыстия. Говорить о каких-

либо личных деньгах, благах или должностях в тех условиях, когда обще-

ство стояло на пороге гражданской войны, для порядочных людей, любя-

щих свою страну, было верхом неприличия. И это на том фоне, когда

многие руководители в это же время стали фактически разорять, разворо-

вывать страну. Наличие таких людей, как В.И. Белозерцев и А.Г. Багдаса-

рова, обладавших большим авторитетом, людей немеркантильных, идей-

ных, мешало властям вести себя откровенно грубо и корыстно.

Примечательно, что после августовских событий 1991 г. Президентом

Ельциным была введена государственная награда за участие в тех событи-

ях. Из демократической общественности нашего города эту награду не                                                             39 Знакомство с А.Г. Багдасаровой начиналось с ее слов «Привет, старик!» – клич «шес-тидесятников»! 

  291

получил ни один человек. Более того, никем – ни В.И. Белозерцевым, ни

А.Г. Багдасаровой, ни кем-либо другим, входившим в Блок демократиче-

ских сил города и области, этот вопрос не ставился.

О политических взглядах Владимира Ильича хорошо говорят его ста-

тьи на общественные темы. В первом номере газеты демократических сил

«Общее дело» В.И. Белозерцев рассуждает о значении свободы информа-

ции в демократическом обществе. Он писал о болезнях общества, тяго-

теющего к вождизму, безразличного к духовным ценностям, готового идти

за дешевыми лозунгами – обещаниями хлеба и зрелищ, масла и пушек.

«Было бы безответственно объяснять такую картину лишь трудностями

материальной жизни. Опыт нашего народа свидетельствует, что его духов-

ная деградация в первую очередь является результатом насаждавшихся

всеми средствами массовой информации чудовищной лжи и «”возвышаю-

щего обмана”, социальных мифов и иллюзий…»410 По его мнению, состоя-

ние информационной свободы позволяет понять, в каком обществе мы жи-

вем: демократическом или диктаторском. Вот когда все начиналось, в ста-

тье мы читаем про принцип «тащить и не пущать». В.И.Белозерцев писал

про то, что нами по-прежнему «управляют властвующие особы, верные

себе и принципам тоталитарного режима… Безнадежно уповать на изме-

нение их психологии».511

Газета «Общее дело» была во многом детищем В.И. Белозерцева. Ему

же принадлежит ее название. И с самого начала выпуски газеты столкну-

лись с массой трудностей: невозможностью ее издания в Ульяновске (не-

которые номера печатали в Димитровграде и даже Оренбурге), с нехваткой

средств и проблемами распространения. Демократические силы были ма-

лочисленны, их шельмовали; многие не вылезали из судов, куда нас таска-

ли за каждый «чих». Но в этом и состоит мужество. А В.И. Белозерцев

был, несомненно, мужественным человеком.

Для города, его гражданского общества, общественная деятельность

В.И. Белозерцева значила очень многое. Как бы это ни патетично звучит,

Владимир Ильич отдал всего себя общественной деятельности. И совсем                                                             410 Информация – власти – народ – оппозиция. //Общее дело. – 1994. – №1. – С. 1. 511Там же. 

  292

не случайность – умер он в день думских выборов в декабре 1999 года.

Сходил на избирательный участок, проголосовал, вернулся домой, и после

этого его не стало. На свой век он сделал все, что было в его силах.

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ:

КАКИМ ОН ОСТАЛСЯ В МОЕЙ ПАМЯТИ

М.П. Волков

Судьба свела меня с Владимиром Ильичом в 1973 году. Эта встреча

была заочной. Я учился на 5 курсе философского факультета МГУ им.

М.В. Ломоносова, шел на диплом с отличием и мечтал поступить в аспи-

рантуру. Научный руководитель моей дипломной работы профессор Дрях-

лов Николай Иванович посоветовал написать письмо Владимиру Ильичу в

Ульяновск, рассказать о себе и попросить его о выделении места в целевой

аспирантуре. Николай Иванович обещал написать письмо и от себя. Вла-

димира Ильича он знал по научным конференциям и участию в коллектив-

ных монографиях по проблемам научно-технической революции.

Письмо мое вышло коротким, деловым по стилю, что естественно, ес-

ли не знаешь человека близко. Потянулись месяцы ожидания, и уже в

1974 году Николай Иванович сообщил, что вопрос о выделении целевого

места для меня решен в министерстве. В этот день я смотрел на мир глаза-

ми счастливого человека.

А настоящая встреча с Владимиром Ильичом произошла весной 1977

года, когда я заканчивал аспирантуру. Будучи по делам в Москве, он за-

ехал в МГУ к Юрию Николаевичу и Валентине Семеновне Шуваловым,

также учившимся в аспирантуре, попросив пригласить на встречу и меня.

Диссертация моя была готова, правда, еще не обсуждена. На встречу я шел

с легким сердцем.

После первых минут скованности, естественной при встрече разли-

чающихся по возрасту, жизненному опыту, результатам научных достиже-

ний, разговор принял самый непринужденный характер, и возникло ощу-

  293

щение, что беседуешь с хорошо знающим тебя и расположенным к тебе

человеком. Я отметил, что Владимир Ильич умеет тонко шутить, расска-

зать к месту анекдот, дать точную характеристику коллегам, которые были

для нас, аспирантов, обитателями философского Олимпа. В конце встречи

он поинтересовался, не собираюсь ли я остаться где-нибудь поближе к

Москве. Я ответил отрицательно. И когда в декабре 1977 года, незадолго

до поездки в Ульяновск для устройства на работу, мне было предложено

место на кафедре философии Орехово-Зуевского педагогического инсти-

тута, я ответил, что не могу начинать свою трудовую деятельность с пре-

дательства, и поеду в Ульяновск. Что стояло за этим ответом – юношеский

идеализм или обаяние, исходящее от Владимира Ильича, – судить не бе-

русь; наверное, и то и другое.

25 декабря 1977 года я с Юрием Николаевичем Шуваловым приехал в

Ульяновск, чтобы оформиться на работу в Ульяновский политехнический

институт. Мы ехали на трамвае через весь город, засыпанный снегом, и я

пребывал в состоянии ступора, вызванном разительным отличием виден-

ного за окном от ставшего естественным за 8 лет образа Москвы. Так мы

добрались до драматического театра; в доме напротив была квартира Вла-

димира Ильича. Здесь я познакомился с Валерией Ивановной – женой

Владимира Ильича. Со свойственным ей темпераментом она принялась

отогревать нас, кормить, поить, заодно расспрашивая о планах. Потом

втроем мы брели по расчищенным от снега тротуарам до корпуса на

Л. Толстого, где были приняты ректором УлПИ Андреевым В.А. Видимо,

он заметил мое состояние и стал расхваливать Ульяновск, отмечая, каким

зеленым будет город летом. И действительно, летний Ульяновск стер из

памяти тяжелые воспоминания.

Оформившись на работу, я вернулся в Москву догулять полагающий-

ся месячный отпуск и вместо обещанной Владимиру Ильичу середины ян-

варя приехал к началу второго семестра. Так я впервые узнал, как прохо-

дит «снятие стружки» по Белозерцеву. Владимир Ильич не повышал голо-

са, не употреблял унижающих определений; спокойным голосом он гово-

рил о недопустимости таких нарушений договоренности, о соблюдении

данного слова и т. п. В какой-то момент я вдруг брякнул: «Что и говорить:

  294

я опоздал на 2 недели, и институт рухнул». Была пауза, а потом Владимир

Ильич начал смеяться. Отсмеявшись, он сказал: «Надеюсь, больше такое

не повторится». И действительно, я не давал больше повода устраивать го-

ловомойку. Этот случай помог мне понять самое серьезное отношение

Владимира Ильича к дисциплине, принимаемым на себя обязательствам.

Также я понял, что к ситуациям, не затрагивающим ядро внутреннего мира

человека, он способен относиться без звериной серьезности, сквозь приз-

му шутки.

А потом начались рабочие будни: чтение лекций для студентов-

вечерников, ведение семинаров на энергетическом факультете. Помню

первую открытую лекцию 14 февраля 1979 года (точная дата запомнилась

потому, что произошло это на следующий день после моего дня рожде-

ния). Я читал лекцию с такой скоростью, что никто из студентов ничего не

смог записать. Материала на полуторачасовую лекцию мне хватило, и это

позволило чувствовать «твердую почву» под ногами в ходе обсуждения,

длившегося более полутора часов. Владимир Ильич начал свое выступле-

ние с фразы: «У меня нет замечаний к содержанию лекции, что же касается

методики преподнесения материала, то тут масса серьезных недостатков».

И дальше по пунктам была показана моя методическая несостоятельность.

Когда мне было предоставлено заключительное слово, я сказал: «После

всего услышанного мне остается уйти в таксисты», на что Владимир Ильич

заметил: «Не спеши. Вернемся к этому вопросу года через три». И когда я

избирался на должность старшего преподавателя, оценка лекции была

иной, хотя замечаний было высказано немало и в этот раз.

Обсуждение открытой лекции в 1979 году позволило мне вынести еще

один урок: какие бы критические замечания ни делались в адрес того или

иного преподавателя, это никак не отражалось на межличностных отноше-

ниях. Подвергшийся критике на следующий день мог обратиться к своему

оппоненту за советом, попросить о замене занятия и т. п. На кафедре нико-

гда не было склок, конфликтов на почве проблем, связанных с многооб-

разными формами деятельности преподавателей.

У Владимира Ильича была отличающая его от всех манера выступле-

ния. Сидя за столом на кафедре или стоя за трибуной на конференции, он

  295

слегка откидывал назад голову и, касаясь кончиками пальцев правой руки

сделанных по Брайлю заметок, начинал методично излагать свою пози-

цию. Он обладал способностью устанавливать связи между понятиями, яв-

лениями, улавливать смысловые различия между близкими по содержанию

категориями, обнаруживать общность между, на первый взгляд, не связан-

ными феноменами. Родись он в Средние века, он стал бы блестящим схо-

ластом.

Его уверенность в истинности своей позиции была несокрушимой.

Она базировалась на знании материала, эрудиции, логике последовательно

разворачивающейся мысли. Когда в споре с оппонентом он начинал мето-

дично разрушать его (оппонента) позицию, я про себя произносил: «Заго-

ворила тяжелая артиллерия». Нередко спор продолжался и в перерыве, в

окружении и маститых коллег, и еще набирающихся опыта молодых пре-

подавателей.

В начале 80-х годов Владимир Ильич открыл во мне способности к

редактированию текстов и стал активно привлекать к работе над сборни-

ками материалов научных конференций, методическими рекомендациями,

указаниями и т. п. Работали по выходным дням, часто по 3–4 часа. Как-то,

не сумев уложиться в отведенные для сдачи в типографию материалов

сборника сроки, вынуждены были работать в отпуск. Жена с сыном в это

время отдыхали в институтском спортивно-оздоровительном лагере «Са-

довка», а я отправлялся на улицу Советскую (ныне – Спасская). И в моей

душе ни разу не шевельнулась обида на Владимира Ильича, так как у меня

перед глазами был живой пример самоотверженного труда: плохо перено-

ся жару, Владимир Ильич все же находил в себе силы каждый день зани-

маться редакторской работой. Японцы, которых считают законченными

трудоголиками, восхитились бы его работоспособностью: у меня сложи-

лось стойкое убеждение, что он работал с секретарем даже в день своего

рождения.

С одинаковой тщательностью он относился к работе над текстами из-

вестных в философском сообществе ученых и безвестных пока еще асси-

стентов. Не раз мы схватывались по поводу каких-то мест из его собствен-

  296

ных текстов, и после бурных споров он уступал, убедившись, что текст от

правки выигрывал.

Часа через полтора-два наступала усталость, и, как будто уловив наше

состояние, появлялась Валерия Ивановна с предложением выпить кофе.

Кофе у Белозерцевых был всегда. К кофе – реже это был чай – подавался

сыр, булочки. Валерия Ивановна подтрунивала над нами, поскольку слы-

шала временами бурную перепалку, и я восхищался ее умению снять на-

пряжение, разрядить стрессовую ситуацию. С первой встречи с ней в де-

кабре 1977 года я не переставал восхищаться ее открытостью, душевной

теплотой, добронравием, мудростью. Однажды мне подумалось: Владимир

Ильич мог бы ходить зимой без пальто и не замерзнуть, согреваясь тепло-

той, исходящей от Валерии Ивановны. Я сравнивал ее с женами декабри-

стов; уверен, если бы Владимир Ильич был сослан в Сибирь, Валерия Ива-

новна последовала бы за ним не раздумывая, и никогда не оценивала бы

свой поступок как героический.

Будучи удивительно мягким и душевно тонким человеком, Валерия

Ивановна соединяла эти свойства со смелостью, проистекающей из непри-

ятия любой несправедливости.

Когда началась перестройка, Владимир Ильич окунулся в политиче-

скую жизнь, став координатором демократических сил Ульяновска. И вез-

де рядом с ним всегда находилась Валерия Ивановна. Думаю, она понима-

ла, что Владимиру Ильичу полезнее было бы сидеть дома, а не присутст-

вовать на заседаниях Антибюрократического центра, но также она пони-

мала, что это невозможно, и находилась рядом с ним.

Трагедия, случившаяся с Володей Белозерцевым в 1943 году и ли-

шившая его света и красок мира, стала горнилом, в котором выковался ха-

рактер бойца. Он никогда не боялся высказывать и отстаивать свою пози-

цию перед любыми инстанциями и авторитетами, если был уверен в ее

справедливости. Так же, как и Валерия Ивановна, он был нетерпим к про-

явлениям несправедливости в отношении коллег, знакомых, близких. За-

щищая себя, своих коллег, друзей, он был способен на едкий сарказм, иро-

нию, ответ «наотмашь».

  297

В один из дней рождения Владимира Ильича я попытался в коротком

стихе выразить этот сплав его душевных качеств. Вышло следующее:

Взяв поровну ума,

железа, соли, перца,

Смешала жизнь в котле

и вышел Белозерцев.

Активная политическая деятельность не принесла ему лавров, но

обеспечила множество недругов. В 1995 году бывший тогда ректором

УлГТУ В.В. Ефимов под давлением губернатора Ю.Ф. Горячева убирает

В.И. Белозерцева с должности заведующего кафедрой философии. Влади-

мир Ильич очень болезненно переживал эту перемену в своей судьбе, и

она ускорила его уход из жизни.

Одна из коллег, проведя с позиций «социологии градов» анализ стиля

руководства кафедрой Владимиром Ильичом, назвала его Патриархом. И я

согласился с этой оценкой. Он действительно был Патриархом: мудрым

наставником, защитником кафедры, ставшей его второй семьей, требова-

тельным и строгим руководителем, добрым советчиком…

Эпоха Патриархов сменилась эпохой «Эффективных Менеджеров».

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ: КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ

В.А. Бажанов

В Ульяновск на работу в филиал МГУ я был переведен из Казанского

университета и прибыл в Ульяновск 1 сентября 1993 года. Имея и ученую

степень доктора философских наук, и звание профессора, я был назначен

деканом открывающегося в университете факультете гуманитарных наук и

социальных технологий, а также заведующим кафедрой философии. Через

некоторое время – не помню уже сейчас при каких обстоятельствах – мы

познакомились с Владимиром Ильичем и стали довольно активно общать-

ся. Наше общение в основном касалось вопросов, связанные с развитием

философских исследований и философского образования в Симбирске-

  298

Ульяновске. Я неоднократно бывал в доме у Белозерцевых, и всякий раз

Владимир Ильич и Валерия Ивановна как радушные хозяева окружали ме-

ня теплотой и вниманием.

Владимир Ильич часто рассказывал о своем пути в философии и его

работе в стенах Ульяновского политехнического института. Помнится, что

особенно воодушевленно он говорил о противостоянии с назначенным

ректором О.В. Казаровым. Чувствовалось, что эта история даже по проис-

шествии ряда лет не могла оставить Владимира Ильича равнодушным.

В 1998 году открылся диссертационный совет, где Владимир Ильич

был председателем. Он попросил меня рассказать об открытии совета кол-

легам с тем, чтобы они в совет посылали своих аспирантов и соискателей.

Если я правильно помню, первые немногочисленные защиты прошли в со-

вете с участием Владимира Ильича.

В разговорах Владимир Ильич довольно часто касался темы судьбы

демократии в России. Он искренне переживал по поводу того, что демо-

кратическая волна в России явно спадает, что на горизонте появляется

перспектива своего рода коммунистической контрреволюции, которая спо-

собна вновь развернуть развитие государства вспять, на тропу тоталита-

ризма. При этом Владимир Ильич сильно волновался, даже начинал заи-

каться.

Вовсе не случайно он ушел из жизни в день выборов в Государственную

Думу – 19 декабря 1999 года. Полагаю, что Владимир Ильич переживал за

кандидатов демократической и либеральной ориентации. Тогда же КПРФ на-

брала максимальное количество голосов и, значит, должна была сформиро-

вать в Государственной Думе наиболее представительную фракцию. «Ябло-

ко» также проходило в Думу, но всего-то с 6% голосов, т. е. демократическая

фракция должна была стать немногочисленной и фактически не влияющей на

принимаемые Думой законы. Сердце Владимира Ильича не выдержало вол-

нений и расстройства по поводу результатов выборов…

Помню прощание с Владимиром Ильичем. Стоял морозный и ветре-

ный день. Множество людей пришло проститься с ним.

Через некоторое время мне позвонила Валерия Ивановна и пригласи-

ла зайти. Она сказала, что уезжает и хочет, чтобы книги из библиотеки

  299

Владимира Ильича продолжали служить делу, которому он посвятил свою

жизнь. Почти все книги у меня уже имелись, но вот оригинального совет-

ского издания «Логико-философского трактата» Людвига Витгенштейна с

пометкой «Для служебных библиотек», увидевшего свет в 1958 году, у ме-

ня не было. Я с благодарностью забрал книгу. Открывая это тоненькое по

объему, но составившее едва ли не эпоху в западноевропейской филосо-

фии издание с надписью на обратной стороне титульного листа «Белозер-

цев», я вспоминаю наше непродолжительное знакомство с Владимиром

Ильичем.

ЧЕЛОВЕК С НЕПРОСТОЙ СУДЬБОЙ

Е.Ш. Ташлинская (Ромазанова)

Чем дальше от нас уходят люди, которые в нашей жизни сыграли не-

маловажную роль, тем, как ни странно, все отчетливее и яснее осознаешь,

какое место они занимали как в общественном смысле, так и в нашей

судьбе.

Я пришла к Владимиру Ильичу по объявлению, данному на послед-

ней странице в газете «Симбирский курьер». В объявлении было написано,

что доктору философских наук, профессору требуется секретарь-

переводчик. Утром по телефону мы договорились о встрече, и в тот же

день после обеда я приехала на собеседование к нему домой. Первое мое

впечатление от этого человека, отношений в семье (а дальше таких удиви-

тельных парадоксов и обрушений стереотипов, связанных с этим челове-

ком, будет еще немало) было благоприятным. Он был в этот день немного-

словен, внимательно слушал, и, к моему удивлению, очень быстро принял

решение. По телефону голос показался очень молодым, подумалось, будто

человеку лет 40. В действительности же, как оказалось, Владимиру Ильичу

на тот момент было уже 65, он только что ушел с должности заведующего

кафедры философии. На собеседовании присутствовала также Валерия

Ивановна (его жена, ныне вдова), благодаря которой в семье неизменно

  300

царила атмосфера благожелательного, очень уютного, по-домашнему рас-

полагающего к общению настроя, отношения, когда ты попадаешь в се-

мью. Как считали Белозерцевы (и я полностью разделяю эту позицию), на

работу ходить нужно с удовольствием, потому что иначе это ощущение

недовольства жизненными обстоятельствами неизбежно сказывается на

результатах труда. У меня с Владимиром Ильичом сразу возникло взаимо-

понимание, появилось чувство, будто ты пришел в дом к кому-то родному

или близкому; ощущение и в принципе очень редкое, а потому еще более

ценное, так как складывается с очень немногими людьми. В результате 29

августа 1995 года было написано заявление, и с тех пор до его трагическо-

го ухода из жизни 19 декабря 1999 года я работала секретарем, а затем и

училась в аспирантуре на кафедре.

Отношения, что формируются в процессе наших взаимодействий с

людьми, не бывают просты, особенно если люди эти талантливы, обладают

недюжинным интеллектом, более того, оригинальным мышлением, силь-

ным характером, лидерскими качествами и организаторскими способно-

стями. Именно такие люди по праву могут именоваться Учителями. Безус-

ловно, все эти качества были присущи Владимиру Ильичу. В личностном

плане он также отличался необычайной чуткостью, когда по интонациям в

голосе мог буквально с порога чувствовать настроение собеседника, в

межличностном общении он проявлял способность войти в положение

другого человека, проявить сочувствие и понимание, не только словом, но

и делом поддержать его, умел слышать собеседника. Правда, не позволяя

при этом манипулировать собой и проявляя даже в поступках милосерд-

ного отношения к людям известную долю рационального подхода.

Однажды случилась весьма для меня поучительная история, которую

я впоследствии всегда вспоминала в качестве примера при чтении студен-

там курса «Этика общения». В вузе был организован сбор различных по-

жертвований в пользу малоимущих. Валерия Ивановна решила провести

ревизию вещей и часть из них передать в фонд. Периодически заглядывая

в рабочий кабинет, она советовалась с мужем относительно того, что мож-

но отдать. Выглядело это приблизительно так: «Володя, а вот этот шарфик

(рубашку и т. п.) я отдам». Наконец, очередь дошла до свитера: «А я вот

  301

этот свитер положу». – «Какой?» – «Синий такой, помнишь, Ирка приво-

зила, все равно не носишь». И тут последовала неожиданная реакция: не

сметь отдавать. Объяснение не замедлило ждать: сегодня раздашь все бед-

ным, а завтра, если не смогу работать, что останется нам? Позднее, осознав

ситуацию, свидетелем которой я стала, а также приобщившись к теорети-

ческим (этическим) наработкам, я поняла: речь здесь не о скаредности. Это

к Владимиру Ильичу ни в коей мере неприложимо. Наоборот, о его щедро-

сти ходили на кафедре легенды. Речь шла о мере допустимого широкого

жеста, дара, о том, кому и сколько можно милосердствовать. И если в мо-

ральном измерении действительно милосердствовать можно в отношении

каждого (правда, формы и способы нужно оговаривать в каждой конкрет-

ной ситуации отдельно, ввиду специфики, рода деятельности и индивиду-

ально-личностных мотиваций), то в отношении меры – должен присутст-

вовать разумный подход, суть которого сводится к следующему: жертво-

вать столько, чтобы милосердствующий сам не оказался в ситуации, про-

сящего подаяние. Но главная причина «отвода» инициативных побужде-

ний Валерии Ивановны заключалась, конечно же, в другом: свитер был

подарком любимицы-дочери Иришки, как ее называл отец.

Благодаря тому, что Владимир Ильич длительное время возглавлял

кафедру, и он же отвечал за формирование кадров (костяк составляли лю-

ди, закончившие философский факультет МГУ им. Ломоносова), на ка-

федре сложилась особая интеллектуальная традиция, включающая высо-

кие стандарты, эталоны профессиональной культуры, неповторимую эмо-

циональную атмосферу. Вспоминаются в связи с этим его слова о том, что

можно камня на камне не оставить, критикуя и обсуждая те или иные во-

просы на кафедре, но как только закрываются двери кафедры – ничего

личного в смысле обид и недомолвок не должно оставаться, т. е. работал

принцип не смешивания личного и профессионального. У Владимира Иль-

ича многому можно было поучиться: как читать лекции и проводить семи-

нары, выступать с докладами на конференциях, «читать» литературу (в ка-

честве чтецов первоисточников выступали секретарь-переводчик и Вале-

рия Ивановна, многое слушал сам в форме аудиозаписей: последнее из то-

го, что брал в библиотеке по линии ВОС, – это были дневниковые записи

  302

белогвардейцев), анализировать прочитанное, редактировать материалы к

сборникам, писать статьи, участвовать в общественно-политической жизни

(поскольку, в отличие от многих, имел четкую гражданскую позицию и не

боялся смело высказывать ее на разных уровнях, он был координатором

демократического движения в г. Ульяновске).

Вообще поражала широта его кругозора и живая заинтересованность

во всем, с чем сталкивала его жизнь. Он отличался жадностью до впечат-

лений, юношеским задором, чувством юмора, легкостью на подъем. Но

при этом ни разу (!) я в отношении студентов, аспирантов либо коллег не

слышала из его уст упрека, оскорбительных или унизительных выпадов по

поводу неосведомленности, малого знакомства или незнания какой-либо

информации. Однажды он даже изъявил желание приобрести словарь эв-

фемизмов. На мое несказанное удивление и вопрос: зачем ему это? – он

невозмутимо ответил, что философы должны знать многое, и в том числе

он хотел проверить, насколько его познания в этой области соответствуют

словарно-энциклопедическому содержанию.

В работе его неизменно отличал трудоголизм. Распорядок дня обычно

был такой: с утра до обеда он занимался в кабинете дома – читал, писал,

готовился к лекциям либо докладам, затем следовал небольшой отдых, по-

том снова за работу. Затем прогулка, ужин и снова работа до поздней ночи.

И так каждый день. Этот издавна заведенный график мог отличаться лишь

в дни, когда были занятия, совещания и прочие дела в вузе. Необычайная

работоспособность, целеустремленность, дисциплинированность и само-

организация – это отличительные черты ученого.

Владимир Ильич не просто умело, а блестяще использовал системную

методологию, его аналитический подход неизбежно приводил в восторг

окружающих, поразительная находчивость в ответах, эрудиция и высокая

концентрация внимания снискали ему славу непревзойденного оратора,

равных которому не было в дискуссиях. Полемика, диспут – это его сти-

хия. Как-то его сокурсница (по его же собственным воспоминаниям), когда

они учились еще в МГУ, отметив его бурлящий нрав, сказала, что в нем

«сидит революция». Очевидно, она очень тонко подметила эту его особен-

ную черту, поскольку действительно именно в научном споре раскрыва-

  303

лась его истинная прирожденная сущность. Сколь много в его статьях –

научных, публицистических – находим мы метких, хлестких выражений,

которые запоминались сразу, поскольку были на злобу дня, носили образ-

но-символический характер («философская жвачка», «дельцы от науки»;

«не руководить, а начальствовать» и мн. др.).

Владимир Ильич очень любил бывать на природе. Не имея своего

дачного участка, он каждый день с женой прогуливался по Венцу. Одна из

последних осенних прогулок его с женой по волжскому косогору запомни-

лась и ей, и ему тем, с каким азартом он рвал гроздья рябины, вдыхал аро-

маты поздней осени, а глазами его была при этом Валерия Ивановна, в

красках описывающая все, что их в этот момент окружало.

Внезапная смерть всегда сражает своей неожиданностью, шокирует.

Он не дожил до своего семидесятилетия всего полгода. Мы будем помнить

его как ученого и педагога, руководителя и лидера, человека с предельно

четкой и честной гражданской позицией, как общественного и политиче-

ского деятеля, человека с острым умом и живыми чувствами, чутко и не-

равнодушно откликавшегося на события, происходившие как в собствен-

ной стране, так и в мире.

  304

СПИСОК ТРУДОВ В.И. БЕЛОЗЕРЦЕВА

Книги

1. Фомина В.А., Белозерцев В.И. Особенности развития социалистического

способа производства. – М. : Изд-во ВПШ и АОН при ЦК КПСС, 1962. –

342 с.

2. Белозерцев В. И. Проблемы технического творчества как вида духовного

производства / под ред. С.И. Никишова. – Ульяновск : Приволж. кн. изд-

во, 1970. – 352 с.

3. Научно-техническая революция и общество / С.В. Шyхардин, Н.И.

Дряхлов, В.И. Белозерцев и др. – М. : Мысль, 1973. – 480 с.

4. Белозерцев В.И. Диалектика развития техники. – М. : Знание, 1974. – 54

с. – Библиогр.: с.53 (21 назв.).

5. Научно-техническая революция и особенности социального развития в

современную эпоху / В.И. Белозерцев, Н.И. Дряхлов, С.И. Никишов и др.;

под ред. С. И. Никишова, Н. И. Дряхлова. – М . : Изд-во Моск. ун-та, 1974.

– 303с.

6. Белозерцев В.И. Техническое творчество: Методологические проблемы.

– Ульяновск : Приволж. кн. изд-во, 1975. – 248 с.

7. Wissenshaftlich-Technische Revolution und Gesellschaft / G.W. Badejewa,

W.I. Beloserzew, L.A. Bulotchnikova u.a. – Moskau : Mir; Leipzig: ODR Fach-

buchverlag, 1976. – 532 s.

8. Формирование духовного мира человека и HTP: Методологические про-

блемы анализа духовного мира человека, развитого социалистического

общества / С.Ф. Анисимов, В.И. Белозерцев, Н.И. Дряхлов и др.; под ред.

С.Ф Анисимова, Н.И. Дряхлова. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1977. – 221 с.

9. Социальные, гносеологические и методологические проблемы техниче-

ских наук /М.А. Парнюк, Е.В. Парнюк, В.И. Белозерцев и др.; под общ.

ред. М.А. Парнюка. – Киев : Наук. думка, 1978. – 347 с.

10. La revolution scientique et technique et la societе - Научно-техническая

революция и общество // G. Badejevа, V. Вelozertsev, L. Boulotchnikova et.c.

– Moscow : Progress, 1979. – 564 р.

  305

11. Теоретические проблемы соединения достижений научно-технической

революции с преимуществами социалистической системы хозяйства в ус-

ловиях развитого социализма/ В.Т. Марахов, К.С. Пигров, В.И. Белозерцев

и др. – Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1979. – 189 с.

12. Диалектический материализм и техникознание / под общ. ред. В.И. Бе-

лозерцева. – Воронеж: Изд-во Воронеж . ун-та, 1980. – 163 с.

13. Формирование диалектико-материалистического мышления студентов

средствами проблемного обучения / Н.В. Хорев, И.Б. Чистякова, В.И. Бе-

лозерцев и др.; под ред. С.А. Петрушевского. – М. : Изд-во Моск. ун-та,

1980. – 144 с.

14. НТР как социальньный процесс / В.И. Белозерцев, Т.В. Керимова, Ю.В.

Олейников и др.; отв. ред. Т.В. Керимова. – М. : Наука, 1982. – 237 с.

15. Белозерцев В.И., Сазонов Я. В. Философские проблемы развития тех-

нических наук / под ред. В.М. Семенчева. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та,

1983. – 143 с.

16. Проблемы взаимодействия наук / под общ. ред. В.И. Белозерцева. –

Ульяновск : УлПИ, 1983. – 90 с .

17. НТР и духовное производство / под ред. В.И. Белозерцева. – Ульяновск :

УлПИ, 1985. – 109 с.

18. Подготовка инженерных кадров: опыт и проблемы/ авт.: А.И. Архипин,

В.И. Белозерцев, Т.Н. Брысина и др.; отв. ред. М.Г. Шадрина. – Саратов:

Изд-во Сарат. ун-та, 1989. – 88 с.

19. Философия как феномен культуры: о методологии и методике обсуж-

дения спорных вопросов / под ред. В.И. Белозерцева, М.П. Волкова, Г.Ф.

Миронова. – Ульяновск : УлГТУ, 1994. – 92 с.

20. Техническое творчество: теория, методология, практика: Энцикл. сло-

варь-справочник/ Б.М. Аронов, А.И. Башмаков, В.И. Белозерцев и др.; под

ред. А.И. Половинкина, В.В. Попова. – М. : Информ-система, 1995. – 410 с.

21. Формирование философского сознания студента: методология и мето-

дика / под ред. В.И. Белозерцева, М.П. Волкова, Н.А. Гильмутдиновой,

Т.Ю. Фоминой. – Ульяновск: УлГТУ, 1996. – 48 с.

  306

22. Проблемы развития общества: экология, экономика, управление : сб.

науч. тр. / редкол.: В.И. Белозерцев, В.Н. Лазарев. – Ульяновск : УлГТУ,

1996. – 108 с.

БРОШЮРЫ

1. Белозерцев В.И. О взаимодействии техники и экономики: автореф. дис.

...канд. филос. наук / Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова; науч. рук. В.А.

Фомина. – М. : Изд-во МГУ, 1959. – 22 с.

2. Белозерцев В.И. Проблемы технического творчества как вида духовного

производства: автореф. дис. ...д-ра. филос. наук / Моск. гос. ун-т им. М.В.

Ломоносова. – М. : Изд-во МГУ, 1970. – 40 с.

3. Белозерцев В.И. Техническое творчество как вид духовного производст-

ва: Докл. на науч.-техн. мероприятия по време на 34 Международен пана-

ир, 3-10 сент. – Пловдив, 1978. – 19 с.

4. Структура общественно-экономической формации: Препринты докл. ко-

ординац. совещ. по актуальным проблемам теории общественно-

экономических формаций/ Среди выступ.: В.И. Белозерцев. – М., 1979. – 42 с .

СТАТЬИ

1. Белозерцев В.И. Исторический материализм о взаимоотношении техни-

ки и экономики //Вопр. философии . – 1958 . – №8 . – С. 117-125.

2. Белозерцев В.И. О технических отношениях в производстве //Вестн.

Моск. ун-та. Сер. Экономика, философия, право. – 1959. – №1. – С. 139-149.

3. Белозерцев В.И. О росте культурно-технического уровня трудящихся

при социализме // Идеи ленинзма живут и побеждают. – Ульяновск, 1961. –

С.187-206.

4. Белозерцев В.И., Фомина В.А. Совершенствование конкретных форм

социалистических производственных отношений – специфическая законо-

мерность их развития // Закономерности перехода от социализма к комму-

низму. – М. : Высш. шк., 1961. – С. 3-32.

5. Fomina V., Belozerzev V. Cresterea continua a nive lului culturaltehniк al tu-

turor oamenilor munciilegitate a social ismului // Analete romino-sovietice.

Economie. – 1961. – N12(48). – S. 16-31.

  307

6. Белозерцев В.И., Фомина В.А. Коммунистическое разделение труда не

исключает всестороннего развития человека // Вопр. философии. – 1963. –

№9. – С.35-39.

7. Белозерцев В.И. Актуальные проблемы научно-технической революции:

[Рецензия] // Вопр. философии. – 1964. – №11. – С.178-181. – Рец. на кн.:

Тессман К. Проблемы научно-технической революции. – М., 1963. – 263 с.

8. Белозерцев В.И. Проблема нового в технике //Материалы науч.-техн.

конф., посвящ. 50-летию Советской власти. – Ульяновск : УлПИ, 1967. –

С.4-5.

9. Белозерцев В.И., Шпензер В.И. Социологические проблемы развития

науки и техники: Обзор новой литературы //Филос. науки. – 1967. – №4 . –

С. 167-173 .

10. Белозерцев В.И. Ленинские принципы критики философского ревизио-

низма // Сб. тр. Ульян. политех. ин-та. – Ульяновск, 1968. – Т.6, вып. 1. – С.

47- 72 .

11. Белозерцев В.И. О методологическом аспекте проблемы последствий

технического прогресса // Современныя научно-техническая революция и

гуманизм: Материалы теорет. конф. – Кемерово, 1968. – С. 5-13.

12. Белозерцев В.И. Современная научно-техническая революция: Истори-

ческое исследование. – М. : Наука, 1967. – 184 с.

13. Белозерцев В.И., Голиков В.А. Технический прогресс и технический

консерватизм //Философия и научный коммунизм: Сб. тр. Всесоюз. заоч.

политехн. ин-та. – М., 1968 . – Вып. 44. – С. 102-124.

14. Белозерцев В. И. Современная научно-техническая революция. Со-

стояние исследований: (Материалы совещ.) // Вопр. истории естествозна-

ния и техники. – М., 1970. – Вып. 2 (31). – С.187-206.

15. Белозерцев В.И. Содержание и критерии нового в технике //Сб. науч.

тр. Ульян. политехн. ин-та. – Ульяновск, 1970. – Вып. 2. – С. 187-206.

16. Белозерцев В.И. К вопросу о соотношении технического и научного

творчества // Ученые записки. Сер. Философия / Ульян. пед. ин-т. – Улья-

новск, 1971. – Т. 25, вып.1. – С.177-193.

17. Белозерцев В.И. Техника как общественное явление // Сб. науч. тр.

Ульян. политехн. ин-та. – Ульяновск, 1971. – Т.7, вып.3. – С.26-41.

  308

18. Белозерцев В.И. Характер связи науки и техники в условиях современ-

ной научно-технической революции // Материалы 6-й науч.-техн. конф. –

Ульяновск : УлПИ, 1971. – С.3-10.

19. Белозерцев В.И. Об отношениях в общественном производстве как

объекте управления // В.И.Ленин и научные основы руководства процес-

сами общественного развития при социализме. – Ульяновск : Приволж. кн.

изд-во, 1972. – С.193-242.

20. Белозерцев В.И. Об условиях и предпосылках разработки методологи-

ческих проблем соотношения технических и общественных наук

//Взаимосвязь технических и общественных наук: Материалы конф., 3-4

июня 1971. – Л., 1972. – С.41– 46.

21. Белозерцев В.И. Социализм и техническое творчество масс // Вестн.

Моск. ун-та. – Сер. 8. Теория науч. коммунизма. – 1972. – №5. – С.58-67.

22. Belozertzev V. Dialektica individualniho a kolektivniho v technicke

tvorivosti // Metodologia a tvorivost v inziniersko-technickej praxi. – Bratislava,

1973. – С. 75-77.

23. Белозерцев В.И. Диалектика индивидуального и коллективного в тех-

ническом творчестве // Методология и творчество в инженерно-

техническом труде. – Братислава, 1973. – С.147-150.

24. Белозерцев В.И. Критерии нового в техническом творчестве и целост-

ное развитие личности // Формирование человека коммунистического об-

щества: Межвуз. сб. науч. ст. – Куйбышев, 1973. – Вып. 2. – С.91-100.

25. Белозерцев В.И. Место и роль техники в системе производительных

сил //Научно-техническая революция и общество. – М., 1973. – С.116-129.

26. Белозерцев В.И. Соотношение технических и общественных наук в ус-

ловиях современной научно-технической революции //Современная науч-

но-техническая революция и гуманизм. – Вып. 2. Влияние современной на-

учно-технической революции на изменение характера и содержание труда

: Материалы Всесоюз. науч.-техн. конф. – Кемерово, 1973. – С.52-57.

27. Белозерцев В. И. Социальные проблемы научно-технической револю-

ции // Филос. науки. – 1973. – №2 . – С. 179-181. – Рец. на кн.: Дряхлов

Н. И. Социальные проблемы научно-технической революции. – М. : Изд-во

Моск. ун-та, 1972. – 192 с.

  309

28. Белозерцев В.И. Логика процесса творчества новой техники – объек-

тивная основа соединения технического прогресса с преимуществами раз-

витого социалистического общества // Актуальные проблемы развития ис-

торического материализма: Материалы Всесоюз. межвуз. науч.-техн.

конф., 25-28 янв. 1972. – М., 1974. – С. 502-505.

29. Белозерцев В.И. Разработка проблемы относительной самостоятельно-

сти развития техники – условие научного управления техническим про-

грессом // 24 съезд КПСС и проблемы научного управления обществом. –

Ульяновск, 1974. – С. 63-79.

30. Белозерцев В.И. Соединение научно-технической революции с пре-

имуществами социализма //Проблемы соединения достижений научно-

технической революции с преимуществами социализма. – Воронеж : Изд-

во Воронеж. ун-та, 1974. – С.5-27.

31. Белозерцев В.И. Создание материально-технической базы коммунизма

и развитие технологических отношений в общественном производстве

//Роль инженерно-технических работников в создании материально-

технической базы коммунизма. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1974. –

С.5-19.

32. Белозерцев В.И. К вопросу о структуре технического творчества как

специфического вида деятельности и познания // Анализ системы научного

знания. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1976. – С.139-143.

33. Белозерцев В.И. Структура процесса создания нового технического

объекта и проблемы управления качеством новой техники // Tvoriva

technicka praca ako sucast prace inzinierov, technikov a robotnikov-novatorov.

– Bratislava, 1976. – C.82-89.

34. Белозерцев В.И. Формирование научного мировоззрения и воспитание

идейной убежденности у студентов // Воспитание студентов на ленинском

примере. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1977. – С. 94-97 .

35. Белозерцев В.И. К вопросу о формах социальной детерминации в раз-

витии техники и технического творчества // Источники и движущие силы

научно-технического творчества. – Л.,1978. – С.107-113.

  310

36. Белозерцев В.И. О методологическом обеспечении развития техниче-

ского творчества // Автоматизация конструирования в приборостроении:

Межвуз. сб. – Горький, 1978 . – С. 22-29.

37. Белозерцев В.И. Соотношение технического и художественного твор-

чества // Проблемы философии. – 1978. – Вып. 44. – С.106-115.

38. Белозерцев В.И. Ленин о формировании коммунистической убежден-

ности // Формирование активной жизненной позиции советского студенче-

ства: Материалы Всесоюз. науч.-практ. конф., посвящ. 110-й годовщине со

дня рождения В.И.Ленина. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1981. – С.46-54.

39. Белозерцев В.И. Проблема «нового» в техническом творчестве //Третий

семинар по проблемам методологии и теории творчества. – Симферополь,

1981. – С. 156-159.

40. Белозерцев В.И. О специфике духовного производства //Структура об-

щественного производства. Материальное и духовное производство: Докл.

Всесоюз. коорд. совещ. «Социально-философские проблемы теории обще-

ственного производства». – М., 1982. – С.77-82.

41. Белозерцев В.И. Развитие единства преподавания философии и техни-

ческих наук в процессе подготовки инженерных кадров // Проблемы ком-

мунистического воспитания студентов : Межвуз. науч. сб. – Уфа, 1982. –

С.78-87.

42. Белозерцев В.И. Воспитание интернационализма в техническом твор-

честве личности и многонационального коллектива в условиях зрелого со-

циализма // Интернациональное воспитание в многонациональном трудо-

вом коллективе : Межвуз . сб. науч . тр. – Саратов, 1983. – С.43-50.

43. Белозерцев В.И. Ленинский анализ содержания материального и ду-

ховного в структуре общественного произволства // Диалектика общест-

венного развития в условиях научно-технической революции: Материалы

респ. конф. – Л., 1983. – С. 76-82.

44. Белозерцев В.И. Ленинский анализ содержания и структуры принципа

партийности философии // Категории философии и развития научного по-

знания: Межвуз. науч. сб. – Саратов, 1983. – С.13-15.

  311

45. Beloserzew W.I. Object, Gegenstand und Funktion der Technikwissenschaf-

ten // Aus dem philosophischen Leben der DDR: Informationsbulletin. – Berlin,

1983. – Heft. 3.2. – S. 23-25.

46. Beloserzew W.I. Probleme der Einhait und der Typologie der Wissenschaf-

ten // Gesellschaftswissenschaftliche Probleme der automatischen Produktion: 2.

Wissenschaftliche Kolloquim, 3-4 Marz. – Karl-Marx-Stadt, 1983. – S. 13-17.

47. Белозерцев В.И. Содержание, структура и функции общественного бо-

гатства коммунистической цивилизации //Цивилизация в современном ми-

ре: препринты докл. 6-го Всесоюз. координац. совещ. – М., 1983. – С.1-7.

48. Белозерцев В.И. Социальное познание и техникознание // Некоторые

проблемы соотношения общественной теории и практики. – М., 1984. – С .

26-29.

49. Белозерцев В.И. Сравнительная оценка социально-философского и

психологического подходов к исследованию технического творчества // 4

семинар по проблемам методологии и теории творчества. – Симферополь,

1984. – С.114-116.

50. Белозерцев В.И. Изменение содержания и структуры потребностей и

целостное развитие человека // Проблемы формирования и совершенство-

вания социальных потребностей в условиях развитого социалистического

общества: Препринты докл. конф. – Белгород, 1985. – С.23-25.

51. Белозерцев В. И. Ленинский анализ содержания и структуры принципа

партийности философии // Информационные материалы / AН СССР. Фи-

лос. об-во. – 1985. – №3. – С. 9 .

52. Белозерцев В.И. НТР и духовное производство // Информационные ма-

териалы/ АН СССР. Филос. об-во. – 1985. – №4. – С. 33-38.

53. Белозерцев В.И. Структура и закономерности процесса превращения

науки в непосредственную производительную силу // Наука и общество.

Наука как непосредственная производительная сила : Сб. науч. тр. – Ир-

кутск, 1985. – С.45-54.

54. Белозерцев В.И. Факторы религиозности // За инженерные кадры. –

1985. – 11 сент. – С.2.

55. Белозерцев В.И. Социально-философские проблемы технического

творчества и стратегия созидания нового общества//Научно-технический

  312

прогресс и творчество : 1 Всесоюз. науч.-практ. конф. – М., 1986. – С.208-

209.

56. Beloserzew W.I.Soziale und methodologishe Probleme der Wechselwirkung

von Mensch und Technik unter den Bedingungen der gegenwurtigen Etappe der

wissenschaftlichtechnischen Revolution // Der Beitrag der Wissenschaften zur

automatiesierten bedienarmen Produktion: Vortrage der Konferenz. – Karl-

Marx-Stadt, 1986. – 4.1.2/1-4.1.2/3.

57. Belozercev V.I. Тechniky konzervatizmus а sposobу jеhе prekonavania v

socialistickej spolocnosti // Prednosti rozvinuteho socializmu ргi prekonavani

ekonomickych, socialnych а pravnych barier technickej tvorivej рrасе. – Bratis-

lava, 1986. – S.42-50.

58. Белозерцев В.И. Техническое творчество как единство познавательной

и созидательной деятельности // 5 семинар по проблемам методологии и

теории творчества: Творчество и проблема человека. – Симферополь, 1986.

– С.54-56.

59.Белозерцев В.И. Диалектика развития системы Человек – техника – при-

рода // Общество и природа. Вопросы методологии: Межвуз. науч. сб. –

Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1987. – С.43-52.

60. Белозерцев В.И. Методология исследования науки как социального ин-

ститута // 8 Международ. конгресс по логике, методологии и философии

науки. – М., 1987. – Т.4, ч.2. – С.287-289.

61. Белозерцев В.И. На путях развития техникознания // Применение зако-

нов развития и строения техники в поисковом конструировании : Сб. науч.

тр. – Волгоград, 1987. – С.20-26.

62. Белозерцев В. И. Совершенствование социализма и проблема струк-

турных противоречий // Источники и движущие силы развития социали-

стического общества: Препринты Всесоюз. совещ. по философским и со-

циологическим проблемам науки и техники. – М., 1987. – С.36-40.

63. Белозерцев В.И. Методологичесикие основы формирования субъекта

технического творчества как вида духовного производства // Technicka

tvoriva praca na prechode 21 storociu. – Bratislava, 1988. – 172/88. – С.9-12.

  313

64. Белозерцев В.И., Белозерцева В.И. К вопросу об оптимизации условий

творческой деятельности // Technicka tvoriva рrаса па prechode k 21

storociu.-Bratislava, 1988. – 172/88. – С.24-26.

65. Белозерцев В.И., Метленков Н. Ф., Миронов Г. Ф. Формирование раз-

вивающейся деятельности в процессе профессиональной подготовки //

Совр. высш. шк. – 1988. – №4. – С.123-135.

66. Белозерцев В.И. Комплексное обсуждение проблем творчества // Ин-

формационные материалы / АН СССР. Филос. об-во. – 1989. – №2. – С.23-

31.

67. Белозерцев В.И. Создание нового – сущностная характеристика творче-

ства // 6 семинар по проблемам методологии и теории творчества. – Сим-

ферополь, 1989. – Ч.1. – С.53-55.

68. Белозерцев В.И. Социально-гносеологическая характеристика техники

и типология ее закономерностей // Закономерности техники и их примене-

ние: Сб. резюме 2 Болгаро-советского науч. семинара. – Созопол, 1989. –

С.3.

69. Белозерцев В.И., Белозерцева В.И. Технократическое мьшление и пути

его преодоления // Закономерности техники и их применение: Сб. резюме

2 Болгаро-советского науч. семинара. – Созопол, 1989. – С.14.

70. Белозерцев В. И. Диалектика технологических и социальных револю-

ций // Человек науки и научно-технический прогресс: Межвуз. науч. сб. –

Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1990. – С. 73-82.

71. Белозерцев В. К техническому творчеству зовет «Эвристика»: [О со-

временной ситуации] // Ульян. правда. – 1990. – 25 февр. – С. 2.

72. Белозерцев В.И. Научно-методологические основы создания новой

техники и проблема типологии ее закономерностей // Проблемы формиро-

вания систем машин и техники новых поколений: Специализир. пост.

дейст. семинар. – М. : ВНИИПМ, 1990. – Т. 1, ч. 1. – С.41-54.

73. Белозерцев В.И. О перестройке работы кафедр общественных наук в

свете задач формирования личности как профессионала и гуманиста : про-

ект концепции // За инженерные кадры. – 1990. – 27 июня. – С.2.

74. Белозерцев В.И. О формировании личности инженера как профессио-

нала и гуманиста // Инженерная деятельность: история, методология, со-

  314

циальные проблемы: Материалы научн. практ. конф. – Минск, 1990. – Ч.2.

– С.3-5.

75. Белозерцев В.И. Технический прогресс – ключевое средство преобразо-

вания общества: [О современной ситуации в обществе] // За инженерные

кадры. – 1990. – 28 февр. – С.3.

76. Белозерцев В.И. О методологии критики // Философия марксизма и ее

критики : Материалы конф. – М., 1991. – С . 5-6.

77. Белозерцев В.И. Методологiчнi основи технiчноi творчостi i формуван-

ня екологiчноi свiдомостi // Творчiсть, культура, гуманiзм: 3 мижнар. на-

ук.-практ. конф. – Киiв, 1993. – С.12.

78. Белозерцев В.И. О методологических предпосылках гуманизации под-

готовки специалиста // Нейронные сети и модели: Труды международ. на-

уч.-техн. конф. «Непрерывнологические сети и модели», 23-25 мая. – Уль-

яновск : УлГТУ, 1995. – Т.1. – С.3-6.

79. Белозерцев В.И. Социокультурная модель личности инженера как про-

фессионала-гуманиста // Нейронные сети и модели: Труды международ.

науч.-техн. конф. «Непрерывнологические сети и модели», 23-25 мая. –

Ульяновск: УлГТУ, 1995. – Т.1. – С. 6-8.

80. Белозерцев В.И. Инновационное образование как знамение современ-

ной эпохи // Проблемы высшей шкалы и внебюджетная образовательная

деятельность: Сб. докл. науч.-метод. конф., 1-3 нояб. 1995. – Ульяновск :

УлГТУ, 1996. – Ч.1. – С.17-23.

81. Белозерцев В.И. Как возможна современная философия // Новые идеи в

философии: Межвуз. сб. науч. тр. – Пермь, 1996. – Вып.4. – С.24-27.

82. Белозерцев В.И. Методологические основы инновационного образова-

ния и проектирования //Инновационное проектирование в образовании,

технике и технологии: Межвуз. сб. науч. тр. – Волгоград, 1996. – С.11-17.

83. Белозерцев В.И. Проблемы гуманизации социальных наук и профес-

сиональной подготовки научно-технических специалистов // Вест. Ульян.

гос. техн. ун-та. Юбил. вып. – Ульяновск, 1997. – С.139-146.

84. Белозерцев В.И. Проблемы типологии технологическипх революций,

типов и форм цивилизаций, социокультурного статуса современной фило-

  315

софии // Философия и цивилизация : Материалы Всерос. конф., 30-31 окт. –

СПб., 1997. – С. 141-144.

85. Белозерцев В.И. Проблемы профессиональной этики // Вестн. Ульян.

гос. техн. ун-та. Сер. : Гуманит. науки и экология. – 1998. – №3. – С.18-22.

86. Белозерцев В. И. Социально-философский анализ природы, места и ро-

ли типов детерминации развития техники и технического творчества // Ак-

туальные проблемы социальной философии. – М., 1998. – С.69-70.

87. Белозерцев В.И. Об экологической стратегии и тактике //Экология и

человечество на пороге XXI века. Проблемы охраны окружающей стреды

и здоровья человека : Материалы 2-й Международ. открытой сессии

«Modus Academicus», 19-21 нояб. 1998. – Ульяновск, 1999. – С. 25-26.

88. Белозерцев В.И. Об этике научно-технической деятельности // Люби-

щевские чтения – 1999: Сб. докл. – Ульяновск : УлГПУ, 1999. – С.157-159.

89. Белозерцев В.И. Проблема личности и социокультурного статуса фи-

лософа // Вестн. Ульян. гос. техн. ун-та. Сер. : Гуманит. науки и экология.-

1999. – № 4. – С .8–12.

90. Белозерцев В.И. Проблемы стратегии перехода от техногенной циви-

лизации к цивилизации антропогенного типа // Техническая реальность в

ХХI веке: Ценологические исследования. – М., 1999. – Вып. 8. – С.54-65.

91. Белозерцев В.И. Мысли о современной философии // Рациональность и

ее метаморфозы : Сб. науч. тр. – Ульяновск: УЛГТУ, 2000. – С.6-10.

92. Белозерцев В.И. Нужен ли технарию экзамен по философии? // Научно-

технический калейдоскоп. Сер. : Приборостроение, радиотехника и ин-

форм. технологии. – 2000. – №1. – С.4-8.

ТЕЗИСЫ ДОКЛАДОВ

1. Белозерцев В.И. О методологических основах типологии технологиче-

ских революций //Научно-техническая революция и строительство комму-

низма: Тез. докл. межвуз. науч. конф., 21-23 окт. – Л., 1969. – С.33-35.

2. Белозерцев В.И. Проблемы взаимодействия технических и обществен-

ных наук // Тез. докл. 8-й науч.-техн. конф. – Ульяновск: УлПИ, 1972. –

С.4-7.

  316

3. Белозерцев В.И. Реальный гуманизм и целостное развитие личности //

Комплексное изучение человека и формирование всесторонне развитой

личности: Тез. докл. Всесоюз. науч. конф. – М., 1975. – Вып.1, ч.1.- С.142-

148.

4. Белозерцев В.И. Техническое творчество как вид духовного производст-

ва // Методы решения конструкторско-изобретательских задач : Тез. докл.,

20-21 сент. – Рига, 1977. – С. 3-4.

5. Белозерцев В.И. О структуре субъекта технического творчества

//Методы решения конструкторского-изобретательских задач : Тез. докл.,

15-16 нояб. – Рига, 1978. – С.5-7.

6. Белозерцев В.И. Диалектика критериев новой техники // Методологиче-

ские проблемы технического творчества: Тез. докл., 13-14 дек. – Рига,

1979. – С.10-12.

7. Белозерцев В.И. Соотношение гносеологического и социального в тех-

ническом творчестве // Автоматизация поискового конструирования: Тез.

докл. 2-й Всесоюз. конф., 2-5сент. – Новочеркасск, 1980. – С.225-226.

8. Белозерцев В.И. Методологические проблемы развития субъекта техни-

ческого творчества в условиях зрелого социализма // Развитие научного и

технического творчества трудящихся: Тез. докл. Всесоюз. науч.-практ.

конф., Ташкент, 25-27 окт. – М., 1983. – Ч.3. – С. 55-57.

9. Белозерцев В.И. О модели личности советского инженера в условиях

НТР // Автоматизация поискового конструирования и подготовка инже-

нерных кадров: Тез. докл. 3-й Всесоюз. конф. – Иваново, 1983. – С.97-98.

10. Белозерцев В.И. Структура и закономерности процесса превращения

науки в непосредственную производительную силу //Наука и общество:

Тез. докл. Всесоюз. конф., 4-6 окт. – Иркутск, 1983. – С.15-16.

11. Белозерцев В.И. Техническая эвристика и общая теория технического

творчества // Методологические проблемы творчества. Ч.1. Философские и

психологические проблемы технического творчества: Тез. докл. науч.-

теор. конф., 8-9 дек. – Рига, 1983. – С.6-9.

12. Beloserzev V.I. Uber methodologische Grundlagen des Aufиaus еines Mo-

dells der Personlichkeit des auf dem Gebiet der Technik tatigen Spezialisten //

  317

Wissenschaftliche Konferenz "Automatisierung - Technikwissenschaft - Person-

lichkeit". – Karl-Мarx-Stadt. – S.18-24.

13. Белозерцев В.И. Анализ содержания и структуры нового в техническом

творчестве // Проблемы творчества: Категории эвристики: Тез. 7-й науч.-

теор. конф. – Рига, 1985. – С.99-101.

14. Белозерцев В.И. Методологические и социальные проблемы научно-

технического прогресса // Социально-экономические проблемы научно-

технического прогресса: Тез. докл. обл. науч.-практ. конф. – Ульяновск,

1985. – С. 3-4.

15. Белозерцев В.И. Методологические проблемы управления качеством

новой техники // Социально-экономические проблемы научно-

технического прогресса: Тез. докл. обл. науч.-практ. конф. – Ульяновск,

1986. – С.8-10.

16. Белозерцев В.И. Техническое творчество и технический консерватизм

// Пути повышения эффективности инженерного труда: Тез. докл. Всесоюз.

конф. – Воронеж, 1986. – С.107-109.

17. Белозерцев В.И. Методологические основы подготовки инженеров но-

вого типа //Автоматизация поискового конструирования и подготовка ин-

женерных кадров: Тез. докл. 4-й Всесоюз. науч. конф., 8-10 сент. – Волго-

град, 1987. – Т.2. – С.41-42.

18. Белозерцев В.И. Методологические проблемы повышения эффективно-

сти создания и применения новой техники //Социально-экономические

проблемы научно-технического прогресса: Тез. докл. обл. науч.-практ.

конф. – Ульяновск, 1987. – С.41-43.

19. Белозерцев В.И. Обеспечение мировоззренческой и методологической

направленности преподавания конкретных наук в техническом вузе

//Проблемы повышения качества преподавания в техническом вузе: Тез.

докл. науч.-метод. конф. – Ульяновск : УлПИ, 1987. – С.5-6.

20. Белозерцев В.И. Проблемы развития технического творчества как вида

духовного производства //Проблемы развития научного и технического

творчества трудящихся: Тез. докл. Всесоюз. науч.-практ. конф., Тбилиси,

30 сент.-2 окт. – М., 1987. – Ч.1. – С. 78-80.

  318

21. Белозерцев В.И. Социальный статус инженера – фактор интенсифика-

ции технического творчества / /Проблемы интенсификации научно-

технического творчества: Тез. докл. – Уфа, 1987. – С.53-55.

22. Белозерцев В. И. Методология исследования духовного производства //

Молодежь и творчество: социально-философские проблемы: Тез. докл. 8-х

Всесоюз. философ. чтений молодых ученых. – М., 1988. – Ч. 1. – С. 15-17.

23. Белозерцев В.И. Научная организация технического творчества и фор-

мирование экологического сознания // Учение В.И. Вернадского о ноосфе-

ре и глобальные проблемы современности: Тез. докл. Всесоюз. конф., по-

свящ. 125-летию со дня рождения В.И. Вернадского. – М., 1988. – Ч.1. –

С.186-188.

24. Белозерцев В.И. На путях гуманитаризации технического образования

и гуманизации профессиональной подготовки инженеров // Гуманитариза-

ция технического образования и гуманизация профессиональной подго-

товки инженеров: Тез. докл. науч.-метод. конф. – Ульяновск : УлПИ, 1989.

– С. 3-8.

25. Белозерцев В.И. Методологическая подготовка как фактор формирова-

ния личности инженера нового типа // Формирование личности инженера

нового типа в условиях перестройки: Тез. 23-й науч.-техн. конф. Разд.3. –

Ульяновск, 1989. – С.3-9.

26. Белозерцев В.И. Технократическое мышление и пути его преодоления

// Идеологизация науки и истина: Тез. докл. респ. науч.-техн. конф. – Ка-

зань, 1989. – С.82-85.

27. Белозерцев В.И. Личность инженера как субъекта технического твор-

чества //Автоматизация поискового конструирования – теория и методы

технического творчества: Тез. докл. 5-й Всесоюз. конф., 4-6 сент. – Ижевск,

1990. – С.67-68.

28. Белозерцев В.И. Научно-методологические основы создания новой

техники и проблема типологии ее закономерностей //Проблемы формиро-

вания систем машин и техники новых поколений: Тез. докл. специализир.

пост. действ. семинара, 14-15 февр. – М. : ВНИИПМ, 1990. – С.4-5.

29. Белозерцев В.И. Общественное производство: содержание, структура,

функции и перспективы //Социально-философские и методологические

  319

проблемы развития духовного производства: Тез. докл. респ. науч. конф.,

3-5 окт. – Ульяновск: УлПИ, 1990. – Ч.1. – С.3-5.

30. Белозерцев В.И. Содержание и структура процесса гуманизации обще-

ственных наук: постановка проблем и методология их решения // Пробле-

мы гуманизации общественных наук: Тез. докл. 24-й науч.-техн. конф. –

Ульяновск : УлПИ, 1990. – С.3-8.

31. Белозерцев В. И. Философско-методологические основы исторического

подхода к инженерному творчеству // Историзм и творчество: Сб. тез.

докл– - М., 1990. – Ч.2. – С.247-250.

32. Белозерцев В.И. Анализ системы «человек–техника» – методологиче-

ская основа разработки новой техники / / Проблемы формировании систем

машин и техники новых поколений : Тез . докл. специалиазир. семинара,

17-19 апр. – М. : ВНИИПМ, 1991. – С. 22-24.

33. Белозерцев В.И. Гуманистический потенциал материалистической диа-

лектики // Проблемы гуманизации философии и наук об обществе : Тез.

докл. 26 науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлПИ, 1992. – С. 3-19.

34. Белозерцев В.И. Содержание, структура и функции социально-

гуманитарной подготовки инженеров // Проблемы гуманитаризации выс-

шего технического образования: Докл. и тез. Всерос. науч.-практ. конф.,

23-24 янв. – Уфа, 1992. – С. 34-36.

35. Белозерцев В.И. Методология исследования процесса гуманизации

технического творчества как вида духовного производства // Проблемы

гманизации образования в негуманитарных вузах: Тез. докл. межвуз. науч.-

метод. конф. – Ульяновск : УлПИ, 1993. – С.43-45.

36. Белозерцев В.И. О методологии критики, средствах и методах ведения

дискуссий //Тез. докл. науч.-метод. конф., окт. – Ульяновск : УлПИ, 1993. –

Ч.1. – С. 8-9 .

37. Белозерцев В.И. Техногенная цивилизация и ее кризис // Проблемы

формирования личности инженера как профессионала-гуманиста: Фило-

софско-методологический аспект: Тез. докл. респ. науч. конф., 23-24 сент.

– Ульяновск УлПИ, 1993. – Ч.1. – С.3-7.

38. Белозерцев В.И. Философия техники как философия Человека: пробле-

мы гуманизации развития техники, жизнедеятельности человека и общест-

  320

ва) // Проблемы гуманизации социальных наук: теория и практика: Тез.

докл. 27-й науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлПИ, 1993. – С.3-11.

39. Белозерцев В. И. Критика в структуре духовно-практической деятель-

ности человека и общества //Проблемы гуманизации духовно-

практической деятельности человека: Тез. докл. 28-й науч.-техн. конф. –

Ульяновск : УлГТУ, 1994. – С. 3-25.

40. Белозерцев В.И. Качество новой техники и жизнедеятельность челове-

ка //Распознавание образов и анализ изображений: Новые информацион-

ные технологии: Тез. докл. 1-й Всерос. конф. с участием стран СНГ, 28

авг.-1 сент. – Ульяновск : УлГТУ, 1995. – Ч.4. – С.29--32.

41. Белозерцев В.И. О методологических предпосылках инновационного

проектирования // Иннонационное проектирование в образовании, технике

и технологии: Тез. докл. международ. науч.-метод. конф., 11-14 сент. –

Волгоград, 1995. – С.6-8.

42. Белозерцев В.И. Об условиях повышения эффективности научно-

педагогической деятельности как формы социального творчества // Твор-

ческий потенциал научной и вузовской интеллигенции: проблемы развития

и трудности использования: Тез. докл. международ. симп. – Уфа, 1995. – С.

7-10.

43. Белозерцев В.И. Природа и роль «идеологического» в духовно-

практической жизни человека и общества: проблемы и суждения // Идео-

логия как феномен духовной жизни человека и общества: Тез. докл. 29-й

науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1995. – С.3-19.

44. Белозерцев В.И. Методологические основы становления социальной

экологии как интегративной науки // Культура, нравственность и экономи-

ка: Тез.1-й Всерос. конф., 18-20 сент. 1995. – Ульяновск : УлГТУ, 1996. –

С.38 - 41.

45. Белозерцев В.И. Проблема «материального» и «духовного» в различ-

ных типах мировоззрения // Литература и культура в контексте христиан-

ства : Тез. докл. Всерос. науч. конф., 18-20 окт. – Ульяновск : УлГТУ, 1996.

– Ч.2. – С.23-25.

46. Белозерцев В.И. Проблемы методологии инновационного проектирова-

ния // Проблемы промышленных электромеханических систем и перспек-

  321

тивы их развития: Тез. докл. науч. техн. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1996.

– Ч.1. – С.4-7.

47. Белозерцев В.И. Профессиональная культура философа как фактор

формирования гуманитарной среды технического образования // Пробле-

мы формирования гуманитарной среды образования : Тез. докл. респ.

конф., 24-26 сент. – Ульяновск : УлГТУ, 1996. – С. 12-15.

48. Белозерцев В. И. Роль философии в становлении культуры профессио-

нала // Культура, профессиональная культура и проблемы образования:

Тез. докл. 31-й науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1996. – С.53-57.

49. Белозерцев В.И. Философия и проблема социокультурного статуса

профессионала-гуманиста // Культура, профессиональная культура и про-

блемы образования: Тез. докл. 31-й науч.-техн. конф. – Ульяновск: УлГТУ,

1996. – С.4-10.

50. Верков Д.А., Белозерцев В.И. К вопросу о свободе как способе жизне-

деятельности человека // Тез. докл. внутривуз. студ. науч.-техн. конф., апр.

– Ульяновск : УлГТУ, 1996. – С. 9-10.

51. Тартас В.Д., Белозерцев В.И. О деятельностной сущности человека //

Тез. докл. студ. науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1996. – С. 8-9.

52. Белозерцев В. И. В поисках решения проблемы человека // Человек в

современной культуре: Тез. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1997. – С. 4-11 .

53. Белозерцев В.И. Идеология и организация образовательного процесса //

Проблемы высшей школы в условиях рыночных отношений: Тез. докл. на-

уч.-метод. конф., 1996. – Ульяновск, 1997. – С.8-12.

54. Белозерцев В.И. Методологические аспекты анализа природы статуса

религии в духовно-практической жизни // Проблемы сознании и самосоз-

нания человека в техногенной цивилизации: Тез. докл. 32-й науч.-техн.

конф. – Ульяновск : УлГТУ 1997. – С.38-46.

55. Белозерцев В.И. Методологические проблемы развития науки и приме-

нение ее достижений //Новые методы, средства и технологии в науке, про-

мышленности и экономике: Тез. докл. науч.-практ. конф., 10-11 дек. – Уль-

яновск : УлГТУ, 1997. – Ч.1. – С. 3-5.

56. Белозерцев В.И. Основы развития и статус наукоемких технологий в

условиях кризиса техногенной цивилизации // Наукоемкие технологии то-

  322

варов народного потребления: Тез. докл. научн.-практ. конф., 18-21 февр. –

Ульяновск : УлГТУ, 1997. – С. 6-7.

57. Белозерцев В.И. Природа и социокультурный статус философии науки

и философии техники // Человек – Философия – Гуманизм: Тез. докл. Пер-

вого Рос. филос. конгресса, 4-7 июня. – СПб., 1997. – С.62-64.

58. Белозерцев В.И. Природа техническсого творчества и проблема лично-

сти инженера как субъекта цивилизации антропогенного типа // Творчест-

во и развитие образовательных систем: Тез.докл. – Уфа, 1997. – С.20-24.

59. Белозерцев В.И. Проблемы развития системы «наука – производство» //

Наука – производству: Конверсия сегодня : Тез. докл. науч.-практ. конф.,

12-15 мая. – Ульяновск : УлГТУ, 1997. – С.20-23.

60. Белозерцев В.И. Проблемы типологии цивилизаций и социо-

культурного статуса информационной техники// Интерактивные системы:

Проблемы человеко-компьютерного взаимодействия: Тез. докл. 2-й Меж-

дунар. науч.-техн. конф., 15-17 сент. – Ульяновск : УлГТУ, 1997. – Ч.2. –

С.71-73.

61. Дронина С.Р., Белозерцев В. И. Природа технического творчества и

проблемы его субъекта // Тез. докл. внутривуз. студ. науч.-техн. конф. –

Ульяновск : УлГТУ, 1997. – С.10-12.

62. Белозерцев В.И. Научно- и организационно-методические вопросы

реализации магистерской программы по курсу «Философия науки и техни-

ки» // Проблемы реализации многоуровневой системы образования: Тез.

докл. науч.-метод. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1998. – С. 61-63.

63. Белозерцев В.И. Факторы формирования культуры студентов // Про-

блемы формирования и развития культурной среды и внеучебная воспита-

тельная работа: Тез. докл. науч.-метод. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1998. –

С. 6-7.

64. Белозерцев В.И. Философско-методологические аспекты проблемы Че-

ловека в условиях кризиса техногенной цивилизации и становления циви-

лизации антропогенного типа // Человек в контексте выбора путей цивили-

зованного развития : Тез. докл. 32-й науч.-техн. конф., 29-31 янв. – Улья-

новск : УлГТУ, 1998. – С. 4-7.

  323

65. Белозерцев В.И. Методолгические основы повышения эффективности

и качества творчества // Миссия творчества в развитии общества: Тез.

докл. Международ. науч.-практ. семинара. – Курск, 1999. – С.17-20.

66. Белозерцев В.И. «Мир философии» и «философия в мире» // Филосо-

фия в современном мире: Состояние и перспективы: Тез. докл. Всерос.

конф.,21-23 апр. – Ульяновск : УлГТУ, 1999. – Ч.1. – С.4-9.

67. Белозерцев В.И. Проблемы типа и образа человека // Теоретические и

методологические проблемы философской антропологии: Тез. докл. 33-й

науч.-техн. конф. – Ульяновск : УлГТУ, 1999. – С.4-7.

68. Белозерцев В.И., Ромазанова Е.Ш. Стратегия инновационного образо-

вания // Философия в современном мире: Состояние и перспективы: Тез.

докл. Всерос. конф., 21-23 апр. – Ульяновск : УлГТУ, 1999. – Ч.2. – С.100-

104.

69. Белозерцев В.И. Материалистическая диалектика как философия раз-

вития // Актуальные вопросы диалектики: Историко-философские аспекты:

Тез. 13-й ежегодн. научн.-практ. конф., 31 янв. - 1 февр. – М., 2000. – С. 69-

71.

УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИЕ РАБОТЫ

1. Планы семинарских занятий и методические указания по диалектиче-

скому и историческому материализму на 1976-1977 учебный год / Редкол.:

В.И. Белозерцев, Г.Ф. Миронов, Л.Н. Никитин. – Ульяновск : УлПИ, 1977.

– 86 с.

2. Методические указания и рекомендации по диалектическому и истори-

ческому материализму для студентов технического вуза // Редкол.: В.И.

Белозерцев, М.П. Волков, Г.Ф. Миронов. – Ульяновск : УлПИ, 1981. – Ч.1.

– 101 с.

3. Методические указания и рекомендации по диалектическому и истори-

ческому материализму для студентов технического вуза // Редкол.: В.И.

Белозерцев, М.П. Волков, Г.Ф. Миронов. – Ульяновск : УлПИ, 1981. – Ч.2.

– 73 с.

  324

4. Вопросы повышения эффективности преподавания и изучения филосо-

фии в техническом вузе : метод. указании и рекомендации / Редкол.: В. И.

Белозерцев, М.П. Волков, Г.Ф. Миронов. – Ульяновск : УлПИ, 1983. – 50 с.

5. Взаимодействие философии и конкретных наук в процессе подготовки

инженерных кадров: Метод. рекомендации / Сост.: В. И. Белозерцев, М.П.

Волков, Н.Б. Миронова, Т.Ю. Фомина; под ред. В.И. Белозерцева. – Улья-

новск : УлПИ, 1987. – 100 с.

6. Философско-методологические проблемы технического творчества:

Учеб.-метод. пособие / Сост. В.И. Белозерцев. – М. : ВНИИПИ, 1987. – 86

с.

7. Методические указания и рекомендации по диалектическому материа-

лизму для студентов технического вуза / под ред. В. И. Белозерцева. – Уль-

яновск : УлПИ, 1988. – 60 с.

8. Планы семинарских занятий по марксистско-ленинской философии для

аспирантов и соискателей нефилософских специальностей / Сост.: В.И. Бе-

лозерцев, Т.Н. Брысина, Т.Ю. Фомина, М.П. Волков, Н.Б. Миронова; ред.

В.И. Белозерцев. – Ульяновск : УлПИ, 1988. – 32 с.

9. Тематический план лекций по марксистско-ленинской философии для

студентов технического вуза / Сост.: В.И. Белозерцев, Т.Н. Брысина, Т.Ю.

Фомина, М.П. Волков, Н.Б. Миронова; ред. В.И. Белозерцев. – Ульяновск:

УлПИ, 1988. – 32 с.

10. Методические указания и рекомендации по историческому материа-

лизму для студентов технического вуза // под ред. В. И. Белозерцева. –

Ульяновск : УлПИ, 1988. – 32 с.

11. Подготовка к написанию рефератов по философии студентам техниче-

ского вуза: Метод. указания/ Сост.: В.И. Белозерцев, Т.Н. Брысина, М.П.

Волков и др.; под ред. М.П. Волкова. – Ульяновск : УлПИ, 1989. – 48 с.

12. Белозерцев В.И. К сведению студентов: [О чтении спецкурсов] // За

инженерные кадры. – 1990. – 14 февр. – С.4.

13. Методические указания и рекомендации к семинарским занятиям по

философии для студентов технического вуза // Сост.: В.И. Белозерцев,

М.П. Волков, Г.Ф. Миронов и др. – Ульяновск : УлПИ, 1991. – 96 с.

  325

14. Методические материалы по курсу философии для студентов техниче-

ского вуза / под ред. В.И. Белозерцева, М.П. Волкова. – Ульяновск: УлПИ,

1992. – 36 с.

15. Учебный бюллетень Ульяновского политехнического института / [В.И.

Белозерцев и др.]; Сост. С.Я. Королев. – Ульяновск, 1992. – 370 с.

16. Методические материалы по спецкурсам кафедры философии / под ред.

В.И. Белозерцева, В.А. Михайлова. – Ульяновск: УлГТУ, 1994. – 143 с.

17. Рабочая программа по курсу философии для аспирантов и соискателей

/ под ред. В.И. Белозерцева, М.П. Волкова. – Ульяновск : УлГТУ, 1994. – 20

с.

18. Организационно-методические вопросы изучения философии / В.И.

Белозерцев, Т.Н. Брысина, М.П. Волков и др.; под ред. Т.Н. Брысиной,

Г.Ф. Миронова. – Ульяновск : УлГТУ, 1996. – 24 с.

19. Методические указания и рекомендации к семинарским занятиям по

философии для студентов технического вуза: В 2 ч. / Сост.: Т.Н. Брысина,

В.И. Белозерцев, М.П. Волков и др. – Ульяновск : УлГТУ, 1997. – Ч.1,2.

20. Программы магистерской подготовки по курсам «Фмлософия науки и

техники» и «Методология научного творчества» / Сост. В.И. Белозерцев,

М.П. Волков, Г.Ф. Миронов, А.Н. Чекин. – Ульяновск : УлГТУ, 1997. – 56

с.

21. Философия: программа, планы семинарских занятий, тематика рефера-

тов, список контрольных вопросов для аспирантов и соискателей нефило-

софских специальностей / Сост. В.И. Белозерцев, Т.Н. Брысина, М.П. Вол-

ков, Г.Ф. Миронов. – Ульяновск : УлГТУ, 1998. – 48 с.

МИКРОФИШИ

1. Белозерцев В.И. Социально-гносеологическая характеристика техники и

типология ее закономерностей // Второй Болгаро-советский научный се-

минар: Микрофиша. – София, 1989.

2. Белозерцев В.И. Технократическое мышление и пути его преодоления //

Второй Болгаро-советский научный семинар: Микрофиша. – София, 1989.

  326

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Белозерцев Владимир Ильич – доктор философских наук, профессор, заве-

дующий кафедрой «Философия» УлПИ/УлГТУ (1970 – 1995)

Бажанов Валентин Александрович – заслуженный деятель науки РФ, док-

тор философских наук, профессор, действительный член Academie

Internationale de Philosophie des Sciences (www.lesacademies.org), зав. ка-

федрой «Философия, социология и политология» Ульяновского государст-

венного университета

Балаклеец Наталья Александровна – кандидат философских наук, доцент

кафедры «Философия» Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Брысина Татьяна Николаевна – доктор философских наук, профессор ка-

федры «Философия» Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Величко Лиана Михайловна – кандидат философских наук, доцент, Юго-

западный государственный университет (г. Курск), кафедра «Философия и

социология»

Волков Михаил Павлович – доктор философских наук, профессор, зав. ка-

федрой «Философия», декан гуманитарного факультета Ульяновского го-

сударственного технического университета

Волохова Наталья Владимировна – кандидат философских наук, доцент,

Юго-западный государственный университет (г. Курск), кафедра «Фило-

софия и социология»

Гильмутдинова Нина Амировна – кандидат философских наук, доцент ка-

федры «Философия» Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Данилов Виктор Александрович – участник Ульяновского клуба «Ноосфе-

ра»

Дедюлина Марина Анатольевна – доцент кафедры «Философия», Южный

федеральный университет (г. Таганрог)

  327

Дик Петр Францевич – кандидат философских наук, доцент, профессор

кафедры социально-гуманитарных дисциплин, Костанайский инженерно-

экономический университет, г. Костанай, Казахстан

Дряхлов Николай Иванович – заслуженный деятель науки РФ, заслужен-

ный профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор философских наук,

профессор факультета психологии МГУ, содиректор международного рос-

сийско-японского Центра сравнительных исследований корпоративной

культуры и социального доверия в странах Востока, Запада и России.

Егоров Юрий Николаевич – доктор экономических наук, профессор Мос-

ковского государственного университета приборостроения и информатики

Дырдин Александр Александрович – доктор филологических наук, про-

фессор, зав. кафедрой «Филология, издательское дело и редактирование»

Ульяновского государственного технического университета

Ипполитов Георгий Михайлович – доктор исторических наук, профессор

кафедры «Философия», Поволжский государственный университет теле-

коммуникаций и информатики (г. Самара)

Каримова Зинаида Михайловна – главный редактор идательства «Знание»

в 1993-2001 гг., однокурсница Белозерцева В.И.

Марковцева Ольга Юрьевна – доктор философских наук, профессор ка-

федры «Философия» Ульяновского государственного педагогического

университета им. И.Н. Ульянова

Петров Вадим Петрович – доктор философских наук, профессор, заве-

дующий кафедрой «Философия и политология», Нижегородского государ-

ственного архитектурно-строительного университета

Перевалова Эмилия Николаевна – кандидат философских наук, доцент ка-

федры «Философия и история» Ульяновской государственной сельско-

хозяйственной академии им. П.А.Столыпина

Попов Виктор Владимирович – кандидат социологических наук, МГУ им.

М.В. Ломоносова

Романенкова Олеся Валерьевна – зав.кабинетом кафедры «Философия»,

аспирант, Поволжский государственный университет телекоммуникаций и

информатики (г.Самара)

  328

Ташлинская Елена Шамильевна – кандидат философских наук, доцент ка-

федры «Философия» Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Тихонов Александр Александрович – доктор философских наук, профес-

сор, зав. кафедрой «Философия», Ульяновский государственный педагоги-

ческий университет им. И.Н.Ульянова

Фаритов Вячеслав Тависович – кандидат философских наук, доцент ка-

федры «Философия» Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Федорова Юлия Юрьевна – кандидат философских наук, доцент кафедры

«Философия, социология и политология» Ульяновского государственного

университета

Молодые исследователи

Алиева Венера Фатиховна – студентка факультета информационных сис-

тем и технологий Ульяновского государственного технического универси-

тета

Барт Анастасия Дмитриевна – студентка факультета информационных сис-

тем и технологий Ульяновского государственного технического универси-

тета

Бодрякова Анастатсия Владимировна – студентка строительного факуль-

тета Ульяновского государственного технического университета

Дулова Маргарита Владимировна – студентка факультета информацион-

ных систем и технологий Ульяновского государственного технического

университета

Емелеева Лилия Фаридовна – аспирантка кафедры «Философия» Ульянов-

ского государственного технического университета

Кильянова Ирина Юрьевна – студентка гуманитарного факультета Улья-

новского государственного технического университета

Молотов Роман Сергеевич – студент факультета информационных систем

и технологий Ульяновского государственного технического университета

Сазонов Денис Игоревич – студент факультета информационных систем и

технологий Ульяновского государственного технического университета

  329

Тимошин Александр Сергеевич – аспирант кафедры «Философия» Улья-

новского государственного технического университета

Федорова Ксения Андреевна – студентка факультета информационных

систем и технологий Ульяновского государственного технического уни-

верситета

Чечебейкина Екатерина Николаевна – студентка Самарского государст-

венного технического университета

  330

Научное издание

IN MEMORIAM:

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ БЕЛОЗЕРЦЕВ

Сборник памяти Белозерцева В.И.

Редакторы: М.П. Волков

Е.Ш. Ташлинская

Технический редактор Н.А. Евдокимова

ЛР 020460 от 22.10.97.

Подписано в печать 15.09.2015. Формат 60х84/16.

Усл.печ.л. 20,70. Тираж 100 экз. Заказ 808.

Ульяновский государственный технический университет

432027, Ульяновск, Северный Венец, 32.

ИПК «Венец» УлГТУ. 432027, Ульяновск, Северный Венец, 32.